Молодые удалились в опочивальню задолго до того, как гости начали расходиться. Роман был столь же несведущ в делах любовных, как и его молодая жена, а потому оба они премного стеснялись, и телесная близость далась им нелегко.

Заснул Роман уже под утро, когда раздающиеся снизу, из трапезной, крики стали тише, а пасмурное серое осеннее небо начало светлеть на востоке. Сон был тяжел – Роман словно упал в глубокий колодец, в котором не было ни звуков, ни красок. Но через некоторое время молодая жена пробудилась от жуткого крика супруга. Роман кричал во сне.

– Проснись, проснись, милый! – запричитала Ксения и начала трясти Романа за руку.

Тот очнулся и рывком сел на постели.

– Что? Что случилось?

– Дурной сон приснился тебе, супруг мой, – ответила Ксения и, подняв тонкую руку, неуверенно погладила Романа по щеке.

– Да, помню... Только не сон это был... – простонал Роман.

– Как так не сон? – удивилась Ксения.

– Бывают сны, когда ты точно знаешь, что ничего этого нет, что все лишь морок дремотный, и ты, проснувшись, вскоре все позабудешь. То, что привиделось мне нынче – как будто наяву случилось, до сих пор забыть не могу!

– Что же привиделось тебе?

– Страшный это был сон и странный. Будто стою я посреди огромного поля. А на поле том только что была кровавая битва, и земля вся полита кровью, и в воздухе стоит жуткий запах смерти. Все вокруг усеяно мертвыми телами. И будто иду я по этому полю и вижу перед собой человека, склонившегося над мертвецом. А на пальце мертвеца перстень, красным огнем горящий. Человек тот снял с мертвой руки перстень и надел себе на палец, и тут же загрохотал гром в сумрачном небе, и алая вспышка пронзила мой мозг. Ослеп я на мгновение, а когда зрение вернулось, увидел, что человека рядом с мертвецом уже нет – он прочь уходит. Повернулся и я и побрел дальше, только когда проходил мимо мертвеца, тот вдруг открыл застывшие, остекленевшие уже очи и схватил меня за одежду закостеневшей рукой. Начал я кричать что есть силы и на том проснулся.

– Ничего, – успокаивала супруга Ксения, продолжая ласково его оглаживать. – Все пройдет, и дурной сон твой забудется. Ты вот что – посмотри в окно. Говорят, что это верное средство для того, чтобы дурные сны забывались.

– Боюсь я, что ввек его не забуду, – прошептал Роман. – И вечное напоминание о нем – вот это кольцо. – Роман протянул к Ксении руку, на которой рядом с обручальным кольцом темнел древний перстень. – Ведь именно его в моем сне снимал с руки мертвеца воин. И сдается мне, что воин этот – пращур мой далекий, о котором память в семье нашей до сих пор сохранилась.

– Откуда этот перстень у тебя? – преодолевая накативший страх, спросила Ксения.

– Издавна эта вещица в нашей семье. Переходит от отца к сыну из поколения в поколение. Снял его тысяцкий с руки Федора, когда тот тонул...

– Так вы с Федором сродственники были, что ли? – удивилась Ксения.

– Были... – И тут Романа внезапно осенила доселе никогда не приходившая в голову мысль: «Зачем понадобился Сергию дешевый перстенек? Почему он так стремился заполучить его? Ведь никто о его силе, окромя Федора, да самого Романа не знал, и никому, кроме потомков старого варяга, не принесет он счастья. А это может значить только одно – Сергий тоже из их семейства, только никто о том не ведал, не догадывался».

Бывший же тысяцкий Сергий исчез бесследно. Ни в Новгороде, ни во Пскове его не видели. Скорее всего, хоронился он по деревням, стараясь не попасться на глаза никому из гридней князя Александра, люто его ненавидящих. Теперь, однако, знал Роман, что встретится еще он с Сергием, обязательно встретится. Если уж пронюхал он про заговоренный перстень, пошел ради него на предательство и смертоубийство – теперь ни перед чем не отступится!

А значит, появился у Романа безжалостный враг, который успокоится лишь тогда, когда будет древний перстень мерцать кровавым огнем на его руке, либо когда окажется он сам в сырой земле.

Жизнь шла своим чередом. После того как Роман женился, князь Александр, посчитав, что Роман уже достаточно возмужал и ума поднабрался в должной мере, сделал его своим доверенным лицом. Так бывший отрок занял место верного Федора.

Счастье поселилось в доме Романа. Жена его любимая была добра и ласкова, княжья служба легка да выгодна. Женины родители, всю свою жизнь дочь единственную холившие и лелеявшие, не оставляли молодых своими заботами. Видя же, что молодой супруг обходится с Ксенией хорошо, они удвоили свои усилия, так что Роман уже и не знал, куда деваться ему от такой заботы.

Просторный их терем не уступал по богатству убранства княжьим хоромам. Было в нем полно иноземных дорогих вещей, а стол всегда ломился от изобилия яств.

Как-то погожим январским утром, отводя смущенный взор, призналась Ксения супругу своему, что ждет дитя, которое родиться должно следующею осенью.

Роман принял известие это без радости и без печали. По сути говоря, он просто не знал, как к тому отнестись, поскольку сам еще недавно вышел из детских лет и к отцовству готов не был совершенно.

Но время шло, и Роман привык к этим мыслям, решив, что все равно ничего изменить нельзя. Он затаился в молчаливом ожидании, в голову без конца лезли дотошные жуткие мысли о том, что Ксения может умереть в родах и оставить его одного на всем белом свете. Оставались, правда, у него еще сестра и брат, но были они так далеко, и так была мала надежда у Романа на то, что свидится он с ними когда-нибудь еще, что он вовсе на то не надеялся.

Сама Ксения была спокойна и, видя состояние своего супруга, как могла пыталась успокоить его. Но Роман не хотел слушать ее слов и замыкался в себе, становясь похожим на волчонка, которому в самый раз выть на луну.

Однажды решающий день настал, и Ксения на удивление легко разрешилась здоровой девочкой, которую несколькими днями позже крестили и нарекли Дарьей в честь матери Романа. Крестным девочки стал Феофан, который сразу же привязался к девчушке более, чем к родной, и души в ней не чаял. Он часто приходил в гости к Роману, дабы навестить крестницу, и каждый раз приносил с собой какой-нибудь гостинец – забавную игрушку, или дивную заморскую вещицу, или сласти на зубок.