ПОСЛЕДНЯЯ МИНУТА

Надпись «ПОЖАЛУЙСТА, ПРОДЕЛАЙТЕ УПРАЖНЕНИЯ» погасла. Это означало, что осталась одна минута. Еще одна минута разминки.

На протяжении этой минуты одни разведчики молятся. Другие поют. Третьи обсуждают последние детали высадки по радио. Четвертые вспоминают о чем-то — большом или незначительном — в чем раскаиваются или о чем сожалеют.

Есть и те, кто кричит или неудержимо хохочет.

Не знаю, что делал Ярун, он никогда не рассказывал. А я никогда не спрашивала.

Если бы он задал мне этот вопрос, я не смогла бы ответить. Обычно я просто ждала. Просто ждала целую минуту.

СТОИТ ЛИ АДМИРАЛ ТОГО, ЧТОБЫ ЗА НЕГО УМЕРЕТЬ?

На этот раз, однако, я была не в состоянии ждать молча. Вместо этого я нажала выпуклость на горле, переведя вживленный микрофон в режим «разговор».

— Адмирал! — позвала я.

— Эй? Что такое?

— Адмирал, расскажите о каком-нибудь вашем поступке, которым вы гордитесь.

— Господи, Рамос, разве можно отвлекать человека в такой момент?

— Расскажите о чем-нибудь, чем вы гордитесь. Я хочу знать, чего вы добились в жизни. Мне предстоит умереть за вас, и я хочу знать, кто вы такой. Если вообще есть какой-то смысл в смерти, то стоите ли вы того, чтобы за вас умереть?

Чи ответил не сразу. Через микрофон в шлеме я слышала дыхание Яруна. Звук был немного похож на храп; его губы слегка вибрировали, когда он делал вдох.

Я спрашивала себя, почему Ярун подключился. Может, тоже хотел что-то сказать? И если это так, то кому — мне или адмиралу?

ТО, ЧЕМ МОЖНО ГОРДИТЬСЯ

— Больше всего я горжусь, — произнес наконец Чи, — своей шпионской сетью.

— Шпионской сетью? — переспросила я. — О чем вы? Лига Наций принудила всю галактику жить мирно. У нас нет войн. У нас нет врагов.

— Зато у нас полно некомпетентных людей, Рамос. На каждой планете, каждой колонии, на каждом дальнем мире гражданская администрация страдает той же самой болезнью, что и внеземной флот: те, кто занимает руководящие посты, — сплошь Проупы и Хакви. Администраторы вроде этой Проуп всаживают деньги граждан в эффектные проекты типа возведения таких огромных зданий, что это приводит к континентальному сдвигу… И никто не помнит о туалетной бумаге. Или пище. Или воздухе.

Администраторы вроде этого Хакви тратят большую часть времени на политические маневры, демонстрацию пренебрежения по отношению к соперникам, самолюбование и обустройство собственных уютных гнездышек… с тем же результатом. Нет туалетной бумаги. Нет воздуха. Пока все эти мелкие деспоты варятся в собственном соку, отпихивая друг друга, никто и не думает о том, чтобы делать какие-то там запасы. Расписание поставок составляется скверно и трещит по швам; растения гибнут; вода очищается все хуже и хуже.

Вот почему на всех мирах Технократии я внедрил своих шпионов — отставных разведчиков. Разведчики — последний бастион компетенции нашей цивилизации, Рамос, и я не боюсь утверждать это. Они — единственные во всей Технократии, кто работает, что называется, без страховочной сетки. Все остальные в наше время могут позволить себе роскошь разыгрывать мелодрамы: прикидываться «звездами» какого-то шоу, где есть хорошие парни и плохие парни, победители и проигравшие. Все остальные могут позволить себе притворяться, будто это игра. На улицах безопасно, правительства не имеют права допускать, чтобы люди голодали… Разведчики — единственные люди, которые до глубины души понимают, что от смерти защищают не удача, не положение, но лишь постоянное внимание к важным деталям.

