Однако, в отличие от раба, американский солдат должен быть способен по команде своих начальников переключиться на другую, почти диаметрально противоположную роль — роль убийцы. И от него требуется играть эту роль с таким же бездумным энтузиазмом, с каким он играл роль негра.

Как ни странно, часто роль убийцы играть легче, чем роль раба, особенно когда солдат к этому привыкает. В конце концов она даёт волю его скрытой агрессивности и внушает ему представление, что он — образец мужественности. Его освобождают от всего, что формирует личность, от всех ограничений цивилизованного общества. Тёмные, насильственные инстинкты получают свободный выход и даже поощряются. Солдату разрешают стрелять, убивать и бомбить, и это полностью одобряется командованием.

Агрессивные войны не всегда одинаковы, но война в Индокитае может для своего времени служить если не прототипом, то одним из образцов такой войны. Американские солдаты участвовали в ней около десяти лет, и она резко отличается от оборонительных войн, которые вела наша страна. Ведь американцы вместо того, чтобы воевать за изгнание агрессоров с оккупированных земель, теперь сами выступают в роли иноземных захватчиков. Теперь американские солдаты — высокие, упитанные жители Запада, пришедшие с другого конца земли с полным арсеналом разрушительной техники, — врываются в бедные, скромные азиатские деревни и приказывают жителям покинуть свои тростниковые хижины, угрожая, что в противном случае они будут убиты, а все их имущество, скот и посевы будут уничтожены.

Вьетнамский конфликт отличается от других войн и в военном и в психологическом отношении. Это монотонная, изматывающая нервы война, полная противоречий и нелепостей. В ней нет больших сражений, нет решающих поворотных пунктов — это просто бесконечное патрулирование, прочёсывание и бомбардировки без видимого успеха и без видимого конца; она похожа на какой-то сверхъестественный бейсбольный сезон с ежедневными смертельными играми без всяких призов. Солдаты углубляются в джунгли, потом возвращаются на базы к горячему душу и холодному пиву, словно приходят домой со службы. Лётчики сбрасывают напалм, а потом отдыхают за коктейлями в офицерском клубе с кондиционированным воздухом и отпускают шутки насчёт своих невидимых жертв.

Американский солдат обычно называет Соединённые Штаты «землёй», как будто Вьетнам находится где-то в космосе, как будто он нечто настолько нереальное, что можно ставить мораль с ног на голову и вести себя как заблагорассудится. Для большинства солдат единственный якорь спасения — сознание, что через определённое время они покинут Вьетнам.

Как же вести себя солдату в такой необычной обстановке? Он поступает так, как велят его командиры, и действует так, как действуют они. Он видит, как офицеры стреляют наугад по вьетнамским крестьянам из джипов и самолётов. Он видит, как командир батальона, давший прозвище своему вертолёту «Гукомобиль», ведёт счёт своим убийствам, размалевывая фюзеляж аккуратными рядами конических хижин. Он видит, как другой командир батальона выдаёт специальные значки защитного цвета со словами «Sat Gong» (по-вьетнамски «Убийца коммунистов») солдатам, доказавшим, что они убили вьетконговца. Он видит, как командир бригады проводит состязание, предоставляя неделю роскошной жизни в своей квартире солдату, который убьёт десятитысячного солдата противника. Он видит, как офицеры убивают пленных только потому, что, живые, они снижают «счёт вражеских черепов». Ему велят отрезать уши у трупов противника, чтобы подтвердить счёт убитых. Он видит и слышит все это и присоединяется к другим.

Солдат Гейвино Тиназа, исполняющий обязанности капрала, добровольно вступил в морскую пехоту в июле 1967 года с ясно высказанной надеждой, что «если я поступлю в морскую пехоту, то рано или поздно попаду во Вьетнам». После окончания обучения в рекрутском депо, вспоминает Тиназа, его так настрополили, что, когда он приехал в отпуск домой, чувствовал себя не в своей тарелке, потому что рядом не было сержанта-инструктора, который приказывал бы ему, что делать. «Всю жизнь я старался быть одним из лучших, — говорит он, — и все убеждали меня, что лучше всего служить в морской пехоте. Мне действительно хотелось побывать в бою. Я не думал, что война во Вьетнаме чем-то отличается от других войн, о которых мне приходилось слышать».

