Документы. О да. Я изучал их постоянно. После уборки, после спорта, после душа, во время еды, во время отдыха. Я читал и читал строчки, пытаясь проникнуть в каждую деталь, жадно вглядываясь в редчайшие пометки. Я изучал и бумагу. Нюхал странные оранжевые чернила. С каждым новым часом посвященным изучению ведомостей, я узнал все больше. В этом помогали пометки. Постепенно передо мной выстраивалась странная картина окружающей меня действительности…

Вокруг меня много движущихся келий. Много таких вот одиночных и удивительно просторных тюремных камер снабженных набором рычагов и сводом неписанных правил. Я еще не узнал каким образом такие махины приводятся в движение и как это выглядит.

Живут узники по-разному. И поощрения получают различные – все зависит от выбранного ими образа жизни.

Минимум – дергать за два рычага. Келья будет двигаться, ты станешь получать питание два раза в день. Но не больше. Живи в грязи, питайся скудно, не имей сношений с внешним миром.

Но если ты действуешь за три рычага – тут уже меняется многое! «Разящий» третий рычаг – ключевой. Он самый важный. Почему? Потому что поощрений становится куда больше – кексы, жареная рыба, жареная птица, вино. Рай! А всего-то надо дергать за третий рычаг раз в сутки! И не обязательно с железной регулярностью – пару раз можно и пропустить.

Дальше – больше. Если ты служишь на совесть, если не позволяешь заработавшему механизму давать сбои, если дергаешь и дергаешь усердно рычаги… последует еще большая награда.

Какая?

Стыковка. Так я это назвал. Краткое свидание.

С кем?

С другим узником.

Каким образом?

С помощью окон.

И у меня есть два окна – по одному в боковых ветвях креста.

С помощью них и состоится краткое свидание с другим узником.

Как долго будет длиться свидание?

Точно не знаю, но, если верить одной пометке, слишком долго беседовать не получится. Счет идет на минуты.

Для чего свидание?

Для начала – беседа. Разговор. Любой разговор, пусть даже краткий, может здорово облегчить тяжесть одиночества. Не каждый человек способен выдержать долгое одиночество. Умом тронется. И начнет бодать стены в попытке выйти отсюда любым путем – либо живым и целым, либо мертвым и расчлененным.

А еще можно что-то обменять на что-то. Выбор за тобой. Ты предлагаешь – а другой может согласиться или отказаться. Можешь передать кому-то весточку. Записку. Вещь. Конечно, если доверяешь передаточному звену – на свой страх и риск.

При этом молва быстро разносит среди сидельцев слухи о надежности того или иного узника. Репутация здесь – на вес золота! Обмани один раз – и тебе больше никто и ничего не доверит. И, стало быть, лишишься своего законного процента за доставку.

Голова. Моя голова. Голова идет кругом!

Это же невероятно!

Если честно – дух захватывает!

Мне стало настолько интересно, что поменялись приоритеты – я по-прежнему жаждал вырваться отсюда, вырваться за пределы узилища, но только чтобы осмотреться снаружи, понять куда я попал.

Обратно домой я не хотел! В этом я был совершенно уверен!

На четвертые сутки, когда я закончил первую сегодня трапезу, кою называл обедом, по моей камере прокатился долгий звон. Следом послышался отчетливый лязг. Келья качнулась. Я схватился за край стола. Подхватил покатившуюся к краю матрешку. Убрал в карман пешку-печать. Повернулся к голове креста. План действий на такой случай я составил загодя. И руки начали действовать автоматически.

Подхватить сложенное одеяло. Набросить на плечи. Обернуть, завязать концы за спиной. Теперь клеенчатый плащ. Застегнуть. Поправить воротник. Проверить содержимое карманов плаща – я загодя положил туда несколько вещей из своего разросшегося имущества. Прокашляться – прочищая застоявшееся в молчании горло.

- Добрый день – прозвучало слишком хрипло.

Неуверенно. Не пойдет.

- Добрый день.

Уже лучше.

