— Мы не можем себе позволить, чтобы наше сообщество было построено на страхе. Надеюсь, в ближайшее время этого не произойдет.

Ана пересекла приемную и, наблюдая за изображением, прислонилась к стене. На картинке премьер-министр сел в автомобиль. Затем на экран выплыл репортер.

— Ограждения Чистых официально убраны, — произнесла женщина в камеру. — Шесть из самых халатно работавших клиник психической реабилитации закрыты. Пациенты воссоединены с их семьями и им предоставлена поддержка и консультация для возвращения их к домашней жизни. За последние несколько дней по всему Городу установлены общественные палатки с волонтерами, оказывающими психологическую поддержку тем, кто был травмирован фотографиями и новостями о бесчеловечных экспериментах Эвелин Найт. С вами была Мелисса Уайт, ведущая репортаж с Даунинг-стрит, дом 10.

Ана попрощалась с администратором и спустилась на лифте в вестибюль, где ее поджидал Коул.

— Как обстоят дела?

— Хорошо, — сказала Ана. — Пока без существенных изменений. Как дела в Просвещении?

— До сих пор много пересудов. Даже если люди вернутся в Просвещение, он уже не будет прежним, — взгляд Коула устремился в вестибюль. Ана обернулась, чтобы посмотреть на дверь. Возле пластиковых стульев, сунув руки в карманы брюк и одетый в белую рубашку и черные ботинки, стоял Джаспер. Он выглядел бледным и сконфуженным. Солнце падало на его песочно-каштановые волосы и отбрасывало тени на жесткие линии лица. Когда их глаза встретились, он опустил взгляд, словно стал свидетелем того, чего не должен был.

— Мотоцикл снаружи, — сказал Коул. — Подожду тебя там. — Он задержался на мгновенье.

Ана наклонилась к нему и прошептала:

— Не забывай чье кольцо я ношу.

Он провел большим пальцем по металлическому кругу на ее указательном пальце. На его лице заиграла полуулыбка. Коул снова поцеловал ее, затем покинул лобби, широко выпрямив мощные плечи. Ана ощутила внутри знакомый трепет от желания и восхищения. Когда Коул покинул здание, Джаспер подошел к ней.

Они неловко поздоровались: она протянула руку для рукопожатия, он наклонился, чтобы чмокнуть ее в щеку.

— Тебя отпустили, — сказала она. — Извини, что не пришла повидаться. Твоя мать рассказала о пожаре и отчете о вскрытии брата. Джаспер, мне очень жаль.

Он кивнул, нервно сжимая руки в карманах.

Булавочные уколы в груди стали болезненнее.

— Мне жаль, что у нас ничего не получилось, — тихо произнесла она.

Джаспер выдавил меланхоличную улыбку.

— Я буду скучать по тебе, Ана.

Она закусила губу, не зная, как реагировать.

— Я буду жить с другом в городе, — продолжил Джаспер. — Мама знает адрес, если вдруг когда-нибудь ты захочешь найти меня.

— Хорошо, — сказала она.

— Наконец, я займусь практикой, для которой учился.

— Ты получил «дело«?

Он кивнул.

— Я присоединяюсь к обвинительной команде, нанятой матерью, и буду посещать вечерние занятия, так что в следующем году смогу сдать экзамены. Над защитой отца работают около двенадцати лучших юристов страны. Будет нелегко… — Джаспер умолк. По капелькам пота над верхней губой и на лбу можно было предположить, что его бросило в жар. — Ну, знаешь, — он пожал плечами, двигая руками в передних карманах и сутулясь. Ана почувствовала слабый, но отчетливый укол потери.

— Жаль, что не удержал тебя — выпалил Джаспер. — Все те месяцы, когда ты не знала смогу ли я пройти через обручение, захочу ли быть с тобой. Если бы я нашел в себе смелость сказать, что мы бы могли пройти через это вместе и… — Он прервался. И сейчас она бы не была с Коулом. Джаспер не произнес этого, но подумал. Вероятно, он был прав. Но сожаления не могли изменить прошлое, и Ане не хотелось, чтобы все было по-другому.

— Ну, — произнес он. — До свидания, Ана.

И медленно попятился назад.

Она наблюдала за ним, гадая, вернется ли когда-нибудь тот светлоглазый смеющийся Джаспер, с которым она познакомилась в одиннадцать, из арктического холода, где он очутился после смерти брата. Она надеялась, что да.

