– Старый ты козел! – позабыв о приличиях и чести странствующего рыцаря, ругнулся Годимир, обходя стол. Хоть мебелью отгородиться на время и перевести дыхание.

– Все сдохнете! – Яким, не раздумывая, саданул ногой по столешнице снизу. Нет, ну разве так должен драться пожилой человек, пусть даже и самой разбойничьей натуры? И силища-то, силища… Молодым был, небось, медведей ломал голыми руками.

Стол подскочил, как живой, ударил рыцаря в живот, отбросил к стене и подмял упавшего, придавив немалым весом. Тоже ладили на совесть – из дуба или бука.

Под торжествующий рев старика, Годимир попытался выползти из-под стола. Крутился ужом или, по меткому выражению кметей из Чечевичей, как гадюка на вилах.

– Врешь, не уйдешь! – орал Яким, норовя пнуть сапогом по судорожно дергающимся ногам рыцаря. К счастью, не попал ни разу. Схватился свободной рукой за ножку. Крякнул, дернул!

Пальцы Годимира вдруг поймали что-то продолговато-округлое, до боли похожее на рукоять меча.

– Ага!

Словинец коротким тычком снизу-вверх встретил прыжок размахнувшегося ножом деда…

Яким ухнул филином и застыл. Его туловище с двух сторон под мышками обхватили рога здоровущего ухвата. Не иначе, Якуня из печи те казаны тягала, что сейчас на кольях во дворе сушатся – десяток воинов накормить, не меньше. Зачем двум старикам такие в хозяйстве? Рукоятка ухвата упиралась в опечек – чем больше дед давил, тем надежнее его держало.

Несколько ударов сердца потребовались Годимиру, чтобы сообразить – вместо меча ему под руку попался вот этот самый король кухонной утвари. Яким это же время потратил с меньшей пользой – хрипел и вращал налитыми кровью глазами. Потом вдруг зарычал (и в голосе его уже не было ничего человеческого – одна лишь слепая ярость) и взмахнул секачом.

– Ручки коротки! – язвительно бросил рыцарь, не отпуская тем не менее держака. На Господа надейся, а коня привязывай сам.

Яким рыкнул оголодавшим медведем и попытался пнуть словинца ногой.

– Ну-ну… – Годимир легко избежал встречи с вражьим чоботом. Просто согнул ноги. А потом с наслаждением саданул деду под колено. Раз! А чтоб доходчивей – повторил. Повторение, как говорится, мать учения.

Старик-разбойник головы не потерял, несмотря на показное буйство. Быстренько отодвинул ноги за пределы досягаемости пяток рыцаря. Стоять ему, правда, в такой позиции оказалось неудобно. Раскоряка раскорякой. А потому Яким замер, опасаясь пошевелиться.

– Влип, старый боров? – Годимир, не выпуская из виду опасного старичка, тихонько сел на корточки, потом, взявшись за самый кончик ухватной рукояти, осторожно выпрямился. Яким заворочался, почувствовав, что опора уже не столь крепка, но рыцарь с силой налег на ухват, выталкивая врага в сени. – Пошли, что ли, пенек трухлявый?

Вот так они и выбрались на подворье – держась за противоположные концы ухвата.

Тени удлинились, но до сумерек было еще далеко.

На окровавленной траве валялись мертвые кони. Вспоротые животы глядят в небо. Копыта отрублены. Длинные желтые зубы скалятся в последней усмешке.

– Ты… – задохнулся Годимир. – Козел душной! Что ж ты наделал?

Вместо ответа Яким налег на ухват так, что держак согнулся дугой.

– Сдохнешь!

Старик широко размахнулся ножом, но по Годимиру не попал – оставил глубокую зарубку на рукоятке ухвата.

– Сам сдохнешь! – Рыцарь уперся изо всех сил, намереваясь с разгона ударить деда спиной о бревенчатую стену.

Да не тут-то было! Яким сопротивлялся изо всех сил и, следует признаться, весьма успешно. Крякнул, расставил пошире слегка косолапые ступни и попер навстречу.

Так они и крутились, вытаптывая траву, валяя колья с казанами и непонятно для чего расставленные там и сям буковые чурки. При этом дед, брызжа слюной, рубил изо всех сил черенок ухвата. Крепкая, отполированная ладонями за долгие годы использования, деревяшка поддавалась с трудом, но вода камень точит – щепки летели все чаще.

Вот сейчас хрустнет!

