— Что она сказала?
Трини лукаво усмехнулся, от чего захотелось хорошенько ему врезать, игриво помахал пальцем перед носом Эмили и весело заявил:
— Нет, нет, это не для слухового аппарата подрастающего поколения.
— Не для слухового аппарата… — тупо повторила девушка, пока до нее наконец не дошел смысл сказанного: не для детских ушей, значит.
Вспомнилось, как Джастин снисходительно, будто перед ним малый ребенок, попросил ее вести себя прилично. «Выходит, они считают, что я еще не выросла из пеленок и меня нужно время от времени шлепать по рукам?» Эмили разозлилась, схватила чашу с ромом и одним глотком осушила ее. Огонь побежал по жилам, все поплыло перед глазами.
Танцующие в свете факелов преобразились и стали похожи на самодовольных воспитанниц мисс Винтерс. На уроках балета в пансионе они скользили по сверкающему паркету в воздушных белых пачках из тонкой кисеи, а Эмили была вынуждена скучать в углу и провожать их тоскливыми глазами. Ей отчаянно хотелось присоединиться к ним, но не было денег на наряд балерины, и каждую весну, когда ставили сцены из «Жизели», главная роль выпадала Сесилии. Лишь в прошлом году Эмили взяла реванш: Сесилия низко поклонилась зрителям, хотела поднять голову, но не смогла оторвать свою белокурую гриву, намертво приклеившуюся к полу.
Эмили искоса взглянула на Джастина и поняла, что сейчас для него не существует ничего, кроме девушек маори. Они кружились, изгибались, вертели бедрами, отбивали такт ногами, и в ритме танца закипала кровь. Пустая чаша выскользнула из ее руки. До смерти надоело торчать за кулисами и наблюдать за теми, кому благодарно аплодирует зал. Эмили встала и присоединилась к танцующим. Ей не пришлось имитировать их движения. Как только она прикрыла глаза и приподняла руками душные волосы, ее подхватил и понес общий ритм, девушка начала колебаться, как дивный цветок на высоком тонком стебле под порывами свежего ветра. Песня взмыла в небо, тело трепетало и рвалось вверх, появилось ощущение, будто выросли крылья, и Эмили летела над землей, не чувствуя под собой ног.
Зачарованные ритмичной мелодией, туземцы один за другим покидали свои места и присоединялись к танцу. Неподалеку прыгал, гримасничал Кавири. Перескакивала с ноги на ногу Дани, потряхивая гривой темных волос. Грациозно кружился Трини, и даже беззубый шаман раскачивался в такт, обнажив в улыбке десны.
На какое-то мгновение Эмили почувствовала, что одиночество отступило, она стала частью одной большой семьи; девушка повернулась и лицом к лицу столкнулась с Джастином. В толпе возбужденных веселых людей он выглядел очень одиноким, и на лице его лежал отпечаток грусти. Эмили замерла на месте. Джастин вежливо поклонился, выпрямился и откинул упавшие на лоб волосы. Да, где-нибудь на балу в Лондоне такому блестящему кавалеру не смогла бы отказать ни одна красавица.
— Вы позволите пригласить вас на танец, миледи?
Притихла ритмичная музыка туземцев, ее сменила плавная мелодия вальса, знакомая, полузабытая, звучавшая в мечтах.
— Сочту за честь, милорд.
Он обнял ее за талию и уверенно повел в танце, держа на расстоянии вытянутой руки; широкая теплая ладонь, лежавшая на голой коже, подсказывала, куда и как двигаться. Лица окружающих слились воедино, когда молодая пара закружилась вихрем, делая все большие круги и не замечая, что маори отступают, давая дорогу новому, невиданному доселе танцу белых.
Эмили всматривалась в дорогое лицо, невольно любуясь четкой линией крепкого подбородка и блеском кошачьих глаз. Этот танец не шел ни в какое сравнение с попытками вальсировать с Тэнси в тесной конуре на чердаке пансиона.
