— Они будут выплачены вам немедленно, как только мы проверим ваши показания. До вечера вы останетесь в городе?

— Да, я останусь до тех пор, пока будет нужно, и хочу ехать туда вместе с вами.

— А где вы остановились?

— В гостинице «Лебедь». Там меня можно застать в случае необходимости.

— Ладно, сидите там, а под вечер вернитесь сюда, мы уедем вместе.

Мельник кивнул головой, взял шляпу и направился к двери. У порога он остановился и с насмешливой улыбкой обратился к Преториусу:

— Ну что, господин следователь, разве вы не пожалели бы, если бы не приняли меня? Не правда ли, стоило меня принять?

— Да, вы правы, — ответил Преториус, — я должен вас благодарить. Надеюсь, мне представиться когда-нибудь случай отблагодарить вас за ценную услугу, которую вы оказали мне, выдавая Лейхтвейса.

Мельник уже не расслышал последних слов, так как успел выйти из комнаты. С сознанием исполненного долга он сошел с лестницы, вышел на улицу и направился в гостиницу «Лебедь».

В тот же вечер, около семи часов, довольно многочисленный отряд вышел из городских ворот и направился в Доцгейм. Отряд состоял из пятидесяти вооруженных с ног до головы солдат, самых надежных из всего гарнизона. Впереди ехала карета, а рядом с нею — всадник. В карете находились судебный следователь Преториус и мельник Резике, а верхом на коне ехал поручик Ремус, которому комендантом Висбадена было поручено оказать Преториусу содействие при задержании Лейхтвейса и доставить разбойника в городскую тюрьму, живым или мертвым.

Когда залитый кровью Бруно ворвался в комнату и, крикнув об опасности, повалился без чувств, произошло то, чего товарищи Лейхтвейса никогда не видели и не ожидали увидеть.

Лейхтвейс побледнел как смерть. Но было бы ошибкой думать, что эта бледность была вызвана испугом или страхом. Она была вызвана гневом и возмущением, охватившими Лейхтвейса. Из всего, что успел выкрикнуть Бруно, в душу Лейхтвейса вонзилось одно слово:

— Предательство!

Именно только благодаря предательству могло осуществиться это нападение, лишь благодаря гнусному доносу полиция могла узнать, что разбойники будут в эту ночь находиться в доме рыжего Иоста. Но кто же совершил это предательство? Кто узнал о том, что в эту ночь в этом доме будет отпразднована свадьба, на которую приглашены разбойники? Лейхтвейс гневно взглянул на Ганнеле, которая, как и все, в ужасе вскочила с места.

— Предательница! — заревели все разбойники.

Моментально Ганнеле была окружена разъяренными товарищами.

— Что вы, что вы? — крикнула она, дрожа всем телом от ужаса. — Неужели вы думаете, что я… Нет, клянусь вам спасением моей души, я не выдавала вас. Бога ради, не гневайтесь на меня. Отто, дорогой мой! Да скажи же им, что ты убежден в моей невиновности!

— Молчи, — глухо проговорил Отто, — теперь не время задумываться над вопросом, кто выдал нас полиции. Но я клянусь, что страшно отомщу тому, кто это сделал, кто бы он ни был.

— За дело, друзья! — воскликнул Лейхтвейс. — Пора доказать, что мы не мальчики. Ты, Лора, и ты, Елизавета, тоже покажите нашим врагам, что вы обладаете достоинствами, а не недостатками вашего пола.

— Да, мы покажем им это, — отозвалась Лора, — веди нас в бой, прикажи нам биться и сражаться вместе с тобой. Мы последуем за тобой, хотя бы ты повел нас на верную смерть.

— С Лейхтвейсом в бой! — кричали разбойники.

— За оружие, друзья!

Ружья разбойников находились в смежной комнате. Они тотчас же схватили их. Пистолеты и кинжалы быстро очутились в их руках.

— Заперты ли двери? — спросил Лейхтвейс.

Тем временем Рорбек и Зигрист подняли Бруно и уложили его на диван. Зигрист начал возиться с ним, взял чистую салфетку и сделал ему перевязку.

— Двери-то заперты, — глухо проговорил Бруно, — но они недолго выдержат.

Слышно было, как солдаты колотили прикладами в дверь.

