Ярун с силой опустил мою руку и тут же вытолкнул меня за дверь. Она закрылась за нами, и я услышала, как захихикал Хакви.

— Я отнесу «станнеры» на место и запру их, — сказал мой напарник. — Это был ребяческий план.

Он медленно зашагал по коридору; на каждом шагу «станнеры» постукивали его по бедру. Привалившись к переборке, я пыталась не думать о том, с каким наслаждением вмазала бы кулаком по чьей-то физиономии.

Адмирал Чи высунул из двери лазарета голову. Он все еще был без брюк, в одних лишь голубых спортивных трусах.

— Ты охранник? — спросил он.

— Нет.

Он выскользнул в коридор — наверное, люди по-прежнему находились в кабинете Вересиана, предоставив адмирала себе самому.

— Они думали, я не уйду, — с огромным удовлетворением заявил Чи. — Они думали, что если заберут мои брюки, это остановит меня, — он пренебрежительно фыркнул в сторону лазарета. — Ничего не вышло, так ведь? Знаешь, почему? Потому что я адмирал, и люди гораздо больше смущаются, видя мои голые телеса, чем я, демонстрируя их. Смотри.

Он повернулся и приспустил трусы, демонстрируя свои тощие ягодицы. Я отпрянула, чисто инстинктивно, и старик довольно закудахтал.

— Высокое звание имеет свои привилегии, Рамос! Ты смутилась, а я нет. Ты так ужасно покраснела… почему-то только одной половиной лица.

Я была слишком ошеломлена, чтобы реагировать. Он болен или он просто слишком зол? Адмирал между тем указал на голубые листья, нарисованные на ближайшей двери.

— Что это за дерево?

— Палисандр, — ответила я, все еще до конца не придя в себя.

— Палисандр… Что-то знакомое.

— Так называется наш корабль.

— Я знаю, как называется корабль! — рявкнул Чи. — Это была просто шутка.

— Прошу прощения, сэр.

— Что за той дверью?

— Не знаю, сэр.

— Почему не знаешь?

— Потому что я разведчик, сэр. Нам мало куда разрешено заходить на корабле.

— Какой же ты разведчик, если проторчала тут шесть лет и до сих пор не обследовала корабль?

И снова он застал меня врасплох: откуда ему известно, что я уже шесть лет на «Палисандре»? Его мысли, однако, тут же перескочили на другое.

— Ты хоть знаешь, где здесь камбуз?

— Да, сэр.

— Веди меня туда; хочу перекусить. Грибы в горячем шоколаде… ела когда-нибудь? Режешь их, поджариваешь и заливаешь шоколадом. Они похожи на зонтики, утонувшие в грязи. Тебе понравится.

— Не думаю, что нам следует идти на камбуз, сэр.

— Почему?

По какой-то причине было приятно говорить «нет» адмиралу; в особенности этому адмиралу.

— Предполагается, что о вашем присутствии здесь никто не должен знать, сэр. Приказ Высшего совета. Если вы отправитесь на камбуз, вас могут увидеть члены экипажа… ночная смена часто заглядывает туда.

— Ох, брось ты эти глупости, Рамос! — загремел он. — Пять минут назад ты готова была взбунтоваться, а теперь я не могу перекусить из боязни нарушить приказ? Будь последовательна, разведчик! Это первое правило службы в коллективе: будь последовательна! Ты можешь быть садисткой, лодырем, можешь быть тупицей, но если ты последовательна, остальные позволят тебе сидеть рядом, когда играют в домино.

— Адмирал, насчет этого нашего бунта…

— Наполовину глупый ход, Рамос, но только наполовину. Если бы ты чуть-чуть пораскинула мозгами, то сообразила бы, что Совет предусмотрел все случайности. С другой стороны, следовало выстрелить в этого мерзавца Хакви. Он ниже тебя по званию, и тебе это сошло бы с рук.

Чи подмигнул мне и расхохотался, увидев, до какой степени я сбита с толку.

— Не понимаешь, как ко мне относиться? — усмехнулся он. — «Я безумен только при норд-норд-весте; когда ветер с юга, я отличаю сокола от цапли». Кто это сказал?

— Гамлет?

