Борис Алексеевич Возрожденный, однако, попытался выскочить из прокрустова ложа ведомственных ограничений. Не имея возможности получить второе высшее образование и радикально изменить род своей трудовой деятельности, он решился переменить медицинскую специализацию. После 6-месячного обучения на кафедре судебной медицины в Институте усовершенствования врачей в 1954 г. он устроился в Свердловское областное бюро судебной медицины. Именно этим объясняется сравнительно небольшой стаж работы по специальности, который имел 37-летний эксперт к моменту описываемых событий (менее 5 лет).
Слева: Борис Алексеевич Возрожденный. Справа: инструкции от А. И. Абрикосова, классика патологоанатомии, автора учебника «Техника патологоанатомических вскрытий трупов» (1948).
Жил Борис Алексеевич в доме № 6 по Коммунальной улице в Кагановичском районе Свердловска — совершенно депрессивном и мрачном месте на северо-западе города. До трех веток железной дороги на Нижний Тагил, Северодвинск и Москву было менее 400 м, так что грохот проходящих поездов можно было слышать целые сутки почти без перерывов, а вот расстояние до ближайших кварталов регулярной городской застройки превышало 1,5 км. Настоящие выселки! Место работы Бориса Алексеевича находилось в 1959 г., без преувеличения сказать, на другом конце города — пересечении улиц Карла Маркса и Розы Люксембург, так что Возрожденному приходилось сначала добираться по железной дороге до станции «Свердловск», то бишь центрального вокзала города, а затем уже городским транспортом до указанного места. Дорога в один конец занимала более полутора часов — нешуточная нагрузка! Вставать приходилось рано, работы было много, кроме того, Возрожденный мотался по всей области, не только производя вскрытия, но и участвуя в осмотрах мест преступлений. Он, кстати, выезжал к тому самому ручью у кедра, где были найдены тела последних четырех погибших туристов, присутствовал при извлечении из-под снега тел 6 мая.
В общем, Борис Алексеевич работы не чурался, с органами следствия ладил хорошо и, что особенно важно, — лишнего не болтал. Уже в 1970-х молодые работники Бюро СМЭ в неформальной обстановке — во время совместного распития спиртных напитков на рабочем месте — пытались его расспрашивать о гибели группы Дятлова, но Возрожденный, сколько бы ни выпивал, лишнего об этом деле не говорил. Что интересно, всех девятерых погибших он помнил по именам и фамилиям — это удивительно, принимая во внимание, что ему пришлось проводить вскрытия многих тысяч трупов, имена и фамилии которых запомнить просто невозможно. Но Возрожденный дятловцев помнил, хотя в ответ на все попытки разговорить его на эту тему лишь попивал коньяк да снисходительно посмеивался. И молчал.
Свою карьеру Борис Алексеевич закончил в должности заместителя начальника Областного бюро судебно-медицинской экспертизы, переехав в отдельный кабинет на втором этаже нового здания на Волгоградской улице. Это был потолок — дальше расти было невозможно. Должность начальника бюро была своего рода «номенклатурной», т. е. на нее назначались люди по согласованию с большим числом инстанций «сверху». Другими словами, вырасти «снизу» в начальники бюро было практически нельзя, поскольку начальник — это не столько специалист по судебной медицине, сколько политик, учитывающий интересы разных сторон и ведомств. Возрожденный стать начальником бюро не мог ни при каких обстоятельствах — к началу 1980-х гг. он уже много и тяжело пил, запираясь в собственном кабинете, набрал вес, располнел, стал отталкивающе грузным, неприятным в общении, брюзгливым. Знавшие его в тот период жизни вспоминают о странной манере Возрожденного шутить без улыбки и совсем не смешно, так что незнакомый с ним человек зачастую вставал в тупик от его парадоксальных изречений. Шутки Возрожденного требовалось переводить на понятный русский: «Это он так прикалывается, не обращайте внимания…». Впрочем, Борис Алексеевич любил пошутить и на тему спиртного и выпивки вообще — тут как раз перевод не требовался, все было понятно и так. Людей, которые ему чем-то не понравились или не угодили, Возрожденный преследовал остервенело и безудержно, переходя границы дозволенного и приводя в недоумение даже ближайших коллег. Вообще же, по воспоминаниям тех, кто работал с Возрожденным в 1970—80-е, Бориса Алексеевича не любили, за глаза называли «Босей» и «Незаконновозрожденным», о чем он, конечно же, знал и на что реагировал весьма болезненно.
