Вторая ошибка людей, запугивавших группу, заключалась в том, что они не до конца «подчистили» за собою прилегающую к палатке часть склона, из-за чего там остались косвенные свидетельства принудительного раздевания туристов. Это ошибка, так сказать, невольная, проистекавшая из самого характера действий иностранных агентов — им приходилось собирать вещи и заносить их в палатку в условиях низкой освещенности и делать это максимально быстро. Кроме того, им приходилось опасаться возвращения и возможного нападения туристов — подобное развитие событий никто исключить не мог. Ими были не замечены и остались лежать в сугробе «домашние» вещи Игоря Дятлова (сложенная рубашка-ковбойка с тапочками внутри), явно свидетельствовавшие о том, что в момент начала трагических событий тот собирался переодеваться и извлек их из рюкзака. Игорю пришлось покинуть палатку, сжимая эти вещи в руках, — он не стал их оставлять в палатке, дабы потом не искать в темноте среди вороха предметов. Но, покинув палатку и оказавшись на склоне под дулами пистолетов, он был вынужден отбросить рубашку с тапочками в сторону, на расстояние около 10 м или чуть более. Понятно, что сделал это он недобровольно. Ну, в самом деле, как можно объяснить столь странное поведение — человек, сидя внутри палатки, извлекает из рюкзака рубашку с завернутыми в нее тапочками, намереваясь надеть и то, и другое, а потом вдруг вылезает наружу и отбрасывает их в сторону на несколько метров? Но как только мы допустим, что человеку дали хорошую затрещину по затылку и заорали на ухо: «Все выбросить! Руки держать перед собой, чтоб я видел!», то его поведение моментально обретает логику. Если бы действия Игоря Дятлова были добровольны, он бы просто положил свои вещи рядом с палаткой, чтобы потом быстрее отыскать. Но ему приказали именно «выбросить» или «отбросить» эти вещи, и приказ отдали в такой форме, что желания спорить не возникло… В самом деле, ну кто бы поступил иначе на его месте? Есть свидетельства участников поисковой операции, указывающие на то, что в снегу около палатки находилось множество мелких предметов (носков, монет, лыжных шапочек и т. п.), которые даже в марте 1959 г. невозможно было полностью собрать. Из той же серии «мелких предметов» текстолитовые ножны от «финки» Колеватова, найденные только в мае, после полного исчезновения снежного покрова на склоне. Вся эта мелочевка, разбросанная и рассыпанная возле палатки, является лучшим свидетельством хаотического раздевания группы, и от нее преступники при всем желании избавиться не могли. Снег, ветер, темнота… крупные предметы еще можно собрать, но до мелких руки уже не доходят — да и глаз не видит! — поземка заметает все.
Иностранные агенты справились с задачей, стоявшей перед ними, как смогли, то есть не лучшим образом. Однако, как показали дальнейшие события, для того чтобы запутать свердловскую областную прокуратуру, сработали они достаточно умело.
Свалив в палатке хаотично обувь и одежду, снятые с туристов, иностранные агенты приступили (либо один из них приступил) к обыску имущества, попавшего в их распоряжение. Сильно провисавший конек палатки, для поддержки которого дятловцы не успели завести веревку-оттяжку, явно мешал этому, поскольку препятствовал свободному перемещению. Поэтому один из разведчиков, не мудрствуя лукаво, решил подпереть конек лыжной палкой. Лыжные палки туристов для этого, однако, никак не предназначались — при высоте конька 1 м (в случае постановки палатки скатами на грунт, как это имело место на склоне Холат-Сяхыл) палка длиною 1,4 м в роли подпорки оказывалась явно великовата. Брезент — не резина, в просвет 1 м не «впишешь» палку длиннее чуть ли не в полтора раза. И косо, под углом к днищу палатки, эту палку тоже не установишь — вернее, попробовать можно, но при малейшем порыве ветра скат с большой парусностью будет эту палку заваливать. Иностранный разведчик, занявшийся обыском вещей группы, явно не имел ни желания, ни времени, ни сил на то, чтобы разбираться с технологией натяжения конька крыши, а потому он поступил предельно прагматично — взял нож и принялся обрезать лыжную палку в нужный размер.
