«Мы пользуемся их языком, — сказал сержант Поль Каунти, возглавляющий оклендское вербовочное бюро. — Нам приходится говорить „мужики“ вместо „ребята“. Полицейских мы называем „свиньями“. Очень важным для вербовки является заверение, что в рекрутском депо все новобранцы равны. И что в дальнейшей службе уже от самого тебя будет зависеть, сделаешься ли ты настоящим человеком». Так уличный хулиганствующий отщепенец получает информацию: он может стать в морской пехоте лучше, чем образованные студенты.

Иногда работе вербовщиков в Окленде мешают местные отделения организации «Чёрные пантеры», особенно при использовании средних школ в качестве базы вербовки. Однажды, когда оркестр морской пехоты прибыл в школу, где большинство составляют негритянские дети, и начал играть гимн США, поднялся «настоящий бунт». В результате вербовщикам пришлось направить свои усилия на другие способы «добычи сырья».

Сержант Ле-Блэнк несколько дней в неделе проводит в разъездах, посещая юношей, чьи фамилии он нашёл в списках лиц, годных к призыву. По пути, объезжая убогие деревянные лачуги восточного Окленда, он время от времени приветливо машет встречным женщинам или останавливается поболтать с каким-либо подростком. Так он добирается до дома, указанного в списке. То, что сына нет дома, не такая уж неожиданность. Дома мать и сестра паренька. Не так плохо. Ле-Блэнк разъясняет матери, что если её сына призовут в армию, то в девяти случаях из десяти он не получит ту работу, которую хочет. А вот если он подпишет контракт о добровольном вступлении в морскую пехоту, то получит ценную специальность. Он рекомендует матери переговорить с сыном и оставляет ей брошюру, в которой подробно описаны «профессиональные возможности солдата в морской пехоте Соединённых Штатов».

Несомненно, Ле-Блэнк понимает, что низкий балл при КТВС вряд ли даст отсутствующему сейчас пареньку возможность получить какую-либо специальность, кроме рядового пехотинца. Однако всегда остаётся незначительный шанс, и это, вероятно, всё-таки лучше, чем остаться на улице. «Морская пехота — это не только кровь и выпущенные кишки, —добавляет сержант. — Существует множество интересных и полезных вещей, которым сможет научиться парень. А уж если у него есть приводы в полицию, то только военная служба даст ему возможность исправить дело. Будет по-настоящему стараться — получит увольнение с почётом, а это способно пересилить любой полицейский протокол».

Обман, существующий при наборе добровольцев, не ограничивается безответственными обещаниями районного вербовщика, зажатого в тиски установленным планом вербовки и стремящегося во что бы то ни стало его выполнить. Обман продолжается и на более высоких уровнях, там, где вырабатываются политические решения и утверждаются рекламные темы.

Как указывает сенатор Дж. Уильям Фулбрайт и другие общественные деятели, министерство обороны США содержит информационный аппарат, состоящий из нескольких тысяч специалистов по общественной информации, на содержание которого, по самым скромным подсчётам, в год тратится не менее 40 млн. долларов. Эти специалисты помимо всего прочего занимаются разработкой программ встреч, приёмов и пикников с официальными лицами, формирующими общественное мнение. В их ведении находится создание непрерывного потока бесплатных рекламных фильмов, телевизионных и радиосценариев, передвижных выставок. В штате министерства имеется специальное бюро лекторов-пропагандистов, высылающее сотни своих офицеров для выступления на ленчах в различных клубах, с трибун съездов, собраний ассоциаций и т. п. Вся эта лихорадочная деятельность имеет целью не сообщить общественности объективные факты, а, как заявил сенатор Фулбрайт, убедить её в том, «что программы и системы вооружения ВВС, ВМС и армии… имеют право претендовать на ассигнования из общественных фондов в первую очередь, так как только они способны обеспечить нам мир».

