– Пять сотен всадников, и они побежали?! – недоверчиво спросил Ренненкампф.

– Так точно, Ваше превосходительство. Спросите у любого казака сотни, – чуть покраснев, ответил Лис.

– И не побоялись атаковать, господин хорунжий? Их же было в пять раз больше! – несколько нарушая субординацию, спросил наш главный артиллерист полковник Шверин.

Константин Константинович выполнил своё обещание и сопровождал конную часть отряда с батареей семидесятипятимиллиметровых французских пушек. Благо снарядов к ним было вагон и маленькая тележка.

– Господин полковник, у меня с собой было шесть мадсенов. Я их по три поставил на флангах лавы. Да почти у всех казаков есть пики. Опрокинули бы в реку китайцев, если бы те попробовали сопротивляться, а там бы большую их часть огнём из мадсенов положили бы. Но те отступили, – Ромка покраснел ещё больше, ожидая разноса от начальства.

Тот последовал, но в мягкой форме.

– Господин хорунжий, за то, что вступили в бой, нарушив мой приказ, надо было бы ВАС наказать, но с учётом захваченной отары овец, за это действие поощрять вас и сотню не буду, – генерал усмехнулся, видя, как Селевёрстов с облегчением выдохнул, после чего спросил: «В отаре-то сколько овец? А то понятие „огромная“ имеет много значений».

– Примерно тысяча голов, Ваше превосходительство. Точно ещё не сосчитали. Много овец разбежалось вдоль реки, когда стрельба началась. Их сейчас собирают, – воодушевлённо ответил Ромка.

– Тысяча голов?! – недоверчиво и удивлённо спросил Ренненкампф.

– Около этого, чуть больше, чуть меньше, – ещё раз подтвердил Селевёрстов.

– Как говорили запорожцы: «О, це дило!». Да теперь весь наш отряд мясом до самого Цицикара обеспечен! Беру свои слова обратно. Благодарю за службу, господин хорунжий!

– Служу Престолу и Отечеству! – радостно рявкнул Ромка.

В это время в начале улицы показался казак намётом летевший в сторону группы офицеров. Остановив коня метрах в пяти, всадник, которым оказался Тур, подбежал и, приняв стойку, смирно произнёс: «Ваше превосходительство, на том берегу группа китайских офицеров с белым флагом. Хотят встретиться с Вами».

– Спасибо за информацию, урядник. Можете идти, – дождавшись, когда Верхотуров отойдёт, генерал повернулся к офицерам. – Что же, господа офицера, отправимся на берег, узнаем, что нам хотят сообщить китайские военноначальники.

– Ваше превосходительство, разрешите? – я вопросом остановил начавшееся движение офицеров.

– Что ещё, господин капитан? – голос Ренненкампфа был недовольным.

– Ваше превосходительство, у маньчжур и китайцев очень развито чинопочитание. Вышестоящий для него начальник – это небожитель. Если Вы выйдете на переговоры на берег, то китайский офицер, который хочет вести переговоры, воспримет вас, как равного. Если же Вы заставите его приехать к себе, примете не сразу, а выслушивать его речь будете, как сам Будда, то и Вы для него станете небожителем, – быстро произнёс я.

– И что предлагаете, Тимофей Васильевич? – в глазах генерала зажегся огонёк любопытства.

– Сейчас хорунжий Селеверстов вместе с переводчиком Ван Дамом съездят на берег, узнают, кто требует переговоров, их звания, потом вернутся для доклада. А за это время казаки наведут порядок в наиболее сохранившемся и представительном доме городка. Где, если что Вы и примете парламентёров, если они окажутся достойными Вашего внимания. Ниже полковника принимать не будем, не к лицу это русскому генералу! Да и китайского полковника надо будет встретить так, будто бы он пыль на ваших сапогах.

Ренненкампф расхохотался. Вслед за ним начали улыбаться и посмеиваться офицеры.

– Ну, Вы сказали, Тимофей Васильевич, – генерал, достав платок, вытер выступившие слёзы. – Полковник – пыль на сапогах. Хотя вам, наверное, лучше известно, как вести себя с китайскими офицерами. Приходилось беседовать?

– В официальной обстановке только с китайскими чиновниками. Но хрен редьки не слаще, – ответил я, чем опять вызвал смех окружающих.

