— Вы имеете в виду маори? — спросила Эмили. Ники согласно кивнул. — Я их знаю, мне довелось провести среди них некоторое время на Северном острове вместе с моим опекуном.

— В таком случае вы по собственному опыту знаете маори как добрый и гостеприимный народ. Согласитесь, что они не имеют ничего общего с чудовищами, которые рисуются в горячечном мозгу Джастина. Во всяком случае, я не встречал среди них демонов с длинными раздвоенными хвостами. — Перед внутренним взором Эмили проплыл весело скалящийся Трини. Салери стряхнул пепел и продолжал: — В ту ночь я возвращался в лагерь, успешно завершив трудные переговоры с туземцами, и, подойдя поближе, услышал, как сердито ругаются мои компаньоны. Насколько я мог понять, Дэвид поймал Джастина на том, что тот пытался изменить в свою пользу очень важный документ, свидетельство на право владения земельным участком. Естественно, он принадлежал нам троим, а Джастин хотел вымарать наши имена и оставить только свое. Позднее, думаю, он планировал от нас избавиться и уготовил таинственное исчезновение. — Эмили вспомнила плотный лист бумаги, испещренный печатями, который как-то выпал из потайного ящика стола в хижине на Северном острове. Тогда ей не было дела до официальных документов, и она не стала его изучать, в чем ныне горько раскаивалась. — Конечно, мне следовало бы вмешаться и положить конец спору, приобретавшему все более ожесточенный характер, но в то же время хотелось узнать правду до конца, и я схоронился в зарослях. Дэвид угрожал Джастину, что все расскажет генерал-губернатору, а Джастин струсил, запаниковал и пристрелил Дэвида. У меня не было с собой оружия, и ничего не оставалось, как бежать, спасая собственную шкуру. Каюсь, поступил неблагородно, но иного выхода у меня не было.

— Ужасно, просто ужасно. Вы чудом спаслись.

— О да, воистину чудом, бог помог… Когда Джастин осознал, что натворил и чем это грозит, он позорно бежал, а я нашел прибежище в селении маори и скрывался там, пока не убедился, что убийца возвращаться не намерен. Только тогда я отважился приступить к разработке золотого прииска. Однако все последовавшие годы я был вынужден постоянно оглядываться, потому что знал, что в распоряжении Джастина находится документ на право владения земельным участком, который он изменил в свою пользу, а поэтому у него есть все основания, чтобы попытаться меня убить. Вы можете себе представить, как я был шокирован, когда стало известно, что Джастин вернулся и живет в Лондоне.

— А что привело вас в Лондон, господин Салери, спустя так много лет? — осторожно поинтересовалась Эмили, хотя опасалась, что ступает по тонкому льду и ее вопрос может вызвать у Ники нехорошие подозрения.

— Я приехал сюда из-за вас, — просто ответил он.

— Из-за меня? — поразилась Эмили. Почти точно такие же слова она недавно слышала от Джастина.

— Все эти годы, — пояснил Ники, — я не упускал из виду, что Дэвиду по закону принадлежит доля золотого прииска и, следовательно, часть прибыли по праву должна перейти его наследнице. Конечно, я бы вернулся в Англию значительно раньше, но, откровенно говоря, опасался, что мое появление здесь может поставить под угрозу вашу жизнь. Поймите, я же не знал, что вы теперь живете в одном доме с человеком, который так и не понес заслуженного наказания за убийство вашего батюшки.

— Мне кажется, — сказала Эмили, горестно ломая руки, — что он уже понес достаточное наказание за совершенное им тяжкое преступление. По-моему, то, что произошло с ним, намного хуже пожизненного тюремного заключения и даже виселицы.

— Вполне допускаю, — неохотно признал Ники, усмехнулся, бросил под ноги окурок и втоптал каблуком в землю среди редкой травы. — Но даже в нынешнем своем состоянии Джастин представляет опасность. — Он внимательно посмотрел на Эмили, будто силясь прочитать ее сокровенные мысли. — Однажды нарушив заповедь божью, преступник способен совершить новое злодеяние. Мне просто страшно подумать о том, что может случиться, пока вы живете с ним под одной крышей. Невинное хрупкое создание фактически ежедневно подвергается смертельной угрозе. Это невыносимо.

