Закончив энергичную речь, генерал прихлопнул правой ладонью по подлокотнику кресла. Наш Гуй чуть тише, чем раньше продолжил перевод, выслушивая который, полковник серел лицом буквально на глазах. Когда переводчик закончил, Чун Сей Ло что-то тихо произнёс, а потом выхватив из-за пояса короткий кинжал, попытался перерезать себе горло. Стоящий за ним китайский офицер со знаками различия командира эскадрона, успел перехватить предплечье полковника, а дальше вмешался я, перехватив на скручивание кисть и подобрав выпавший кинжал. Кстати, неплохой и украшенный золотом короткий клинок.

В действие вступила ещё пара китайских офицеров, которым, наконец-то, удалось скрутить своего начальника. Офицеры штаба и генерал смотрели на эту эпопею, находясь в состоянии легкого охренения. Первым в себя пришёл Ренненкампф.

– Тимофей Васильевич, и что это было? – с каким-то любопытством произнёс генерал в наступившей тишине.

– Ваше превосходительство, господину полковнику проще зарезать себя, чем довести до генерал-губернатора Шеу ваши слова, – ответил я.

– Но вы же сами сказали, господин капитан, чтобы я разговаривал с ними, как небожитель. Вот я и поставил условия по максимуму. Что не так?!

Тут я заметил, что один из китайских офицеров внимательно прислушивается к нашему разговору.

– Ваше превосходительство, лучше продолжить этот разговор при отсутствии парламентёров.

– Дожил… - Ренненкампф пару раз глубоко вздохнул, успокаиваясь и продолжил. – Разбирайтесь с этой дипломатией дальше сами, господин капитан Генерального штаба. Заварили кашу, теперь и расхлёбывайте.

С этими слова, генерал резко поднялся из кресла и решительным шагом вышел из зала.

– Что будем делать? – тихо спросил, подошедший ко мне подполковник Ладыженский, показывая на парламентёров.

– То же, что и планировали. Сейчас успокоим полковника и отведём маньчжур на обед, – тихо ответил я и, ухватив за хвост мелькнувшую мысль, спросил: «Кстати, когда ожидается подход сретинцев и артдивизиона?»

– По плану завтра после обеда, а что?

– Есть одна мысль, Гавриил Михайлович, но надо её обсудить с Павлом Карловичем. Но это всё после обеда.

– Что-то я уже начинаю бояться ваших задумок, Тимофей Васильевич, – ухмыльнулся начальник штаба.

Обед прошёл, можно сказать, в спокойной и дружественной обстановке. Ренненкампф, чтобы не смущать парламентёров, за столом не присутствовал. После нескольких рюмок грамм по пятьдесят моего «антистресса» выяснилось, что более менее успокоившийся полковник Чун Сей Ло, закончил в своё время университет в Токио и прекрасно говорит по-английски, а тот любопытный офицер из его штаба по-русски. Потом ещё добавили по коньяку под седло барашка и в конце застолья пришли к выводу, что господа парламентёры должны будут посетить этот берег завтра, чтобы увидеть основные силы русской армии, идущей на Цицикар и только после этого направить информацию Дзяньдзюню. Обед закончился тем, что «китайскую делегацию» пришлось везти на тот берег на паре повозок, так сами они не могли передвигаться ни на ногах, ни в седле. До стрельбы на переправе дело не дошло, так как среди китайцев нашлось пару человек, которых до стола не допустили. Они и сообщили своим, что везут тела, но живые тела переговорщиков.

На следующее утро, так как после обеда я тоже был не в лучшей физической форме, доложил Ренненкампфу свою задумку. Тот покрутил усы, потом не выдержал, опять расхохотался, но мой план принял.

После полудня около четырёх часов штаб генерала Ренненкампфа и сильно помятые после вчерашнего китайские парламентёры на центральной улице Борло-джан под звуки оркестра Сретенского полка встречали подошедшие подразделения стрелков, артдивизиона и уже имеющихся казаков. Те, как и было указано шли по улице: стрелки в колонну по три и поротно, артиллерия по орудийно, а три сотни казаков повзводно.