Ни один член группы Игоря Дятлова на подобное варварство не решился бы по той простой причине, что запасных лыжных палок в распоряжении группы не имелось. Лыжи запасные были — ибо лыжи можно сломать! — а вот бамбуковую палку случайно переломить весьма проблематично… Если бы палку резал ножом кто-то из туристов, то персонально для него это означало бы лишь то, что назавтра он отправится в путь с одной палкой. Надо было быть полным идиотом, чтобы столь неразумно обойтись с собственным инвентарем. Обрезанная лыжная палка — вернейшее свидетельство того, что в палатке группы Игоря Дятлова находились (и притом длительное время!) совершенно посторонние люди, причем люди, не имевшие ни малейшего намерения помочь попавшим в беду туристам и явно желавшие оставить свое присутствие в тайне.
Если бы следователи Иванов и Темпалов были чуточку опытнее, внимательнее и просто умнее, то они бы эту лыжную палку не только сфотографировали, измерили и зафиксировали протоколом, но и сохранили бы как ценнейшую улику, объясняющую чуть ли не все дело. Однако говорить об этом можно лишь в сослагательном наклонении, ибо нет нет у нас фотографий упомянутой лыжной палки, нет даже более-менее внятного описания ее порезов, мы просто знаем из воспоминаний поисковиков, что она существовала. И более того — лежала внутри палатки, брошенная поверх вещей исчезнувших туристов.
Впрочем, палку дорезать разведчику не пришлось — либо его остановил напарник, либо он самостоятельно отказался от этой затеи, сообразив, что просто теряет время.
Какова была цель обыска? Для иностранных разведчиков представляла интерес, безусловно, любая информация, способная подтвердить связь изгнанных из палатки людей с КГБ. Таковую могли дать соответствующие документы и оружие, однако, как мы знаем, члены группы ничего, раскрывающего их связь с КГБ, при себе не имели. Убийц заинтересовали фотоаппараты участников похода — на то, что их футляры открывались, а потом обратно закрывались посторонними, вполне определенно указывает разбитый светофильтр, найденный в фотоаппарате Георгия Кривонищенко. Как уже было отмечено выше, для хозяина фототехники разбитый светофильтр ценности не имел, и если бы Георгий разбил его на склоне, когда делал последние фотоснимки, то там бы и бросил (фотографировать через разбитое стекло — значит гарантированно испортить кадр). Этого, однако, сделано не было, светофильтр остался на своем месте, причем Георгий во время последней фотосессии им явно не пользовался (желтые или оранжевые светофильтры, продававшиеся в комплекте с фотоаппаратами «Зоркий», использовались для съемок на снегу в солнечную погоду). Этот интерес чужаков к фототехнике туристов, причем интерес замаскированный, неявный, без нарочитой порчи имущества и засветки пленок, — заставляет думать, что интересовал их всего один, вполне определенный фотоаппарат. И это был не фотоаппарат типа «Зоркий» с объективом «Индустар-22», каковых они отыкали аж 4 штуки, не проявив к ним особого интереса.
Противник, занятый обыском вещей туристов, к своему удивлению, обнаружил не один, а два фотоаппарата ФЭД, каждый из которых походил на тот, который он искал. Не зная, какой именно ему нужен, обыскивающий решил забрать оба, чтобы решить свою задачу наверняка. Если бы фотоаппарат был один, его можно было бы и не забирать, а ограничиться порчей либо хищением фотопленки. Вряд ли бы это вызвало особые подозрения будущих следователей — ну, подумаешь, оказался один из фотоаппаратов без пленки, что такого? Однако порчу или хищение пленок сразу в двух однотипных фотоаппаратах уже невозможно было объяснить стечением обстоятельств. Это рождало подозрения относительно целенаправленных действий по уничтожению фотоматериалов, отснятых именно ФЭДами. Понятно, что такие подозрения преступникам были совершенно не нужны. Так, из палатки исчезли фотоаппараты, которые, как мы считаем, принадлежали Тибо-Бриньолю и Колмогоровой. Видимо, кто-то из их владельцев принялся открыто фотографировать незнакомцев во время первого контакта, невольно разбудив их подозрения и, возможно, спровоцировав последовавшее нападение.
