Шазам. Ее сердце болело. Горе превратилось в безмолвный вопль, не имеющий ни начала, ни конца, лишь долгую, полную агонии середину.

Глубоко вздохнув, Джада сосредоточилась на своем городе.

Если не считать Риодана, она не видела ни единой живой души с тех пор, как покинула склад, и предполагала, что Бэрронс ищет Мак и ее саму, наверное, тоже. Пустые и тихие улицы под валом густых грозовых туч поблескивали серым. Будь это нормальное утро — если здесь таковое вообще возможно — на улицах толпились бы люди и Фейри, но все люди, видевшие, как прошлой ночью Фейри собирались в кучи, либо объединились и были убиты, или же ушли под землю, страшась такого же смертоносного марша, какой был на Хэллоуин, когда стены между мирами были разрушены.

Минуя церковь, в которой едва не замерзла до смерти, она осмотрела черную дыру, повисшую над руинами, оценивая размер и объем. Она выросла примерно на треть, источая легкое искажение. Мак говорила, что может слышать музыку, исходящую из черных дыр, но даже со своим сверхъестественным слухом Джада не могла уловить ни малейшей вибрации.

Она подумала о текущих проблемах: черные дыры пожирают мир, Песнь Созидания пропала, почти половина ее ши-видящих ранены или мертвы, еще одно нападение на аббатство неминуемо, пока Круус не на свободе или не уничтожен, Король Невидимых и бывшая королева отсутствуют, Мак одержима Синсар Дабх.

Праздничный день в Дублине. Нет времени печатать вестник.

До нее дошло, что если бы они нашли способ контролировать Мак/Синсар Дабх, то возможно, не так уж плохо, что она открыла Книгу. Если они не поспешат и не найдут способ залатать черные дыры в своем мире, или по меньшей мере не сумеют остановить их рост, у человеческой расы нет будущего, а Синсар Дабх, написанная Королем Невидимых, по слухам содержит информацию о легендарной Песни Созидания. Она тщательно обдумывала это утверждение, не уверенная в том, верит ли в его возможность, потому что, согласно обнаруженным ею мифам об истории дворов Фейри, включая многочисленные устные рассказы, которые она собирала в Зеркалах, Король так и не преуспел в воссоздании Песни — так как она могла быть в его Книге? Возможно, в Книге есть подсказки? Частички и кусочки, которые собрал король и которые намекают на истинную природу песни, и которые с помощью Танцора можно проанализировать и усовершенствовать?

Кстати о Танцоре, надо будет как-нибудь передать ему, что Мак сошла с ума. Она гадала, проверяет ли он все еще их потайное убежище в почтовом офисе О'Коннелл, и сделала мысленную пометку оставить там сообщение, если до тех пор не наткнется на него. Он обладал сверхъестественным умением появляться всякий раз, когда она усиленно о нем думала.

Она нырнула в поток и исчезла. В этом более высоком измерении мир скользил без толчков. Здания, люди, их многочисленные запутанные эмоции исчезали за прекрасным, усеянным звездами туннелем. Если бы она только могла есть достаточно, чтобы обеспечить метаболизм топливом, она бы жила в этом потоке и никогда не выныривала — супергерой, защищающий ее мир, невидимый, неприкасаемый.

Она почти добралась до Честера, когда врезалась в кирпичную стену, которую не почувствовала — а это означало одного из Девятки — и отлетела назад.

Запах пришел раньше зрительного образа: Иерихон Бэрронс. Она срикошетила от его груди и ушла в полет. Благодаря быстрым как молния рефлексам, которые могли вышибить ее из режима стоп-кадра, он схватил ее за руку и остановил от жесткого падения на тротуар.

— Дэни, — сказал он.

Она вскинула голову и посмотрела в его черные как полночь глаза, темное, хищное лицо. Каждый волосок на ее теле встал дыбом, точно заряженный внезапной волной электричества. Он источал ту же первобытную энергию, что и Риодан. Когда-то она без памяти влюбилась в Иерихона Бэрронса. До того, как поняла, что они с Мак составляют единое целое, как небо и земля, как ночь и день, как огонь и лед. Она находила обрывки легенд о Девятке в некоторых мирах, через которые путешествовала в Зеркалах, но так и не сумела найти исходный миф, лишь песни и рассказы о девяти безжалостных воинах, сражавшихся ради наживы и, несмотря на смерть, возвращавшихся снова и снова. Неубиваемые, неудержимые, нерушимые — она так жаждала этих многочисленных «не» для себя. Любой ценой. Она отдернула руку и пригладила волосы.