— До глубины души тронута вашей заботой, — сказала Эмили и встала, изображая смущение, ей словно бы стало неловко от пылких взглядов, которые бросал на нее Николас.

Он тоже поднялся, отбрасывая длинную тень, в сравнении с которой тонкая девичья фигурка казалась карликовой.

— Я распорядился, чтобы мой стряпчий нанес вам визит и обсудил все формальности, связанные с правом унаследовать долю вашего батюшки в золотом прииске, — несколько напыщенно заявил Салери. — Вне зависимости от юридической стороны вопроса, не могу не чувствовать своей ответственности за то, что вы оказались в нынешней сложной ситуации. Возможно, все сложилось бы иначе, если бы я так долго не тянул с возвращением в Англию. — Николас взял Эмили за подбородок и легонько провел пальцем по нижней губе. — Вы позволите и мне прийти, мисс Скарборо?

Она взглянула на него, кокетливо надула губки и прошелестела;

— Вы нанесете мне смертельную рану, если откажетесь вновь меня навестить, господин Салери.

Он на лету схватил ее руку, жадно прижал к губам и страстно выдохнул:

— Скорее умру, чем позволю причинить вам боль.

После чего, видимо, решил, что для одной встречи пылких речей более чем достаточно, подхватил свою трость и пошел по направлению к воротам. По дороге лишь раз остановился, взглянул на нее и почтительно коснулся цилиндра в знак прощания.

Эмили осталась в одиночестве у садовой скамейки, кутаясь в шаль, края которой нещадно трепал ветер. Девушку мучил один лишь вопрос: почему Николас Салери добровольно, без намека на сопротивление, предложил отдать ей отцовскую долю в золотом прииске? Отсюда следовал второй вопрос: не ошибся ли Джастин, посчитав Ники злодеем? А если так, то вполне можно допустить, что он заблуждается и в других вопросах. Как же ей быть?

Солнце пошло на закат, на девушку пала длинная тень от дома, Эмили зябко поежилась, посмотрела в сторону Гримуайлда. В солнечных лучах ярко сверкали стекла в западном крыле здания, и все же нельзя было не заметить темной фигуры в окне верхнего этажа. Плотнее укутавшись шалью, Эмили склонила голову и быстрыми шагами направилась к дому.

…На фоне пламени огромного костра извивались в дикой пляске бронзовые тела, залитые липким потом. Они скакали и кружились, закатывали глаза и вертели бедрами под грохот морского прибоя и громкий стук сердца Эмили. Девушка оказалась в центре безумного танца, и его ритм, казалось, подхватила прозрачная ночная рубашка, трепещущая на теплом ветру.

Шеренги пляшущих туземцев раздвинулись, и Эмили увидела Его — темную фигуру, выходящую из зарослей, широкополая шляпа низко надвинута на брови. Девушка пыталась сдвинуться с места, бежать, но ноги отказывались повиноваться, уходили в песок, глубокий и вязкий.

А Он будто затеял какую-то странную игру, достал из кармана портсигар, зажал тонкими губами сигарету, зажег спичку, и при мимолетной вспышке Эмили сумела разглядеть Его глаза, но то были не глубокие темные впадины Ники, а золотистые глаза Джастина, излучавшие беспощадную жестокость.

Он начал приближаться неспешно и грациозно, крадучись, как тигр, преследующий свою жертву. А когда прошел под тенью перистых листьев пальмы, превратился в настоящего тигра, мягко ступая всеми четырьмя мощными лапами. Потом присел, напружинился, приготовился к прыжку и вновь стал Джастином, щелчком отбросив в ночь горящий окурок.

Эмили застыла на месте, не могла двинуть ни рукой, ни ногой и боялась дышать. Завороженная Его приближением, внезапно поняла, что и не хочет двигаться. Горючие слезы стыда опалили щеки, когда девушка осознала, что готова заплатить любую цену за возможность вновь оказаться в его объятиях. Он зашел сзади, и сильные руки обвили ее за талию. У него были тигриные глаза, но руки человека, ласковые и горячие. Их теплота согрела, растопила лед в душе, Эмили бессильно откинула голову, сдаваясь на милость победителя.