Есть и ещё одно средство воздействия на людей, о котором, однако, говорят значительно реже. Оно не связано ни с международной политикой, ни с военными проблемами, ни с заботами взрослого населения страны. Зато сила его воздействия на молодых американцев весьма значительна. Это — реклама. Единственная её цель состоит в том, чтобы уговорить американских парней посетить районного вербовщика и вступить добровольцем на военную службу.

Командование вооружённых сил всегда широко рекламирует свою готовность принять добровольцев.

Раньше реклама ограничивалась настенными плакатами, в которых говорилось о величине денежного содержания, льготах, нормах питания и обмундирования, указывалось также время и место, где добровольцы могут подписать контракт.

На заре истории Америки вербовочные плакаты взывали с мольбой к населению и использовали первый попавшийся призыв, например: «Боже, спаси Союз!» — и ему подобные.

'С началом первой мировой войны, однако, вербовка и военная пропаганда в целом обрели чрезвычайно искусно отработанные формы. Военные плакаты изобиловали ура-патриотическими призывами вроде «Отобьём гуннов!» и изображениями немецких солдат в виде саблезубых чудовищ, пожирающих людей. Вербовочные же плакаты были с точки зрения психологического воздействия гораздо сильнее. Например, плакат 1917 года, выпущенный военно-морскими силами США, изображал соблазнительную девушку в бескозырке и широкой, не по плечу, тельняшке, с пленительными морщинками вокруг глаз. «Черт побери! Если бы я была мужчиной, — гласила надпись, — я пошла бы во флот».

Во время второй мировой войны вербовка прекратилась, поскольку введение всеобщей мобилизации делало её ненужной. Когда же после войны вновь потребовались добровольцы, вербовка началась с удвоенной энергией, с привлечением новых, более совершенных средств воздействия на население. Впервые все виды вооружённых сил создали собственные рекламные агентства, и скоро всё вокруг было наводнено заманчивыми картинками армейских развлечений, путешествий, приключений и романтики. Этот бум продолжается и в наши дни. Пентагон и Мэдисон-авеню[36] стали постоянными партнёрами, успешно сработавшимися в поисках необычных форм рекламы своего товара, в определении масштабов воздействия на подростков, не попадающих в колледжи, и на молодых мужчин.

Парень в 17-19 лет обычно стремится к тому, чтобы быть «настоящим мужчиной». Мужчиной как в физическом, так и в социально-общественном и духовном смысле. Он стремится заглянуть за горизонт смутно представляемых обязанностей взрослых и ещё не вполне сознаёт, что он должен делать. Воинские рекламные плакаты вселяют в него большую уверенность: поступив на военную службу, он превратится в мужчину — телом, умом и духом.

Очень часто парни в возрасте около 20 лет стремятся уйти из дому. Им надоедает родительская опека, скучная жизнь в небольших городишках, они стремятся жить на собственные деньги. Для них военная служба представляется удобным предлогом покинуть дом, не вызывая осуждения окружающих. Рассчитывая попутешествовать, они не желают признаться даже себе, что убегают от семьи.

Другой характерной чертой американских подростков последних лет является увлечённость техникой. Трудно понять почему, но мотоциклы, гоночные машины и прочие сверкающие никелем и быстро передвигающиеся предметы очень привлекают юношей. Рекламные объявления и здесь попадают в точку: иди к нам, и ты получишь возможность поиграть с действительно мощными сверкающими машинами.

Однако реклама не только обещает приятные и привлекательные вещи, ей ещё приходится бороться с негативными представлениями о военной службе, возникающими у молодых людей. Из всех видов вооружённых сил непригляднее других выглядят морская пехота и сухопутные войска. Морская пехота — потому, что считается наиболее опасной, а сухопутные войска — из-за отсутствия романтики. В 1969 году нью-йоркская фирма «Оттис и Сервей», занимающаяся анализом рынка сбыта, провела секретные исследования по заданию министерства обороны. Результаты работы показали, что существует мнение, будто сухопутные войска «являются у военного руководства пасынком, которому вечно перепадает более тяжёлая работа». Там также отмечается, что молодёжь «считает моряков людьми, повидавшими мир, а лётчиков — особыми специалистами и людьми хорошего тона».