Стройно проходили ряды сретенцев. Стрелки, несмотря на пыль, покрывшую их лица, смотрели весело и молодцевато, понимая, что их генерал хочет хвастануть врагу своими молодцами. А Ренненкампф приветствовал каждое небольшое подразделения, выслушивая в ответ дружный рёв.

Эта слаженная поступь стрелков, непривычная для китайской армии, ровные ряды войск, тяжелое громыхание орудий, громкое: «Здрав желам, Ваш превсхдитство»! Блеск оружия и снаряжения, а также полное однообразие формы самым ошеломляющим образом подействовало на парламентёров. Добили китаёз казаки, прошедшие мимо, затянув «Казачью». Оркестр смолк, но дружная песня из трёх сотен глоток с посвитом и гиканьем в нужных местах заполнила улицу:

Под зарю вечернюю солнце к речке клонит,
Всё, что было – не было, знали наперёд.
Только пуля казака во степи догонит,
Только пуля казака с коня собьёт.

– Вы видите, полковник, мои силы и подумайте теперь, может ли Цицикар рассчитывать на успех сопротивления? – произнёс Ренненкампф по-английски, пальцем указывая на пыльное облако покрывшую колонну, которая длинной черной змеей вилась по долине. Конец её скрывался за холмом. Кто там шёл, из-за пыли видно не было.

Чун Сей Ло вновь посерел лицом. Увидев это, генерал произнёс:

– Полковник, давайте пройдем в зал. Там накрыты столы. По русскому обычаю вам надо поправить здоровье, а потом ещё раз обговорим, что Вы передадите от моего имени генерал-губернатору Шеу.

Китайская делегация обреченно прошла в дом, а Ренненкампф, подмигнув мне и Ладыженскому, отправился за ними. По моей задумке, пока генерал с офицерами штаба будет сидеть за столом с парламентёрами и достаточно продолжительное время, часть нашего отряда, которая не будет выходить на берег реки, продолжит курсировать по кругу мимо дома, где будут проходить переговоры. Оркестр будет наяривать марши, войска будут идти, отвечая уже на приветствия начальника штаба. Надо будет создать у переговорщиков, которые, обедая, будут продолжать слышать все эти звуки, мнение, что в нашем отряде минимум пара полков стрелков, столько же казаков, да ещё четыре-пять десятков пушек. Отпускать «китайскую делегацию» решили в темноте, когда множество костров позволит скрыть реальное количество наших войск.

Когда наступила темнота, китайцев переправили за реку. Ренненкампф, расставаясь с Чун Сей Ло, напомнил ему еще раз свои условия капитуляции Цицикара, а также посоветовал немедленно выступить обратно, ибо сам рассчитывает выйти на следующий день и обещает вступить в бой непременно, если где-нибудь нагонит его кавалерию. Кроме этого генерал просил передать жителям деревень, расположенных по дороге к Цицикару, чтобы они оставались на своих местах, обещая всем полную безопасность.

– Как думает, господа, удалось? – тихо спросил Павел Карлович, когда китайцы достигли противоположного берега.

– Думаю, да, Ваше превосходительство. Я внимательно наблюдал за китайцами, когда мы их сопровождали к переправе. Их явно ошеломило то количество костров, которое они увидели вокруг городка. Да ещё считай, все наши наличные силы расположили на берегу. Когда они проходили мимо артдивизиона, где собрали двадцать пять орудий, лица у них стали совсем грустными, – произнёс Ладыженский.

– Да, Тимофей Васильевич, у нас большой затейник, – шутливо произнёс генерал, чем вызвал тихий смех у офицеров, сопровождавших Ренненкампфа.

– Лишь бы на пользу пошло, Ваше превосходительство, – смущённо ответил я.

– Будем надеяться, что на пользу. Господа офицеры, проследуем в зал на совещание, – уже серьёзно произнёс генерал и направился к коноводам.

До Цицикара оставалось всего только сто сорок верст, которые в случае необходимости отряд мог перемахнуть суток за трое. Но чтобы Чун Сей Ло точно успел бы доложить о том, что видел Дзяньдзюню Шеу и распустить слухи в Цицикарском гарнизоне о возможности мирной капитуляции, на совещании решили, что отряд на Немере еще один день отдохнёт и выступит из Бордо-джана только тринадцатого числа.