Тут у меня крючков нет. Но есть две деревянные винные пробки. Небрежно оструганные палки достаточной длины, чтобы прочно засесть в кирпичной стене и достаточно прочны, чтобы выдержать вес повешенной вещи.
Отверстие наметил на высоте глаз. И, вооружившись скребком, принялся за дело. И вновь меня поразила крепость скрепляющей кирпичи смеси. Да что сюда намешали? Не бетон это. Не бетон и все тут. Порой возникает впечатление, что тру ватной палочкой, а не заточенным скребком. Пусть скребок из алюминия – но ведь я тру им камень, а не титановый сплав! По крошечке, по крупинке отваливается смесь. Я упорно кручу скребок, обмотав пальцы тряпкой. Тихий скрежет наполняет коридор. Беззвучно летит время, отсчитывая минуты и секунды до следующей активации рычага. Мне потребовалось два часа, чтобы высверлить между кирпичей отверстие достаточной ширины и глубины. И пара минут, чтобы вбить туда чуть подточенную деревяшку. Сдув пыль, протер тряпкой новый крючок и повесил плащ – не за воротник, а за специальную петельку, пришитую самолично. Отлично.
Проверил скребок и сокрушенно покачал головой. Мне бы нормальный инструмент. Из закаленной стали. Хотя бы зубило и молоток. Мечты, мечты, мечты… раздобыть постараюсь, конечно, но пока обойдусь имеющимся. Наметив место, взялся за дело. Опять крупинка за крупинкой вниз полетела пыль… Еще через два часа пальцы занемели окончательно, их начали сводить судороги от перенапряжения. Едва сумел закончить и вбить следующую пробку. На этом крючке – расположенном у самого стола – повисло одеяло. Так оно будет хорошо проветриваться и быстро подсушиваться. Со стола всего пару вещей убрали, а свободного места стало гораздо больше. С хаосом дома надо бороться беспощадно. Или однажды станешь просыпаться рядом с трехдневной давности пиццей, размазанной по дивану. И кому это надо? Даже пицца против такой агонии.
Винные пробки закончились. Я дернул рычаг. Сходил ко второму. Щелкнул третий. Я дернул и третий. Опять вспомнил слов «зачем разишь ты его?». Пожалуй, еще долго буду вспоминать эти слова, дергая третий рычаг. Мне жалостливые слова просто приходят в голову и никак не влияют на мои поступки. Но другому сидельцу могут и запасть в голову так сильно, что он перестанет дергать третий рычаг…
Мелодичный звон. Я радостно дергаюсь. Делаю пару шагов к вешалке. Замираю. Перепутал направление – мне в противоположную сторону. К кормильне. Внеочередное кормление-поощрение.
Так и есть.
Кекс. Горячий. Пахнущий вином и медом. Шикарнейшая из наград. Думается мне, что за такой кекс Аня Бегемот если не душу продаст, то близко к этому. Один молодой французский писатель на полном серьезе сравнивал чревоугодие с наркоманией, сидя в одном из парижских ресторанчиков и наслаждаясь куском рыбного пирога и бокалом молодого вина. Дело было на набережной Сены… дождь дырявил гладь реки, у берега покачивались в туманном мареве превращенные в жилища баржи… знатно мы тогда с ним надрались вином, рассуждая о жизни, еде и женщинах…
Нож легко прошел сквозь сладкую мякоть. И знакомо уткнулся в некое препятствие. И повел лезвием в сторону, разрезая выпечку. Подцепил кончиком ножа винную пробку перевязанную ниткой.
Послание.
От неизвестной личности, просящей «не разить, не разить ЕГО».
Я стер с лезвия крошки и отправил их в рот. Невольно заулыбался, ощутив растекшуюся по языку медовую сладость. Приступил к еде, глядя на остывающую пробку. Успел прикончить половину кекса. Раздавшийся гонг дал мне выбор – остаться на месте и продолжить вкушать кекс, либо же поспешить на зов.
Я выбрал второе. С первого крючка снять одеяло. Со второго клеенчатый плащ. На голову фуражку. Проверить карманы. Брошенная туда мелочь так и лежит. На месте и второй сверток с едой – десять сухарей.
Поправив фуражку, я поспешил к перекрестку. Посмотрим, что даст мне третья встреча.
Глава 8
Глава восьмая.
Гневный пацифист. Время пришло…
Стальная плита с грохотом уползла вверх.