– Хорошо, поступим, как Вы советуете, господин капитан, – генерал в мгновение ока стал серьёзным. – Хорунжий Селевёрстов берёте переводчика и отправляетесь общаться с парламентёрами. Вам же, Тимофей Васильевич, поручаю организовать их встречу. Интересно, что они хотят нам сообщить. А я уж как-нибудь постараюсь изобразить Будду.

Последние слова Павла Карловича вновь вызвали смех офицеров.

Инициатива имеет инициатора, сколько раз на этом обжигался, что в том, что в этом времени, но опять вылез вперёд. Попросив у Вертопрахова полусотню казаков, отправился осматривать с ними уцелевшие дома. Хватило и получаса, чтобы в доме бывшего правителя этого городка подготовили зал-комнату для встречи парламентёров.

Вернувшиеся Ромка с Гуем сообщили, что на том берегу, действительно, находится целый полковник Чун Сей Ло, являющийся начальником отряда фуражиров гарнизона Цицикара. По указанию генерал-губернатора провинции Хейлудзян он должен был доставить тридцатитысячному гарнизону столицы провинции отару овец и другое продовольствие. Встреча с казаками для него была полной неожиданностью, так в Цицикаре ещё ничего не знают о Хинганском поражении, и все находятся в полной уверенности, что русские не пройдут через перевал.

Ренненкампф отдал команду, чтобы китайских офицеров переправили через реку на переговоры. Когда китайских офицеров доставили к зданию, Павел Карлович не вышел им на встречу, а остался ждать в зале, где и встретил парламентёров с самым невозмутимом видом, сидя на массивном стуле-кресле.

Я оказался прав, благодаря такому приему китайский полковник и его офицеры, подобострастно войдя в зал, низко поклонились, после чего почтительно замерли у входа.

Дождавшись разрешающего взмаха руки Ренненкампфа, вперёд вышел старший из переговорщиков и медленно с расстановкой проговорил: «Я, Чун Сей Ло, полковник китайской службы, и прислан к русскому начальнику по приказанию Цицикарского Дзяньдзюня».

Павел Карлович, пока переводчик переводил ему эту фразу, важно топорща усы, сидел в кресле, устремив глаза куда-то мимо, будто не замечая китайскую делегацию. Не знаю, как себе генерал представлял Будду, но его внешний вид больше походил на барина самодура из какого-то старого советского, ещё чёрно-белого фильма, который смотрел в детстве. Глядя на Ренненкампфа, я едва смог удержать на лице серьёзное выражение. Скосив глаза на остальных офицеров штаба, присутствующих на этой церемонии, увидел, что и они едва сдерживаются от смеха. Очень непривычно выглядел в этом амплуа наш командир отряда.

Когда Ван Дам Гуй закончил перевод и отступил в сторону, генерал встал с кресла и произнёс:

– Я командующий всеми русскими войсками, которые идут на Цицикар, генерал-майор Ренненкампф. Что же хочет передать мне почтеннейший Дзяньдзюнь?

Произнеся эти слова, генерал сел. Выслушав перевод, полковник, вновь склонив голову, ответил:

– Дзяндзюнь Шеу прислал меня передать Вам свой поклон и спросить о здоровье. Он также хочет известить Вас, что война окончена и просит не идти к Цицикару. В доказательство своей дружбы и расположения просит принять в подарок тысячу баранов и овец.

Наш Ван Дам Гуй просто наслаждался, переводя цветистые выражения главы китайских парламентёров.

– Передайте Дзяньдзюню, что я сердечно благодарю его за любезность. Но, выбрав местом стоянки русских войск Цицикар, я не могу остановиться на половине дороги. Этого не поймёт мой Император. Если Дзяньдзюнь Шеу действительно расположен ко мне, и если война действительно окончена, то пусть он распустит войска и сам выедет ко мне на встречу.

Переводя эти слова Чун Сей Ло, переводчик выглядел несколько смущённым.

– Я не могу сказать этого Дзяньдзюню, – услышал я обречённый шёпот полковника, так как стоял ближе всех к китайским парламентёрам.

Ренненкампф между тем продолжал с каменным выражением лица:

– Передайте также, что если Дзяньдзюнь не встретит меня перед Цицикаром, и если с вашей стороны раздастся хоть один выстрел, то город будет разрушен также как и Айгунь! И это мое последнее слово!