Сколько она себя помнит, Эмили всегда мечтала танцевать именно для него и ради него не раз мечтала о возможности исполнить главную партию. Допустим, Сесилия подвернет ногу и не сможет выступать, а тут неожиданно является таинственный опекун, усаживается в заднем ряду и восхищенно смотрит на сцену, где царит божественная Эмили. А когда она грациозно раскланивается, ее опекун — широкоплечий высокий мужчина, одетый по последней моде, — вскакивает и зал заполняет красивый его баритон: «Браво, браво, малышка!», а мисс Винтерс и ее воспитанницы глядят на него во все глаза и мучаются завистью.
Эмили часто заморгала, чтобы смахнуть набежавшие слезы, и тут же об этом пожалела, потому что теперь ясно увидела лицо Джастина. Нежность и страстное желание читались в его взгляде, и девушка поспешно зажмурилась. Кружилась голова, и ноздри щекотал теплый пряный запах его кожи. Куда-то исчез забитый людьми пляж. Казалось, они одни кружились в полутемном бальном зале под мелодичный перезвон хрустальных подвесок, свисавших с огромных канделябров.
Джастин крепко прижал девушку к себе, и она положила голову ему на грудь, почти ожидая ощутить щекой шелковистую ткань жилета, а не теплую кожу. Он нежно потерся щекой о темные пряди, и Эмили задрожала всем телом. Теперь они уже не кружились, а застыли на месте, чуть покачиваясь, не желая расстаться с магией вальса.
Когда растаял последний звук, в голове Эмили созрел исключительно простой, но дьявольски хитрый план мести. Если провести его в жизнь, от репутации Джастина не останется и следа. Тэнси не раз повторяла, что настоящего мужчину можно поставить на колени лишь одним путем.
Переход от музыки к полной тишине был слишком резким и действовал на нервы. Джастин хотел было приподнять голову девушки и взглянуть ей в глаза, но она вдруг вырвалась из его объятий и стремглав бросилась прочь, будто стремилась как можно быстрее убежать от него и от самой себя; впрочем, в глубине души Эмили прекрасно знала, что Джастин непременно за ней последует.
12
«Наш золотой прииск может принести богатство, но я готов отдать все золото мира за радость общения с тобой…»
Веселье было в самом разгаре. Маори пели, танцевали и веселились от души, а Джастин стоял с окаменевшим лицом и тупо смотрел перед собой на то место, где только что была Эмили, будто ожидал, что она возникнет вновь из облачка дыма. Кровь огнем растекалась по жилам, приливая по собственной воле к паху, сердцу и голове. В ушах шумело, но это не имело никакого отношения к морскому прибою. Такой же шум возник в тот вечер, когда он увидел на пляже обнаженную девушку. Это было похоже на громовой раскат, прилив необузданного желания и одновременно грозное предупреждение. С тех пор шум не стихал, ни на секунду не покидал Джастина днем и сводил с ума по ночам.
Он бросился вперед, расталкивая толпу, и впервые в жизни не дослушал до конца любимых мелодий. Кто-то пытался его остановить, женская рука легла на плечо, но Джастин стряхнул ее на ходу и продолжал идти, ничего не видя перед собой, кроме тонкой девичьей фигурки, ускользавшей вдали и готовой вот-вот раствориться в ночной тьме.
Из-за редких облаков робко выглянула луна, озарив бледным светом пляж, и под ее лучами засверкали бриллиантами песчинки. Ноги несли его все быстрее, звуки праздничного веселья остались позади, но Эмили не сбавила темпа и по-прежнему оставалась легкой тенью, скользившей между пологими дюнами. У Джастина раздулись ноздри, он втянул воздух и готов был поклясться, что чует запах девушки, неповторимый и манящий аромат ванили.
Вскоре свет от факелов потускнел и превратился в розовое зарево за спиной, звуки песен и взрывы смеха перекрыл неумолчный гул морского прибоя. Джастин обогнул песчаный холм и замер, увидев невдалеке Эмили. Она стояла на том месте, где ее нашли в ту памятную ночь.
При воспоминании об этом у него перехватило дыхание. Девушка тогда представлялась неземным творением, чем-то крайне редким и экзотическим; дикая английская роза, выросшая в пустыне. А сейчас она стояла с высоко поднятой головой, будто бросая вызов, ветер трепал юбку и теребил темные волосы. Что делает ее столь прекрасной — гордость или ранимость? Она напоминала Еву, предлагающую Адаму запретное яблоко. Джастин приближался к ней, еще не зная, как себя вести.