— Сделает, сделает; и я со своей стороны приложу старанья! Заглоба sum, да будет тебе, сударыня, это известно! — воскликнул старый воин, растроганный слезами женщин.

Тогда пани Боская кивнула Зосе, а та поспешно вытащила из-за корсажа письмо и подала его маленькому рыцарю.

Тот взглянул на почерк и сказал:

— От пана гетмана!

После чего сломал печать и начал читать:

«Наилюбезнейший моему сердцу пан Володыёвский! Посылаю тебе с дороги через пана Богуша искреннюю мою симпатию, а также инструкции, с каковыми пан Богуш ознакомит тебя personaliter. Не успел я после тяжких трудов расположиться в Яворове, тотчас новая появилась забота. Камнем лежит она у меня на сердце, ибо я всю жизнь пекусь о благе своих солдат, — позабудь я о них, господь обо мне забудет. Тому уже несколько лет, как орда пленила под Каменцем пана Боского, достойнейшего рыцаря и любимого моего сотоварища. Супругу его и дочку я приютил в Яворове, но нет в их душах покоя — одна по отцу слезы льет, другая по мужу. Я писал через Пиотровича в Крым пану Злотницкому,[39] нашему посланнику, чтоб они там Боского повсеместно искали. Будто бы даже нашли его, но он тут же был спрятан, отчего вместе с иными пленниками выдан быть не мог и, верно, по сей день ворочает веслом на галерах. Женщины, утративши всякую надежду, совершенно отчаялись и даже просьбами донимать меня перестали, я же, найдя их по возвращении в неутешной печали, понял, что не прощу себе, ежели как-либо им помочь не попытаюсь. Ты от тех краев неподалеку стоишь и, как мне известно, многим мурзам побратим, почему я и посылаю к тебе оных женщин, а ты им окажи помощь. Пиотрович вскоре ехать собирается. Дай ему письма к твоим побратимам. Сам я ни визирю, ни хану писать не могу, поскольку оба ко мне весьма нерасположены, и притом, боюсь, напиши я им, они посчитают Боского чересчур важной птицею и неимоверный затребуют выкуп. Пиотровичу поручил безотлагательно этим делом заняться, накажи, чтобы без Боского не возвращался, и побратимов всех расшевели. Хоть они и нехристи, но клятву верности свято блюдут, а к тебе должны особое питать уваженье. А в общем, поступай по своему усмотрению; съезди в Рашков, пообещай троих знатных пленников взамен — лишь бы только Боский, если еще жив, вернулся. Никто лучше тебя всех путей и подходов не знает — говорят, ты уже своих родных выкупал. Да поможет тебе бог, а я тебя еще сильней люблю, ибо в душе моей затянется рана. В твоих хрептевских владениях, я слыхал, все спокойно. Так я и полагал. За Азбой только приглядывай. De publicis «О делах общественных (лат.).» пан Богуш тебе все расскажет. Ради бога, следите неустанно за тем, что у валахов делается, — похоже, не миновать нам грозного нашествия. Вверяя твоим заботам и доброму сердцу пани Боскую, остаюсь и прочая, и прочая».

Пани Боская все время, пока Володыёвский читал письмо, плакала, а Зося вторила ей, возводя к небу свои лазоревые глазки.

Между тем, не успел еще пан Михал закончить чтение, прибежала Бася, уже переодевшаяся в женское платье, и, увидев слезы на глазах матери и дочери, встревоженно принялась выспрашивать, в чем дело. Тогда пан Михал прочитал ей письмо, она же, внимательно все выслушав, не задумываясь горячо поддержала просьбы гетмана и Боской.

— Золотое у пана гетмана сердце! — воскликнула она, обнимая мужа, — но и мы ему не уступим, да, Михалек? Пани Боская погостит здесь у нас до возвращения супруга, а ты месяца за три вызволишь его из Крыма. А то и за два, верно?

— Завтра же, нет, через час! — шутливо промолвил пан Михал. И добавил, обратившись к пани Боской: — Супруга моя, как видишь, в долгий ящик ничего откладывать не любит.

— Да благословит ее за это бог! — сказала Боская. — Зося, целуй руки пани Володыёвской.

Но пани Володыёвская и не подумала протянуть руки для поцелуя, а вместо этого они с Зосей еще раз облобызались, потому что как-то сразу пришлись друг дружке по душе.

— Будем держать совет, милостивые судари! — воскликнула Бася. — Совет, совет, живее!

