Когда Георгий Кривонищенко, ушедший в турпоход с группой Дятлова, не вышел на работу, его непременно должны были хватиться. Не столько коллеги, сколько сотрудники отдела (службы) режима. Еще бы — исчезновение секретоносителя, имеющего допуск к документам с грифом «Совершенно секретно», — это ЧП в масштабах предприятия, как минимум! Должна была начаться проверка причин отсутствия, причем формальное объяснение — участие в походе студентов свердловского «Политеха» — должно было вызвать обоснованное недоверие или насторожить. Контрразведка всегда и во всем видит самое плохое, недоверие для работника этого профиля — черта профессиональная. А тут такое инфантильное объяснение — поход по горам со студентами, с которыми исчезнувший инженер даже не учился (уточним, что Георгий закончил «Политех» летом 1957 г., т. е. более чем за полтора года до похода)!
А теперь вспомним, что Георгий Кривонищенко был не единственным секретоносителем в составе тургруппы. Имелся еще один работник глубоко режимного производства — Рустем Слободин. И в отношении него все сказанное выше верно точно так же, как и в отношении Георгия. А значит, поводов волноваться у охранителей гостайн должно быть в два раза больше…
Посмотрим на ситуацию глазами профессионального контрразведчика: странен ли длительный зимний поход? Подозрителен ли? Да еще как! А вдруг «турпоход» всего лишь «легенда» для потенциального изменника Родины! Вдруг группа ушла без Кривонищенко, или без Слободина, либо кто-то из них отделился от группы и держит сейчас путь к китайской границе, скрывая в рюкзаке сверхсекретные материалы по отечественным ядерным технологиям? Или в Иран? Или в Турцию, которая, между прочим, член НАТО? Или на встречу с каким-нибудь агентом западной разведки? Что делать контрразведке в этой ситуации? Ждать, пока группа Дятлова выйдет из леса? Так она может и не выйти вовсе, если изменник Родины позаботился о яде…
Первый вопрос, который решается при исчезновении секретоносителя — это установление списка информационных материалов и документации, к которым тот имел допуск, с которыми работал или которые брал для ознакомления. Изучается формуляр секретной библиотеки, осматривается рабочее место, если всплывет что-то подозрительное, может быть произведен обыск по месту жительства, иногда негласный. Предпринимаются негласно меры по вскрытию связей исчезнувшего. Могут быть поставлены «на прослушку» телефоны близких ему людей, а сами они — взяты под наблюдение, опять-таки негласное, не привлекающее внимания, для того чтобы по их разговорам и поведению понять, осведомлены ли они об истинной причине исчезновения секретоносителя, не маскируют ли своими действиями его преступные деяния… И в процессе этой работы контрразведчики должны были обнаружить следы хранения в доме Кривонищенко радиоактивных штанов и свитера.
Таким образом, всплывал факт грубейшего нарушения режима секретности. Одежда, несущая на себе радиоактивные следы сверхсекретного производства, не должна покидать режимную территорию. Потому как следы эти уникальны, изотопные микроследы (так называемые «хвосты») несут в себе исчерпывающую информацию о том, что и как именно производят радиохимические предприятия (т. е. предприятия, извлекающие и обогащающие радиоактивное сырье, наработанное в ядерных реакторах, и доводящие основной продукт до нужной степени чистоты). В глазах иностранных разведок эти следы ценнее самых секретных карт Генштаба. Тем более, не будем забывать, речь идет о конце 1950-х гг., когда ядерный потенциал СССР для западных разведок являлся настоящей «терра инкогнито». Такова должна была быть логика отечественных контрразведчиков в феврале 1959 г., когда они узнали об исчезновении в составе группы Игоря Дятлова «своих» секретоносителей — Георгия Кривонищенко и Рустема Слободина. То, что их искали и были заведены соответствующие розыскные дела, сомнению не подлежит; другое дело, что в Интернете об этом никогда не напишут и о розысках те, кто знает, не расскажут.