Годимир еще раз попытался опрокинуть упрямого деда, толкнув его на неприметную в зарослях белоуса жердь, но держак вдруг сломался с сухим, мерзким звуком.

– Ага!!! – заорал Яким, бросаясь вперед.

Даже не задумываясь, что он делает, рыцарь ударил его слева по ребрам сломанной рукояткой ухвата. По всем правилам боя с длинным мечом. Ни один учитель-мечник не придерется.

Старик ойкнул и скособочился.

А Годимир без всякой жалости саданул его по уху, потом по плечу.

Потом, когда седой разбойник согнулся крючком, по загривку.

Яким рухнул на колени, но ножа не бросил, а потому рыцарь отступил на два шага, удерживая палку, словно меч, в «Быке», и внимательно следил за каждым его движением.

Не спускал глаз, а все же чуть не прозевал.

Яким прыгнул с четырех ног, как кот, стараясь ошеломить и опередить противника. Острие ноже он нацелил снизу вверх, под пряжку ремня. Если бы получилось, внутренности рыцаря вывалились бы на траву в один миг.

Годимир ударил без какой бы то ни было жалости. Можно сказать, с наслаждением ударил.

Яким крякнул, застонал.

Упал под ноги тесак. Перебитое запястье безвольно повисло.

Злобно задрожал, взвыл расколотый вдоль держак. Крепкий, крепкий, а не выдержал.

Годимир тяжело дышал и с трудом сдерживался, чтобы не добить мерзкого старикашку, поправшего законы гостеприимства. А что? Даже палкой можно. Три-четыре раза хорошенько по голове… А если не получится, то и за мечом сбегать не грех. Но дед скулил, стоя на коленях и баюкал сломанную руку, жалкий и отталкивающий одновременно. Ярость и ненависть в душе постепенно уступали место презрительному омерзению.

– Ты мне одно скажи – зачем? – сухим горлом прохрипел Годимир.

– А-а-а!!!

Крик старика не содержал более ничего человеческого. Раненый зверь, и все тут…

Яким покатился словинцу под ноги взъерошенным, окровавленным колобком. В левой руке блеснул подхваченный на лету нож.

Годимир подпрыгнул, отмахнулся остатками ухвата. Расщепленный конец прочертил через морщинистое, перекошенное лицо длинную багровую полосу.

Рыцарь приземлился, ударил хлестко, с оттягом, опять-таки поперек ощеренного в крике Якимового рта. Осколками брызнули остатки зубов.

Еще удар! Кажется, нос сломал… А поделом!

И несмотря ни на что старик продолжал тыкать клинком – хоть ногу, а зацеплю!

Получи!

Заостренная деревяшка – не сталь, но в руках разъяренного бойца разит не хуже. Тычок сверху пришелся Якиму чуть пониже грудины, пробил и фартук, и мышцы, но завяз в требухе. Почувствовав смерть, старик-разбойник взвыл, но успел все же достать голень рыцаря ножом. А Годимир, навалившись всем весом, медленно вдавил ухватный черен, пока он не заскрипел, входя в землю.

Яким корчился, скреб землю толстыми пальцами с широкими желтыми ногтями, вырывал пучки травы, пускал кровавую слюну на бороду.

– Похоже, мне наконец-то весело, рыцарь Годимир… – промурлыкал знакомый голос.

Словинец от неожиданности дернулся. Вскинул голову.

На поленнице, потягиваясь, словно ухоженная кошечка, восседала навья. Из одежды по-прежнему одни лишь волосы. Но лицо довольное, сытое.

Сытое? Ну, еще бы! Как там она говорила – «ненависть это мясо, страх – хлеб», а тут и того, и другого изрядно намешано. Годимир сам до конца не понял, он больше боялся опасного старика или все-таки ненавидел?

– Что ж тут веселого? – пожав плечами, довольно грубо спросил рыцарь.

– А ты жестокий человек, рыцарь Годимир. – Навья решила, что отвечать на вопросы ниже ее достоинства.

– Я?! Жестокий?

– Еще бы… Убивать черенком от ухвата… Почему ты не взял меч?

– Не успел.

– А ухват успел?

Годимир вздохнул:

– Долго объяснять. – Просто, чтобы перехватить инициативу в разговоре, снова спросил: – Что-то давно тебя не видел. Хорошо развлекалась?

Она улыбнулась, оскалив зубки:

– Рыцарь Годимир скучал?

Молодой человек обвел рукой залитый кровью двор: