Матрос задумчиво погладил свои на английский манер подстриженные бакенбарды и сказал:

— Дело, сделанное двумя различными людьми, не всегда бывает одинаково. Если тот лоцман потопил судно из-за преступной корысти, то Матиас сделает то же самое, чтобы спасти жизнь пятистам честным людям и возвратить несчастным женам их мужей, сиротам отцов, невестам — женихов.

Так как Матиас Лоренсен упорно молчал, то незнакомец продолжал с убедительным красноречием:

— Я вам откровенно расскажу весь свой план: вы обязались вывести судно из Везера в открытое море, и это обязательство вы должны исполнить в точности. Но вы не гарантировали проход «Колумбуса» из Северного моря через Атлантический океан до берегов Америки. И вот этого-то и не следует допустить, Матиас Лоренсен. Обратите внимание — я обещал во что бы то ни стало воспрепятствовать этой постыдной продаже людей. С несколькими друзьями мы собрались здесь в бременской гавани, чтобы освободить несчастных, оторванных от родины по воле жестокого деспота, герцога. Теперь, спрашиваю вас, Матиас Лоренсен, хотите ли вы помочь мне в этом деле?

Старый лоцман вскочил с места. Лицо его выражало страшную борьбу, грудь высоко вздымалась, он тяжело дышал. Казалось, ему было очень трудно принять решение. Должен ли он изменить своим лоцманским обязанностям, чтобы спасти пятьсот человеческих жизней? Или должен невольно способствовать их гибели, чтобы исполнить свой служебный долг?

Наконец Готлиб, положив руку на плечо отца, воскликнул твердым голосом:

— Отец, тут нет места сомнениям: перед тобой один путь, и его ты должен избрать; запроданные люди не должны попасть в Америку, воля герцога не должна быть исполнена, несчастные должны быть освобождены. Если ты не хочешь идти, то я пойду вместо тебя: я чувствую в себе достаточно силы, чтобы воспрепятствовать мошеннической проделке, хотя бы должен был для этого потопить десять кораблей.

— Браво, вы говорите как мужчина, — обрадовался матрос. — Вашу руку, молодой человек, я уважаю вас…

— И меня также, прошу вас, — дал себя убедить наконец и Матиас Лоренсен, — вот вам моя рука, я согласен на ваше предложение: «Колумбус» должен у Гельголанда сесть на Акуловый риф так, чтобы не быть в состоянии добраться до земли.

— А спасение пятисот людей будет возможно? — спросил поспешно матрос.

— Без всякого сомнения, господин, — ответил лоцман, который теперь с жаром ухватился за план незнакомца: Акулова подводная скала находится не дальше трех английских миль от острова Гельголанда. В крайнем случае до него можно добраться вплавь; а то гельголандцы и сами явятся на помощь на своих лодках, но «Колумбус», я так полагаю, будет ими конфискован, как береговая добыча, принадлежащая им по Божескому праву.

— Они могут хоть на дрова распилить трехмачтового американца, — сказал, расхохотавшись, незнакомец, — нас заботит судьба не судна, а людей, несчастных подневольных людей.

Он протянул руки лоцману и его сыну, и этим искренним пожатием они заключили союз на благо человечества и во вред постыдному предприятию, союз более твердый и надежный, чем все письменные контракты. После этого матрос вынул из кармана полный кошелек, сквозь петли которого виднелось чистое золото.

— Возьмите это, — сказал он, — вы не должны из-за меня лишиться денег, которые получили бы, если бы исполнили свои контрактные обязательства. Этот кошелек содержит сумму в пять раз больше обещанной вам американцем.

Но старик отодвинул в сторону кошелек.

— Сохрани меня Небо, — ответил он с искренним прямодушием, — чтобы я извлек какую-нибудь выгоду из этого дела. Ваших денег я не возьму; кроме того, тут есть еще сорок талеров, которые я получил в задаток от мистера Смита, капитана того корабля. Присоедините их к вашим деньгам и разделите между несчастными, которых мы собираемся освободить и которые будут очень нуждаться в них для возвращения на родину.