Стоп! скажет в этом месте внимательный читатель, а при чем тут вообще Рустем Слободин и Георгий Кривонищенко? Первый даже до костра не дошел, умер на склоне, а второго не было в овраге, его труп обнаружили одним из первых, под кедром, вместе с Юрием Дорошенко! Какая может быть связь со странной радиологической экспертизой, назначенной спустя два с половиной месяца?
Связь прямая! В том-то и дело, что когда тело Кривонищенко нашли под кедром, экспертизу проводить было решительно незачем — Георгий был раздет до кальсон (на нем были, напомним, нательная рубашка, рубашка-ковбойка, плавки и кальсоны). Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять — погибший был раздет, причем раздет не теми туристами, которых нашли на склоне (те оказались облачены в свою одежду), а последней четверкой. Значит, его одежда будет на ком-то из не найденных покуда дятловцев. То, что радиологическую экспертизу не проводили в марте 1959 г., с очевидностью доказывает тот факт, что ее истинный заказчик (т. е. КГБ) знал, какие именно детали одежды будут нести радиоактивную пыль! Это должны были быть свитеры и штаны, не найденные под кедром.
Именно их пытались найти поисковики, выбиваясь из последних сил, на протяжении всего марта и апреля. Комитет Госбезопасности требовал прояснить судьбу одежды со следами изотопной пыли — ее-то и искали старательно люди Ортюкова, думая, что ищут тела. То же самое думал и следователь Иванов, поскольку его никто не посвящал в истинную подоплеку странной настойчивости руководства областной прокуратуры. Кстати, полковник Ортюков не раз и не два предлагал приостановить поисковую операцию до схода снега, находя для этого вполне разумные обоснования (экономия сил участников и государственных средств, ведь после схода снега можно будет значительно сократить численность поисковой партии). Но советы Ортюкова никого из принимающих решения не интересовали, поскольку искали в первую очередь не трупы погибших, а недостающую одежду со следами радиоактивной пыли.
Кстати, есть еще один — второй по счету — довод в пользу того, что некая осведомленная инстанция знала о наличии у Георгия Кривонищенко радиоактивной одежды. Уже упоминалось, что его (единственного из первой пятерки найденных туристов) похоронили на Ивановском кладбище, закрытом к тому времени. Для Кривонищенко было сделано исключение, и захоронение на закрытом кладбище разрешили. Только вот есть в этом великодушном разрешении городских властей маленькая неувязочка — родители Георгия об этом не просили. Существует и другая странная неувязочка — Кривонищенко оказался единственным из первой группы, кого похоронили в закрытом гробу. Гроб для прощания открыть не разрешили (неизвестно кто!), хотя объективных причин для этого, вроде бы, не существовало. У погибшего молодого человека, как мы помним, был исклеван кончик носа, но это такой дефект, который без особых проблем могли компенсировать усилия гримера — нос из парафина, резиновый клей, побольше пудры, и никто бы не понял, что недостающую часть «надставили». В целом тело Георгия Кривонищенко не выглядело пострадавшим сильнее остальных, однако Зину Колмогорову с ужасно изменившимся цветом кожи и повреждениями лица и Рустема Слободина с отечными синяками на висках и ссадиной на верхнем веке почему-то хоронили в открытых гробах, а вот Георгия друзьям и близким так и не показали.
Комментировать этот момент вряд ли нужно. Сказано достаточно… Хотя нет, кое-что хочется добавить. Отец погибшего — Алексей Константинович Кривонищенко — был крупным номенклатурным работником, возглавлял строительный колосс «Уралэнергостроймеханизация», но коренным свердловчанином не являлся. Уже буквально через год он уехал из Свердловска на стройку крупного объекта в Северном Казахстане, вполне возможно, что осознанно попросил о переводе в другой регион, чтобы быть подальше от места, с которым связана смерть сына. На новом месте Алексея Константиновича прозвали «дедом» за белую от седины голову (тогда ему, кстати, едва исполнилось 53 года!). После отъезда он просил разрешить перезахоронение тела Георгия на своей исторической Родине, на Украине. Как нетрудно догадаться, в этом Алексею Константиновичу было отказано без объяснения причин. Вот теперь, пожалуй, отмечено уже достаточно….