Хорошо. Пригладив отросшие волосы, я зашагал к перекрестку, мысленно сетуя, что не успел сбрить бороду ножом. Заточка у него неплохая, у меня теперь есть мыло. Наощупь бриться и раньше приходилось. Но не успел – занимался другими делами. Познавал мир и прогрессировал.

- Добрый день – повторил я, растягивая губы в легкой приветственной улыбке – Добрый день. Добрый день.

Я двигался к своей первой встрече с другим узником. И хотел выглядеть уверенным в себе и спокойным.

Я помнил. Репутация здесь – на вес золота.

Никто и никогда не должен принять меня за слабака и труса. Никто и никогда.

- Добрый день. Добрый день – повторял я. И с каждым шагом мои слова звучали все более уверенно. Плечи расправлены, спина выпрямлена, голова поднята, подбородок чуть вперед, ни в коем случае не смотреть исподлобья, руки держать расслабленно вдоль тела, не оттопыривать локти как мальчишка-забияка – Добрый день. День добрый вам. Добрый день.

Приостановившись у перекрестка, я глянул налево, затем направо. Зеленый огонек горел справа. Значит и мне туда.

- Ну… начнем, пожалуй – вздохнул я и свернул направо – Добрый день… добрый день…

Часть вторая.

Репутация.

Глава седьмая.

Первая встреча.

Одернув плащ, я глубоко вздохнул и потянул за торчащий рядом с «окном» рычаг. Тот, что не поддавался моим усилиям.

«Спокойствие, деловитость, уверенность в себе» - произнес я мысленно.

И успел придать лицу соответствующее выражение.

Железная плита громыхнула, вздрогнула и поползла вверх. Делала она это достаточно медленно. Сначала плита обнажила полосу светлого металла, снабженную пазом. Потом показалась светлая щель, становящаяся все шире. И вскоре я увидел сухую кисть руки, намертво вцепившуюся в рукоять трости. Рукоять в форме некой хищной птицы. Увидел бесформенные широкие штаны. Затем полы пиджака. Щель все ширилась. Показались впалый живот и грудь прикрытые футболкой с эмблемой футбольного клуба. Кажется Спартак… я не фанат футбола. Но эту символику видел частенько в барах и телевизоре. В вороте футболке, как сухой цветок в широкогорлом кувшине, торчала тощая шея, обмотанная шарфом. Плечи согбенны, подались вперед. На лацкане пиджака прицеплен значок. С лязгом плита замерла, полностью открыв квадратное окно. Между мной и им стекло. Два стекла, если выражаться точнее – его и мое. Стекла вплотную друг к другу, щели почти нет. Между стекол стекает мутный тягучий ручеек – что-то льется с его или моей крыши. Внутри ручейка много черных точек. Некоторые из них, кажется, дергаются…

Но пока мне не до ручейка. Я смотрю сквозь стекло. На первого человека, увиденного мною за долгое время одиночества.

Он…

Старик.

Дряхлый. Древний старик. Лицо изборождено глубокими морщинами. На переносице старые очки перемотанные изолентой. Невероятно толстые линзы. Из-за них смотрит пристальный взгляд глаз, что давно потеряли природный цвет, приобретя взамен желтые белки. На щеке косо прилеплен пластырь.

Старик глядит на меня без удивления. Но с интересом.

Сразу становится ясно - он знал, что прежний сиделец мертв. Он знал, что его встретит другой узник.

И сразу становится ясно, что старик умен – не стал начинать разговор. Предпочел рассмотреть меня получше. Я почти ощущаю, как по мне ползет его цепкий изучающий взгляд.

Эта пауза и мне на пользу. Я соскучился по людям! Я одиночка по натуре. Но сейчас с изумлением ощутил, насколько сильно соскучился по людям. Смотрю на дряхлого деда чуть ли не с радостью. Готов слюну пустить от щенячьего восторга.

Надо держаться. Помнить о репутации. Помнить о своей цели.

Я дал ему полминуты. И, памятуя о том, что встречи не бывают долгими, начал первым, молясь, чтобы он знал русский язык:

- Добрый день.

- Добрый – скрипуче ответил старик и подался вперед, сильнее налегая на трость.