Тиназе пришлось-таки участвовать во многих боях. Он побывал в Кхесане, Контьене, в районе демилитаризованной зоны. Вместе с другими солдатами своей роты он отрезал уши у убитых вьетнамцев и вырезал штыком у них на груди «Л 3 /4», чтобы оставить знак, что в этом районе действует рота «Л» 3-го батальона 4-го полка морской пехоты. Но что-то стало казаться Тиназе странным: предполагаемая причина его пребывания здесь — помощь вьетнамскому народу, казалось, не соответствовала действительности. «Я много раз пытался заговорить с крестьянами, но они просто поворачивались и уходили прочь. Я слышал слова „Янки, убирайтесь домой“ и другие замечания, говорившие о том, что они вовсе не хотят, чтобы мы оставались здесь. Мой взвод был трижды перебит, и всякий раз его вновь укомплектовывали пополнениями. Мы продолжали воевать только для того, чтобы остаться в живых. У нас и мысли не было, что мы сражаемся за свободу или что-нибудь в этом роде».

Подобно многим другим солдатам, которых правительство посылало во Вьетнам, Тиназа делал то, что от него требовали, то есть убивал, но не находил для этого сколько-нибудь основательного объяснения. Он убивал из ненависти, в гневе, из мести и повинуясь инстинкту самосохранения, и только марихуана удерживала его от сумасшествия. Ненависть Тиназы была направлена против того самого народа, который он якобы защищал, — не столько против вьетконговцев, которых он, по крайней мере, уважал, сколько против других вьетнамцев, которые, казалось бы, должны быть дружелюбными и благодарными, но не были ни теми, ни другими. Его гнев был также выражением зачатка возмущения офицерами, которые подвергают его таким тяжёлым испытаниям; морской пехотой, заманившей его в эту кутерьму; оставшимися на родине хиппи за то, что они прожигают жизнь и увиливают от военной службы, в то время как он воюет в джунглях. Его жажда мести была направлена не только против вьетконговцев и северных вьетнамцев, но и против всех прочих вьетнамцев, которые так или иначе могли нести ответственность за гибель его дружков из взвода. Инстинкт самосохранения заставлял Тиназу стрелять во всех, кто мог выстрелить в него теперь или в будущем. Все эти мысли и чувства клокотали в его душе, требуя выхода. Вот так Тиназа стал именно тем, к чему его готовили, — убийцей.

Не все солдаты участвуют в расстрелах вьетнамских мирных жителей, но чувства, побуждающие их убивать, часто находят выход в других насильственных действиях. В памятной записке об американо-вьетнамских отношениях, подписанной в декабре 1968 года генерал-лейтенантом Уолтером Кервином, признается, что личный состав армии США во Вьетнаме допускает следующие действия:

а) Повреждение посевов и (или) другие потравы. Бронетранспортёры и подобные тяжёлые машины без разбора ездят через обработанные поля, причиняя ущерб урожаю и денежные потери вьетнамским гражданам.

б) Неосторожное управление автомобилями на шоссейных дорогах Южного Вьетнама. Неприятности возникают из-за самонадеянности, отсутствия простой вежливости и непонимания того, что многие вьетнамские сельские жители не привыкли к тяжёлым машинам.

в) Разрушение недвижимости. До сих пор прилагаются усилия для преодоления враждебности жителей одной деревни, которую в течение недели занимали американские войска. Целую неделю, пока эта деревня входила в оборонительную позицию батальона, жителей не пускали в их жилища. Дома были повреждены, мебель изломана, запасы продовольствия уничтожены.

Иногда, несмотря на множество разочарований, озлобляющих американского солдата во Вьетнаме, его так поражает бессмысленность войны, что он не в состоянии направить свою агрессивность в русло дозволенного убийства. Тогда Вьетнам становится подобным аду. Солдату надо как-то убить время, пока не кончится срок его службы во Вьетнаме, чтобы остаться в живых и постараться не сойти с ума.