— Вы хороший, честный человек, — возразил незнакомец, — и если вам когда-нибудь понадобится добрый друг, то вспомните обо мне: я — Генрих Антон Лейхтвейс, «царь лесов», как зовут меня.

При этих словах Лоренсен отскочил назад, точно увидел перед собой привидение. Молодой, белокурый гигант также покраснел, и хотя у него не было недостатка в храбрости, он перешел на другую сторону стола.

— С нами крестная сила, — пробормотал старый лоцман, протянув руки, — вы… Генрих Антон Лейхтвейс… вы знаменитый разбойник Нероберга?

— Я самый, — ответил Лейхтвейс. — И я друг ваш и останусь им навсегда. И поверьте мне: вам никогда не придется краснеть за эту дружбу. Как теперь я рискую своей жизнью, чтобы вернуть на родину уроженцев Рейнланда, так и всегда я бываю наготове сразиться за бедных и угнетенных, защитить тружеников от своенравия и произвола их хозяев. Этот мир был создан Творцом таким чудным, великим, прекрасным и отдан людям не для того, чтобы они делились на господ и батраков, притеснителей и притесняемых, на рабов и рабовладельцев, нет, он вертится вокруг своей оси, обращается вокруг солнца, соперничает со звездами в блеске и сиянии для того, чтобы радоваться. С этим намерением Он провозгласил свое могущественное: «да будет», но люди растоптали ногами эту великую цель. Он райский мир превратил в борьбу, в войну, которая тысячи лет бушует на земном шаре и будет бушевать до тех пор, пока не загорится истинная заря свободы и равенства. Время от времени являются между людьми пророки, обладающие даром приподнять завесу будущего. Этих пророков не нужно искать между удачниками и счастливцами. Большая прозорливость, чем у других людей, более ясное понимание вещей делает их еще несчастнее. Я принадлежу к этим пророкам. Перед людьми — разбойник, в сердце и перед своей совестью — борец за свободу. Таким я жил, таким и умру. Вам же, Матиас Лоренсен, я все это рассказал для того, чтобы вы не думали дурно и несправедливо о Генрихе Антоне Лейхтвейсе.

В безмолвном умилении протянул старый моряк руку Лейхтвейсу и взглянул на него с таким выражением, которое красноречивее всяких слов сказало ему: я верю тебе.

— Теперь нужно еще выяснить последний пункт, — проговорил уже спокойно Лейхтвейс. — Каким способом вы проведете меня и моих товарищей на борт вашего судна?

— Ничего нет легче, — ответил лоцман, — я просто скажу, что вы пассажир, которому нужно на Гельголанд, а так как другой оказии нет, то я посоветовал вам отправиться на «Колумбусе».

— Но поверит ли этому мистер Смит? Не явится ли у него какого подозрения?

— Нет, господин. Я ему скажу, что вы собственно, нанимали меня перевезти вас на Гельголанд, но я оставил вас за флагом, чтобы принять буксирование «Колумбуса». Ввиду этого он, конечно, не откажет мне в просьбе предоставить вам проезд на его судне.

— Ну хорошо, мы так и сделаем, — проговорил Лейхтвейс после некоторого раздумья. — Затем прощайте, Матиас Лоренсен, а также и вы, молодой человек. Храните крепкую тайну, которую я вам доверил, и не забывайте, что Генрих Антон Лейхтвейс — друг вам.

С этими словами он сгреб деньги со стола, опустил их в карман и вышел. Несколько минут спустя вышли и лоцман с Готлибом и стали смотреть вслед разбойнику. Он шел по улице, ведущей в гавань, настоящей матросской походкой, засунув обе руки в карманы. Никто, взглянув на этого чистокровного моряка, не мог бы угадать в нем знаменитого разбойника.

— Отдаю в заклад душу, — бормотал старик, снова зажигая свою потухшую трубку, — я никогда не подумал бы, что разбойник может быть таким честным, благородным человеком. Курьезные вещи творятся на свете… очень курьезные: герцог продает своих подданных, а разбойник возвращает им свободу… Клянусь честью, сын мой, я, должно быть, уж очень стар и разучился понимать нынешний свет.