— Чертовски верно. Ты довольна, что я заставил адмиралов ввести курс Шекспира в Академии? — Он посмотрел мне в глаза, и на этот раз я увидела проницательность за внешней невменяемостью его взгляда. — Суть в том, разведчик, что я отнюдь не безумен. Да, время от времени ум у меня заходит за разум, но вообще-то моя болезнь называется «не-дать-дерьму-затопить-все». Высший совет, чтоб они провалились, думает, будто это может быть заразно, вот почему я здесь. Полагаю, ты догадываешься, как они используют Мелаквин?

— Да.

— Ну, скорее всего, ты ошибаешься, но кого это волнует? Полагаю, ты уже обдумывала высадку?

— У нас было слишком мало времени, — ответила я. — И информации.

— Ты не получишь ни того, ни другого. До Мелаквина десять часов, и нам приказано высадиться в пределах двух часов после выхода на орбиту. Давай-ка пойдем на камбуз, выпьем по чашке горячего шоколада, обсудим кое-что, а потом немного поспим.

— Вам, в самом деле, лучше держаться подальше от камбуза, сэр. Приказ…

— Плевал я на приказ, — прервал меня Чи. — Я в настроении сделать абсолютно бессмысленный жест открытого неповиновения. Мы захватим камбуз и станем петь неприличные песни, нарочно привлекая к себе внимание. Мы будем приставать ко всем членам экипажа, которые встретятся нам в коридорах, и рассказывать им свою историю. Соевым соусом мы напишем на стене ЗДЕСЬ БЫЛ ЧИ и вырежем свои имена на столешнице, используя нож, длина которого не превышает двадцати сантиметров.

— Адмирал…

— Да?

— А нельзя все это проделать, надев брюки? Он испустил тяжкий вздох.

— Расслабься, Рамос. Лучший способ кому-то отомстить — это заставить завидовать твоей свободе.

Тем не менее он крадучись направился в лазарет.

Пока адмирала не было, вернулся Ярун. Глаза у него покраснели, плечи поникли.

— Выше голову, — сказала я.

— С какой стати?

— Это приказ.

— А-а…

Он тяжело привалился к стене рядом со мной. Мы оба слишком устали; хорошо, что было на что опереться.

— И что теперь?

— Я разговаривала с адмиралом. Он предлагает провести небольшое совещание на камбузе, а потом поспать.

Ярун выпрямился.

— Не ожидал таких… разумных… речей от него.

— Чи прекрасно соображает, — ответила я. — Чуть-чуть неуравновешенный, чертовски эксцентричный, но, думаю, он здоровее, чем считает Высший совет. Здоровее в умственном отношении. Физически… Хакви и Проуп все еще разговаривают с Вересианом. Подозреваю, наш добряк доктор нашел какое-то медицинское и, следовательно, законное обоснование, делающее невозможным участие адмирала в высадке, а капитан пытается убедить Вересиана держать свое мнение при себе.

— И кто победит?

— Не мы.

— М-м-м…

Затянувшееся молчание способствовало тому, что сознание у меня начало затуманиваться, и когда Ярун заговорил, я вздрогнула, пробуждаясь от полусна.

— Если мы рассмотрим проблему хладнокровно, то здоровье Чи существенного значения не имеет. У него хватит сил продержаться еще двадцать четыре часа, а этого времени достаточно, чтобы приземлиться и вернуться обратно… если мы сумеем вернуться. Однако чем более ясная у него голова, тем лучше для нас.

— Он не будет обузой, ты это имеешь в виду?

— Гораздо важнее то, что он адмирал, ведь адмиралы Высшего совета — единственные люди, которым хоть что-то известно о Мелаквине. Чи — потенциальный источник информации.

— В составе тех команд, которые приземлялись раньше, тоже были адмиралы, — напомнила я. — Не очень-то это помогло.

— Однако если наша теория верна, большинство этих адмиралов и впрямь были не в своем уме, — ответил Ярун. — Наше преимущество с том, что у нашего еще сохранились мозги, из которых можно что-нибудь выудить.

Дверь лазарета распахнулась, появился Чи. Он надел верхнюю половину формы, но брюки перекинул через плечо, а вместо них натянул мешковатые розовато-лиловые штаны, которые обычно носят хирурги. Кроме того, на голове красовалась хирургическая шапочка того же цвета, а на руках тонкие резиновые перчатки.