— Джада.

— Ты видела Мак? — спросил он.

В этом весь Бэрронс. Никаких светских бесед. Она ценила это и ответила в том же духе.

— Она одержима Синсар Дабх.

Бэрронс застыл настолько неподвижно, что она едва не потеряла его в мраке раннего утра. И когда она уже решила, что он ушел, его бесплотный голос пробормотал:

— Так вот почему я больше ее не чувствую, — затем он вновь появился, вырисовываясь на фоне кирпичной стены позади него. Он мог быть идеальным хамелеоном, когда хотел. — Ты уверена? — сказал он так мягко, что она задрожала, потому что знала, что мягкость значит из уст этого жестокого и безжалостного мужчины. Это значило, что каждая капля его энергии изменила свое течение и направилась в центральную жилу ядерной боеголовки, установленной, заряженной и нацеленной на то, что его оскорбило, и что он потратит ровно столько энергии, сколько потребуется для разговора.

— Да.

Его глаза потемнели, в радужках заклубились жуткие тени, мышцы челюсти напряглись.

— Насколько уверена?

— Без тени сомнений.

— Что случилось? — произнес он шепотом.

Она поправила конский хвост, подтягивая его выше. Волосы опять вились, ну или пытались. Она ненавидела кудряшки. Это заставляло ее чувствовать себя Дэни, вышедшей из-под контроля. В аббатстве не знали, что Синсар Дабх опять скитается по Дублину, и у нее оставалось мало времени, чтобы укрепить остатки крепости перед следующей атакой, неважно, кто ее устроит — пытающиеся освободить Крууса или сама Мак.

— Нам надо идти в аббатство, Бэрронс. Поговорить можно и по дороге.

Он вытащил телефон, ткнул большим пальцем в нужный контакт и поднес аппарат к уху.

— Ты чувствуешь Синсар Дабх?

Джада услышала перепуганный женский голос, явственно доносившийся из телефона. Она знала этот голос. В кошмарах она слышала, как этот голос плачет, умоляет и наконец кричит. Она задрожала, потянувшись за очередным протеиновым батончиком, и с жадностью съела его.

— Бэрронс, я пыталась тебе позвонить! Я почувствовала ее примерно час назад! Здесь. В Дублине. Что происходит? Ты сказал, что она заперта. Как она выбралась?

— Где она сейчас?

— Направилась на север, в пригород, и потом я ее потеряла. Где ты? Где Мак? Я иду с вами.

— Нет, не идешь. Найди своих родителей. Оставайся с ними, пока я с тобой не свяжусь.

— Но м-мама и п-папа не знают, что я жива, — запинаясь, произнесла Алина.

— Исправь это. И если почувствуешь, что Синсар Дабх приближается, берешь Джека и Рэйни в Честер и звонишь мне. Не можешь добраться в клуб — спускаешься под землю, где сможешь.

— Что происходит? — потребовала Алина. — Я имею право…

— Делай как сказано, — Бэрронс повесил трубку.

Джада слушала этот обмен репликами, прищурившись, понимая, что женщина, которая, по словам Мак, разгуливала по Дублину, выглядела и вела себя как ее сестра, оказалась на автонаборе у Бэрронса. Похоже, он верил, что это действительно Алина, и как и Мак, женщина могла чувствовать Синсар Дабх. Но он не всецело доверял ей. Или так, или он не хотел заботиться еще и об этом.

— Мак направилась в аббатство, — сказал Бэрронс.

Джада отложила мысли об Алине для дальнейшего рассмотрения. Они переплетались со слишком большим количеством эмоций, чтобы разбираться с ними сейчас. Они отправились в ту же коробку, где лежало столько вещей, с которыми она разберется… однажды.

К тому моменту, когда они добрались до Честера и забрались в огромный черный, бронированный военный Humvee[11], она действовала с привычной точностью машины, несмотря на все недавние потрясения и не зажившие раны.