— Слушайте меня, — громовым голосом крикнул Лейхтвейс, — в нескольких словах я дам вам необходимые указания. Мужчины должны как можно скорее забаррикадировать двери. На это мы пустим в дело все столы, стулья, кровати и скамьи, которые имеются в доме. А вы, Лора и Елизавета, бегите в кухню и вскипятите как можно больше воды.

Лора с Елизаветой, а за ними и Ганнеле бросились вниз в кухню.

Разбойники торопливо начали сооружать баррикады у обеих дверей; особое внимание они обратили на садовую дверь, так как заметили, что там солдаты сильнее всего нападали; да и сама эта дверь была довольно тонка и не выдержала бы продолжительного напора, тогда как дверь на улицу была дубовая, обитая толстым листовым железом. В каких-нибудь пять минут баррикады были выстроены. Была пущена в дело вся мебель. Внизу стояли столы, на них комоды, кровати, стулья, а промежутки были заполнены матрасами и подушками. Когда разбойники покончили с этой работой, Лейхтвейс приказал потушить все свечи.

Во всем доме воцарился глубокий мрак. Несколько человек разбойников поднялись на второй этаж в одну из комнат, окна которой выходили в сад. Они осторожно подошли к окнам, растворили их и высунули наружу ружья.

Ночь стояла темная. Не было видно ни луны, ни звезд. Это было очень удобно для разбойников, так как находившиеся в саду солдаты не могли видеть их.

— Стреляйте! — вполголоса скомандовал Лейхтвейс.

Раздались пять выстрелов, взвилось пять огненных змеек, и в саду пронесся крик. Первый залп имел крупный успех. Солдаты сообразили, откуда прогремели выстрелы, и осыпали дом градом пуль. Несколько пуль залетело в ту комнату, где находились разбойники, но они не принесли никакого вреда. Тем временем разбойники бросились на нижний этаж, откуда солдаты не ожидали выстрелов. Там они снова дали залп.

— Три человека убито! — крикнул Лейхтвейс. — Я отлично видел. Но теперь — бросайтесь на пол!

Сам он у окна опустился на пол за подоконник, и все остальные последовали его примеру. Они сделали это вовремя. Солдаты пустили в комнату целый град пуль. Но ни один из разбойников не был задет. Они могли теперь немного передохнуть, зная, что солдаты должны снова зарядить ружья.

Они тоже зарядили свои ружья. Поручик Ремус приказал той части своего отряда, которая тщетно пыталась выломать главную дверь, вернуться в сад. Он бегло осмотрел положение дел и увидел, что четверо солдат было убито и четверо — ранено. Оставшимся сорока двум солдатам он приказал выстроиться для приступа. Он решил не терять времени на бесцельную перестрелку, а ворваться через веранду внутрь дома во что бы то ни стало. Трубач дал надлежащий сигнал, и отряд бегом направился к веранде.

— Кипятку сюда! — крикнул Лейхтвейс в кухню. — Несите его па верхний этаж и выждите минуту, когда солдаты дойдут до дверей. А вы, друзья, готовьтесь стрелять.

Разбойники спокойно подпустили солдат к дверям веранды. Но когда солдаты дошли до дверей, Лейхтвейс дал знак, раздалось пять выстрелов и передние смельчаки свалились. В то же мгновение сверху на солдат полился горячий поток кипятка, оказавший не менее пагубное действие. Солдаты отступили. Ими овладел ужас, многие из них оказались обожженными кипятком. Они растерялись и хотели бежать с веранды в сад. Но тут предстал перед ними поручик Ремус с саблей и пистолетом в руках.

— Первого, у кого хватит трусости бежать, я убью своими собственными руками! — гневно крикнул он. — Вперед, за дело! Во второй раз нам не представится такого удобного случая поймать разбойников в подобной западне. Кто первый ворвется в дом, тот получит награду в триста талеров. Обещаю это от имени Висбадена.

Угроза ли, обещание ли награды подействовали на солдат — они с диким криком, размахивая ружьями, снова бросились к двери. Из дома снова раздался залп, снова на нападающих полился кипяток, еще три человека было убито. Но остальные не дрогнули, и спустя минуту дверь рухнула под ударами прикладов.

Лейхтвейс со своими друзьями уже был за баррикадой. Так как у Лоры и Елизаветы больше не было кипятка, то они тоже взялись за ружья, теперь солдаты видели перед собою дула уже семи ружей.