— Живее, а то у ней земля горит под ногами, — пробурчал Заглоба.

На что Бася ответила, тряхнув светлыми вихрами:

— Не у меня под ногами земля горит, а у этих женщин в сердцах от горя огонь пылает!

— Никто тебе в твоих благих намерениях препятствовать не собирается, — сказал Володыёвский, — только сперва надобно выслушать историю пани Боской во всех подробностях.

— Зося, расскажи все, как было, мне слезы говорить мешают, — промолвила почтенная матрона.

Зося потупилась, уставя взор в землю, и зарделась, как маков цвет, не зная, с чего начать, ужасно смущенная тем, что предстоит держать речь в столь многолюдном обществе.

Но пани Володыёвская пришла ей на помощь:

— Так когда ж, Зоська, пана Боского угнали в полон?

— Пять лет тому, в шестьдесят седьмом, — тоненьким голосочком ответила Зося, не поднимая длинных своих ресниц.

А потом выпалила одним духом:

— Тогда о набегах и слуху не было, а батюшкина хоругвь стояла под Панёвцами. Батюшка с паном Булаёвским надзирали за челядью, что в лугах стада пасла, а тем часом пришли татары с валашского шляха и схватили батюшку вместе с паном Булаёвским, но пан Булаёвский уже два года как вернулся, а батюшка не возвращается.

Тут две крохотные слезинки скатились у Зоси из глаз, а Заглоба при виде этих слез так расчувствовался, что сказал:

— Бедная крошка… Не горюй, дитя мое, вернется батюшка, еще на свадьбе твоей плясать будет.

— А гетман писал пану Злотницкому через Пиотровича? — спросил Володыёвский.

— Пан гетман писал насчет батюшки пану познанскому мечнику через пана Пиотровича, — тараторила дальше Зося, — и пан мечник с паном Пиотровичем отыскали батюшку у Мурза-бей-аги.

— Черт побери! Я этого Мурза-бея знаю! Мы с его братом побратимы, — воскликнул Володыёвский. — Неужто он отказался пана Боского отпустить?

— От хана был приказ батюшку отпустить, но Мурза-бей, свирепый такой, жестокий, батюшку спрятал, а пану Пиотровичу сказал, будто давно уже его в Азию продал. Но другие пленники говорили пану Пиотровичу, что это неправда и что Мурза нарочно так говорит, чтоб подольше над батюшкой измываться, потому как Мурза этот всех татар злее. А может, батюшки тогда в Крыму и вправду не было: у Мурзы свои галеры есть, и гребцы нужны, и вовсе он папеньку не продавал; все говорили, что Мурза лучше невольника убьет, нежели продаст.

— Истинная правда, — сказал Мушальский. — Мурза-бея этого весь Крым знает. Страшно богатый татарин, но народ наш ненавидит люто: четверо его братьев полегли в набегах на польскую землю.

— А нет ли у него часом среди наших побратима? — спросил Володыёвский.

— Навряд ли! — послышалось со всех сторон.

— Объясните мне наконец, что такое побратимство? — попросила Бася.

— Видишь ли, — сказал Заглоба, — когда после войны начинаются переговоры, солдаты вражеских армий друг к другу наведываются и заводят дружбу. Случается, какому-нибудь рыцарю полюбится мурза, а мурзе — этот рыцарь, вот они и поклянутся в дружбе до гробовой доски, которой название — побратимство. Чем воин прославленнее, как, например, Михал, я или пан Рущиц, что теперь командует рашковским гарнизоном, тем больше охотников с ним побрататься. Такой человек, ясное дело, с кем попало брататься не станет, а также поищет достойнейшего среди самых знаменитых мурз. Обычай же таков: двое воду на сабли льют и клянутся в дружбе. Понятно?

— А если потом случится война?

— В больших сраженьях побратимам можно участвовать, но ежели доведется лицом к лицу сойтись или пред битвой встретиться в поединке, они друг дружке поклонятся и разойдутся с миром. И опять же, если один попадет в плен, другой должен ему житье в неволе скрасить, а то и выкуп заплатить. Ха! Иные и состоянием своим с побратимом делились. А понадобится разыскать кого из друзей или знакомых либо помощь оказать, побратим идет к побратиму, и, по справедливости сказать, ни один народ лучше татар не сохраняет верности клятве. У них слово свято! Можешь рассчитывать на такого друга, как на самого себя.