Впрочем, это историко-биографическое отступление имеет весьма опосредованное отношение к вопросу профессионализма
На приведенных схемах показаны правила вскрытия с целью исследования состояния отдельных органов: сердца, легкого, мозга.
Бориса Алексеевича. Между тем правильная оценка компетентности Возрожденного как судебно-медицинского эксперта чрезвычайно важна для понимания случившегося с группой Игоря Дятлова. Акты СМЭ, подготовленные им, являются документами, которые без преувеличения можно отнести к самым информативным и ценным, содержащимся в уголовном деле. Не случайно поэтому уже в нынешние «двухтысячные» годы самодеятельные исследователи гибели группы предпринимали попытки представить акты судмедэкспертиз, подготовленные Возрожденным, современным судебным медикам и добиться от них прояснения картины случившегося с группой. Вот только попытки эти по большому счету были лишены смысла — названные акты надо читать и анализировать именно с позиций нормативной базы и научных представлений того времени. Это будет и объективнее, и честнее по отношению к эксперту.
Посмотрим, насколько компетентной была работа судмедэксперта Бориса Алексеевича Возрожденного, сообразуясь с требованиями 1959 г.
«Правила судебно-медицинского исследования трупов» 1929 г., которыми должен был руководствоваться судмедэксперт той поры, содержали общую часть, излагали требования по наружному и внутреннему осмотрам трупа, отдельно описывали порядок вскрытия трупов новорожденных, а также вскрытия тел при подозрении на отравление. Примечательно, что «Правила…» не делали разницы между порядком вскрытия тел известных и неизвестных умерших, хотя на протяжении нескольких десятилетий теоретики отечественной судебной медицины вели дискуссию на тему, верно ли это и не следует ли трупы неустановленных лиц подвергать вскрытию особым порядком.
Помимо этого «Правила…» 1929 г. предписывали порядок сохранения органов и взятия из тел умерших материалов для анатомического, патологоанатомического, микроскопического, бактериологического и биологического исследований. Описывались необходимый инструментарий и формальные требования по оформлению протокола вскрытия. «Правилами…» предусматривалась разбивка заключения эксперта на три части: вводную (с кратким изложением обстоятельств дела), описательную (состоявшую из двух частей — «наружный осмотр» и «внутренний осмотр») и заключение. Вторая часть подписывалась экспертом, представителем органов следствия или дознания (т. е. заказчиком экспертизы) и понятыми, а вот третья — заключение — только экспертом, поскольку именно эксперт принимал на себя ответственность за выводы, сделанные по результатам вскрытия. В общем, все вроде бы логично и однозначно.
Рассмотрев внимательнее акты судебно-медицинских экспертиз, составленные Возрожденным по делу погибшей группы Игоря Дятлова, мы почти сразу начнем натыкаться на чисто формальные нарушения. Так, например, акты СМЭ последней четверки туристов, чьи тела оказались найдены в овраге, не подписаны понятыми. Уже одно это позволяет с полным основанием счесть их юридически ничтожными.
Согласно «Правилам…» 1929 г. внутренний осмотр трупа следовало начинать с той полости, в которой, по данным внешнего осмотра, наблюдалась наибольшая локализация телесных повреждений. Если внешний осмотр не позволял сделать однозначный вывод о подобной локализации, то судмедэксперту предписывалось начинать осмотр с брюшной полости. Вскрытием головы внутренний осмотр заканчивался. Возрожденный во всех девяти случаях вскрытия тел погибших туристов поступал в точности наоборот — он начинал внутренний осмотр именно с головы. В чем причина подобного изменения последовательности, понять невозможно. С одной стороны, мы видим чисто формальное нарушение, никак не влияющее на содержательную часть экспертизы в целом, но с другой — это нарушение далеко не единственное. А сие много хуже!