Ну, мои разведчики доносили мне, если водопроводная вода приобретала ржавый оттенок, или воздух превращался в смог, или на складах не хватало апельсинов, чтобы предотвратить цингу. Эти предупреждения давали Адмиралтейству реальный шанс исправить ситуацию… потому что, как тебе известно, гражданские власти на большинстве планет одинаковы. Рвущиеся к власти паразиты, чей единственный талант сводится к завоеванию голосов избирателей, но уж никак не к принятию разумных решений. Когда что-то идет не так, можешь не сомневаться — эти проклятые администраторы скорее согласятся увидеть весь свой мир умирающим с голоду, чем признать, что они лично допустили промашку.

— Вы говорите о своих шпионах в прошедшем времени, — заметил Ярун.

— Это я теперь в прошедшем времени. Когда меня не станет, кто будет всем этим заниматься? Какая-нибудь Проуп? Какой-нибудь Хакви? Меня отослали на этот проклятый Богом Мелаквин, потому что в конце концов я стал слишком раздражать Высший совет. Теперь они заменят меня племянником какой-нибудь ни на что не годной важной персоны — и множество планет начнут тонуть в собственном дерьме.

Мы с Яруном молчали. Разведчики никогда не спрашивают: «Что произойдет дальше?»

Вопрос всегда ставится так: «Что мы будем делать сейчас?»

Время разминки закончилось.

САМОУВЕРЕННАЯ ГРАЦИЯ

Когда ходишь в защитном костюме так, чтобы тебе было удобно, выглядишь кривоногим — на внутренней стороне бедер ткань утолщена, чтобы од на нога не терлась о другую и ткань не изнашивалась.

На планете не имеет значения, как мы выглядим; однако наш проход по стерильному коридору-1 — совсем другое дело. Этот коридор вел от камер подготовки к транспортному отсеку, и космонавты наблюдали за нами, следили за каждым нашим шагом. Всякий раз, проходя этим путем, я чувствовала на себе их взгляды. Ради собственного тщеславия и ради гордости за весь корпус разведчиков я заставляла себя идти по коридору уверенно и красиво. Чтобы научиться так ходить, в свое время потребовалось три месяца упорной тренировки.

Из своей камеры подготовки вышел Ярун и зашагал под стать мне — с такой же самоуверенной грацией. Я надеялась, что Проуп и Хакви тоже наблюдают за нами… Впрочем, плевать на них обоих!

ЧИ, РАЗВЕДЧИК

Спустя мгновенье из камеры «С» показался Чи. Он двигался медленно, не сгибая колен, но стараясь сохранить достоинство. На его защитном костюме не было видно «шоколадных» отпечатков пальцев.

— Ну, Рамос, похож я на разведчика?

— Да, сэр.

— Но от меня несет, как ни от кого из них! — рявкнул он. — Когда ты безо всякого предупреждения связалась со мной, я как раз возился с этой чертовой трубкой и обмочился. Давай скорей высадимся на этой проклятой планете, чтобы я мог снять шлем.

Выстроившись в ряд, мы втроем вошли в транспортный отсек. Лязгнув, люк захлопнулся. Я снова включила микрофон.

— Рамос «Палисандру». «Хвост» заякорен?

— Да, разведчик, — ответил насмешливый — как всегда! — голос Хакви в моем шлеме. — Начинаем повышать давление.

Сейчас «хвост» был нацелен на намеченное нами место высадки, создавая гиперпространственный туннель, — в сущности, находясь здесь, мы уже были там. «Палисандр» будет повышать давление воздуха в транспортном отсеке до тех пор, пока оно не превысит давление на планете. Тогда выходное отверстие откроется и нас вышвырнет по туннелю к планете; на переход в реальное пространство-время уйдет ноль секунд. Однако человеческое сознание фиксирует время, проведенное в гиперпространстве, далее если для внешнего мира переход совершается мгновенно.

В шлеме снова зазвучал голос Хакви:

— Десять секунд до выброса.

Я вскинула голову, чтобы взглянуть туда, где за толстым слоем пластика неясно вырисовывался сидящий у пульта управления лейтенант. Предполагалось, что он должен дождаться моего сигнала, прежде чем начать подготовку к выбросу. Даже напоследок не удержался от издевки, жалкий ублюдок.

Ярун подтолкнул меня локтем и покачал головой.

Кипя от негодования, я повернулась лицом к отверстию кормового выхода — огромный рот, готовый проглотить нас троих одним глотком.