Сквозь стекло я смотрел на мало чем примечательного мужчину возрастом чуть за пятьдесят. Одутловатое лицо, узкие плечи, выпирающий живот. Клетчатая старая рубашка с заплатами на локтях, рукава немного закатаны. Поверх рубашки оранжевый жилет с двумя светоотражающими полосами. На жилете штук десять значков. Из них один уже мне знакомый. Синие джинсы, крепкие строительные ботинки. На голове повязан кусок серой шерстяной ткани.
Интересно. Он создает впечатление деловитой личности, этакого работяги, который, закончив официальную работу, никогда не откажется от левого заработка и, несмотря на усталость, с удовольствием будет клеить обои, штукатурить, чинить проводку и латать протекающие трубы. Лишь бы платили. Такой никогда не возьмет плату бутылкой. Только деньги.
- Добрый день – улыбнулся я.
- Добрый день – получил и я в ответ скупую улыбку. Голос уверенный.
Меня сверлили внимательные изучающие глаза. Уверен, что незнакомец подметил каждую деталь в моем облике. Я заметил его недовольство. Чуть напрягся, пытаясь принять причину такой эмоции. Некоторое время мерились взглядами. Вскоре я понял – или решил, что понял – незнакомец недоволен моей уверенностью, моим обликом, моим спокойствием. Он знает, что я по их меркам зеленый новичок. Но при этом выгляжу и веду себя как матерый сиделец. Ни нервозности, ни обреченности, ни страха. Скупой деловой подход.
Ну и отлично. Я этого и добивался.
- Есть желание обмена? Или что-нибудь кому-нибудь передать «налево»? – спрашиваю я, тыкая оттопыренным большим пальцем себе за плечо – Просто поговорить?
Незнакомец причалил «справа». И есть три варианта. Либо ему что-то нужно конкретно от меня, либо передать что-то «налево», либо он просто хочет потрепаться от скуки. Почему нет? Мне подойдут все три варианта.
Разочарованным я не остался.
- Обменять, передать, поговорить – кивает он, прикасается к груди – Я Тодор. Тут семь лет.
- Мой срок пока меньше недели. Но дни летят.
- Дни летят.
- Что и кому передать? – перешел я к деловой части беседы. Время идет. Встреча жестко лимитирована по сроку.
- Ане Бегемоту. Небольшой сверток. И сверток открывать не надо.
- Не буду – ответил я – Меня не чужое – меня мое интересует. Что получу за передачу?
- Пять сухарей?
- Не заинтересован – отказался я – Но, если других вариантов нет – приму и сухари.
- Пять сухарей и что-нибудь из этого? Мелочь, но и услуга с твоей стороны небольшая.
На ладонях Тодора – в какой стране в ходу такие имена? – появилось несколько предметов. Осмотрев их, я сделал выбор:
- Пять сухарей и одну винную пробку.
- На них хорошо кипятить чай – согласился со мной Тодор – Главное, чтобы дым уходил в трубу, а не в келью. Я сам не любитель. Да и чай не сыскать, а сыщешь – не купить. Дорог он. Одну винную пробку добавлю к сухарям.
- Договорились. Спасибо за щедрость, Тодор.
- Ты не назвался.
- Меня кличут Гниловозом. Или Труповозом – улыбнулся я.
- О да. Ты везешь зловонное кладбище. Что-то долго келья твоя болталась в мути холодной. Я уж думал, что больше ей не ожить. А тут вдруг раз – и ожила. И начала вздыматься. Да так быстро! Меня прямо интерес разобрал – кто ж так исправно за рычаги дергает…
- Дергаю исправно. Прошу сверток, сухари и пробку.
- Вверяю доставку тебе, Гниловоз – лязгнул ящик.
- Не подведу – коротко ответил я, принимая вещи – Сверток не разверну. Передам Ане Бегемоту при первой чалке. Есть интерес поменять что-нибудь?
- А что у тебя есть? Золото? Может теплые вещи? Сломанные или исправные механические часы?
- Механические часы? – невольно удивился я.
- Раньше был часовщиком – ответил Тодор – Возня с пружинами и шестеренками успокаивает. Время летит незаметно. Собранное и рабочее на что-нибудь обмениваю. Чиню по заказу. Оттого и прозвище у меня Часовщик.
- Часов нет. Но буду иметь ввиду. Золота и теплой одежды тоже не имею.