Теперь, пожалуй, самое время остановиться на том, почему на склоне Холат-Сяхыл случилось то, что случилось? Какими факторами была обусловлена трагедия, имелся ли шанс ее избежать?

Чтобы понять внутреннюю логику событий, необходимо определиться с моделью предполагаемых действий, запланированных в рамках операции «контролируемой поставки». Общая схема таковой операции излагалась выше — Кривонищенко нес в своем рюкзаке одежду, загрязненную изотопной пылью, с целью передачи явившимся на встречу агентам иностранной разведки, а Золотарев и Колеватов должны были играть роль обеспечения, подстраховки от разного рода неожиданностей, отвлечения внимания и сглаживания «шероховатостей», возможных в процессе общения. Для встречи, скорее всего, было назначено некоторое «окно допустимого ожидания», т. е. временные рамки, в пределах которых допускался сдвиг момента встречи (опоздание одной из групп). Тем не менее опаздывать нашим туристам было крайне нежелательно, и группе Дятлова следовало явиться к месту запланированного рандеву в строго оговоренный момент времени — отклонение грозило если не срывом встречи, то возбуждением у противной стороны ненужных подозрений. Золотареву помимо прочего отводилась очень важная роль — фотографирование лиц, явившихся для получения груза. Для этого он имел помимо обычного фотоаппарата, найденного впоследствии в палатке, второй со специальной пленкой.

Последнее, возможно, требует некоторого пояснения. Сотрудники КГБ, посылавшие Золотарева и Кривонищенко на задание, прекрасно понимали, что условия для фотосъемки могут оказаться не слишком благоприятными. Поэтому Золотарев, скорее всего, должен был получить специальную пленку под условным названием «щит» (этим термином обозначалось целое семейство специальных фотопленок, разработанных КГБ во второй половине 1950-х. Все они предназначались для использования в особых условиях, и главная их особенность заключалась в наличии двух светочувствительных слоев — один поверх другого, воспринимавших световые волны различных частей спектра. Благодаря этому каждый кадр такой пленки мог нести два различных изображения, сделанных в условиях различной освещенности, а кроме того, один из слоев можно было «засветить» без уничтожения изображения на втором слое). КГБ широко использовал фотопленки «щит» в различных спец-операциях как внутри страны, так и за ее пределами, поскольку некоторые ее разновидности позволяли делать фотоснимки как в условиях низкой освещенности, так и в частях спектра либо пограничных зоне человеческой видимости, либо лежащих за пределами таковой. Визуально фотопленка «щит» ничем не отличалось от обычной и, взяв катушку с нею в руки, невозможно было догадаться об ее особых свойствах. В КГБ эти пленки считали высокозащищенными и уникальными, но, как показала практика, их свойства оказались явно переоцененными.

Шведская контрразведка, разоблачившая в июне 1960 г. советского разведчика, полковника генерального штаба Стига Веннерстрема, сумела раскрыть секрет «щита» и извлечь кадры со «скрытого» слоя, которые содержали совершенно секретные материалы, подготовленные к передаче связнику-нелегалу. Это была не единственная причина, обусловившая провал опытного советского разведчика Веннерстрема, но самый, пожалуй, веский довод в пользу его виновности. Через много лет Веннерстрем вспоминал, что «особо защищенная» фотопленка оказалась «самым толстым гвоздем», который шведская контрразведка заколотила ему в гроб. Следует особо указать, что при использовании фотопленок такого типа сам по себе фотоаппарат особой роли не играл (т. е. специальная фототехника — фотоаппарат, источник света, штатив — не требовались. Тем не менее и фотоаппарат также мог быть особым — с бесшумным (либо малошумным) срабатыванием затвора, во второй половине 1950-х гг. такая техника — ручной сборки с индивидуальной особо точной подгонкой — уже имелась в распоряжении советской контрразведки. Необходимо также уточнить, что автор вовсе не настаивает на использовании такой экзотики, как двухслойная фотопленка, — для выполнения задания вполне могла сгодиться качественная высокочувствительная пленка (например, пленка со светочувствительностью в 1000 ед. позволяла производить фотографирование безлунной ночью без использования искусственных источников света, и качество получаемых изображений было вполне удовлетворительным для опознания лиц. Импортные пленки такой и даже более высокой светочувствительности в то время уже существовали).