Когда он проходил через автоматические двери, Ана выкрикнула:

— Мне пришлось продать свадебное кольцо женщине, хакнувшей Би-би-си.

Джаспер обернулся, рот расплылся в полуулыбке:

— Надеюсь, она осталась довольна, — сказал он. — Оно стоило целое состояние.

Ана со Смотрителем Домбрантом выбрали для проведения похорон отца крематорий на Голден-гринс, расположенный недалеко от стены Просвещения и расформированной КПП хайгейтской Общины. Коул проехал сквозь открытые ворота и остановился во внутреннем дворике, окруженном низкими строениями и высокой часовней с колоколами. Несколько мужчин в костюмах и галстуках среднего возраста — люди, с которыми ее отец работал или играл в гольф — собрались возле входа в крематорий, их автомобили заполнили парковку.

После всего, что произошло, Ана не знала, придет ли кто-нибудь из них. Домбрант заговорил с красивой сорокалетней женщиной с покрасневшими от слез глазами. Тэмсин стояла в стороне со своими родителями. Она постригла волосы после того, как вышла из Трех мельниц. Ее покрытая струпьями прозрачная кожа налилась и порозовела. Легкий макияж скрывал большую часть изъянов, и она выглядела прекрасной и загадочной с татуировкой виноградной лозы, опоясывающей шею.

— Хочу тебя кое с кем познакомить, — сказала Ана, слезая с мотоцикла и беря Коула за руку, как только он поставил его на подножку.

— С печально известной Тэмсин? — спросил он. Она кивнула. Когда три дня назад она навещала Тэмсин, Коула с ней не было. После шоковой терапии девушке было непросто находиться среди людей, которых она не знала. Долговременная память осталась прежней, но ее родители предупредили Ану, что бывают моменты, когда она забывает, что делала и где была, и становится подавленной.

Ана обняла подругу, поздоровалась с родителями Тэмсин и представила Коула. Они несколько минут разговаривали, пока не вышел крематор и не попросил зайти всех внутрь. Ана с Коулом вошли последними. Домбрант стоял во внешнем зале, склонившись над столом у каменной плиты с именем отца.

— Вернусь через минутку, — сказала Ана. Коул поцеловал ее запястье и вошел в комнату для проведения церемоний. Ана подошла к Домбранту и положила венок из белых роз рядом с несколькими букетами. Некоторое время они изучали маленькую серую плиту отца. Когда она повернулась к Смотрителю, она заметила его немигающий остекленелый взгляд. Скорбь внутри нее возросла.

— Если тебе что-нибудь понадобится… — произнес он.

Ана кивнула.

— С тобой все будет хорошо, малышка.

Две крупные слезинки стекли по ее щекам. Она смахнула их подушечками пальцев.

— А как же ты? — спросила она. — С тобой будет все хорошо?

— Я живой, — Ана посмотрела ему в глаза. Столько всего читалось в них. Больше, чем она могла представить.

Наконец Ана кивнула.

— Нам лучше войти.

Он мягко взял ее под руку, и они вместе прошествовали сквозь раскрытые деревянные двери.

Иногда, когда на Энкиду я уплываю в сон под запахи костра и теплые звуки фортепианного сочинения Коула, я вспоминаю ту первую ночь, когда мы впервые с ним встретились, и его музыку, вернувшую меня к жизни, подобно солнцу, согревающему землю после долгой зимы.

Иногда летними вечерами, пока Коул показывает Рафферти с палубы первые звезды, а Нэт рядом с ними укачивает малыша Майлза, я вожусь с пианино и думаю о Писаниях и Тенджери. Лайла говорит, что я была ангелом. Другие с нового Просвещения — что ангел умрет, и они все еще ждут его. Но я отрицаю ярлыки — Чистых, Большую Тройку, Ангела. Больше я не нуждаюсь в этом. Я была ими всеми и никем из них.

Для меня будущее — великая неизвестность. Мы пишем его сейчас, каждый из нас создает его своим выбором в борьбе за то, чтобы стать тем, кем хочет.

Мне бы хотелось поблагодарить всех, кто внес свой вклад в то, чтобы продолжение Взгляда состоялось. Особая благодарность моему редактору Ребекке Ли за помощь в оформлении Падения, моему агенту Джо Уильямсону в Энтони Харвуд, редактору Сусиле Бейбарс за то, что в первую очередь дала Ане с Коулом шанс и всей команде Фабер.