Движение группы Игоря Дятлова в контексте версии «контролируемой поставки» вплоть до 31 января особого интереса не вызывает — поход проходил в штатном режиме с выдержкой необходимого графика. Кажется весьма вероятным, что на вокзале в Серове Георгий Кривонищенко выходил на связь по телефону с куратором операции и докладывал об обстановке внутри группы. Следующий контакт с «Куратором», вполне возможно, имел место при размещении группы в Вижае; там, как и в Серове, возникла какая-то нелепая ситуация (связанная с переводом группы из клуба в гостиницу), которая дает основание подозревать это. С момента ухода группы из населенных мест началась «автономка», в которой алгоритм действий всей группы определялся полученными Золотаревым в Свердловске инструкциями, хотя этого, разумеется, не знал никто, кроме самого Золотарева и его товарищей по тайной работе — Колеватова и Кривонищенко.

Итак, 31 января группа оказалась в горной местности — если до этого движение происходило вверх по течению рек сначала Лозьвы, а потом Ауспии в условиях равномерно повышающегося рельефа, то теперь группу обступили настоящие горы. Пусть не очень крутые и не самые высокие, но существенно искажавшие линию горизонта (внимательный читатель помнит ту часть настоящего исследования, в которой рассматривался вопрос наступления сумерек в условиях гористой местности). Видимо, 31 января оказался для членов группы днем хорошего настроения и «легкой» лыжни, потому что, несмотря на общее утомление, Игорь Дятлов в самом конце перехода решил быстрым рывком перевести группу через перевал, получивший впоследствии его имя, в долину Лозьвы, дабы там заночевать. Другими словами, группа должна была миновать гору Холат-Сяхыл, и 1 февраля эта гора фактически должна была остаться за спиной туристов. Они двигались бы вперед к Отортену, удаляясь как от перевала, так и от горы, выбранной в качестве места рандеву с группой иностранных разведчиков.

Это, однако, не входило в планы Золотарева и его подчиненных, ибо «контролируемая поставка» была запланирована именно на 1 февраля 1959 г. на склоне Холат-Сяхыл (либо ее вершине — о точных ориентирах мы знать не можем, да это и не принципиально). Говоря иначе, группа Дятлова выскочила к «финишу» раньше срока. А это разрушало всю комбинацию: Кривонищенко не успел надеть на себя радиоактивную одежду, Золотарев — не приготовил фотоаппарат со спецпленкой, спрятанный глубоко в рюкзаке… И тогда последовала одна из простеньких комбинаций, заранее обдуманных и подготовленных при разработке операции. Группу Дятлова чуть-чуть придержали, ровно настолько, чтобы не дать ей перейти в долину Лозьвы раньше времени и заставить отправиться на повторный штурм склона Холат-Сяхыл на следующий день. Думается, что обеспечил столь необходимую задержку Александр Колеватов, сымитировавший травму ноги. Либо действительно повредивший ногу — нам интересен даже не сам факт травмирования, а его нарочитость.

Нам известно, что на теле погибшего Колеватова была обнаружена ослабевшая марлевая повязка, сползшая на левую лодыжку. При жизни эта повязка охватывала, видимо, голень или колено, причем накладывалась она явно не в последние часы жизни — тогда туристам стало уже не до повязок. Да и не оказалось у них под рукою перевязочного материала — весь остался в палатке. Мы знаем также, что у Александра имелся разлитый кровоподтек с внутренней стороны левого колена, так что гипотеза о наложении давящей повязки на травмированный сустав выглядит вполне логичной.