Я внимательно оглядел собравшихся. Оставалось сказать еще кое-что — совсем немного:

— Есть ли еще кто среди вас, кто хочет убить меня? Еще один, решивший служить прихоти женщины и подчиняться ей? — я жестом указал на тело Зареда, все еще лежавшее на земле. — Я призываю вас тщательно подумать об этом — прежде, чем кто-либо решит нанести мне удар.

Я подумал, что больше ничего говорить и не понадобится, хотя во мне, где-то глубоко внутри, билось желание закричать, потребовать от всех них моей неприкосновенности. Это было невозможно, короли и принцы гораздо чаще умирают от кинжала или яда, чем от старости. И все же после того, что произошло, я думал, что немного найдется тех, кто рискнет поднять на меня руку.

Я посмотрел на мертвое тело. Оно свернулось, как младенец в утробе однажды я видел мертворожденного. Руки обнимали подтянутые к груди колени, пальцы были скрючены, ноги напряжены, голова повернута под невероятным углом, глаза открыты. Они смотрели неживым тусклым взглядом. Я подумал, что приобрету репутацию человека, окружившего себя элласийскими чародеями и оборотнями, и решил, что это не так уж и плохо. Пусть любой, кто задумает убить своего короля, дважды подумает, стоит ли так рисковать.

— Идите, — сказал я уже спокойнее. — Есть еще битвы, в которых вам предстоит сражаться, и фляги с вином, которые предстоит осушить.

Я увидел улыбки на лицах. Услышал, как они вполголоса обсуждают происшедшее. То, что они видели, забудется нескоро и подкрепит уже существующие слухи. Они будут пить и, пока не уснут, рассуждать об этой смерти. Но потом все же заснут. Я сам сомневался, что смогу сделать то же.

Я тронул Лахлэна за плечо:

— Так лучше.

Но он не смотрел на меня. Он смотрел на мою сестру, а та — на неподвижное тело у своих ног.

— Тебе доставляет удовольствие знать, насколько женщина желает твоей смерти? — поинтересовался Финн.

Я оглянулся. Он стоял за моей спиной, бледный, как смерть, губы его были сжаты в одну линию, а по лицу градом катился пот. Я видел, как невероятно напряжены его плечи, шрам, пересекавший его лицо, казалось, был нарисован пурпурно-красным на белом. Он стоял так прямо, что я не посмел коснуться его даже ради того, чтобы помочь, боясь, что от малейшего прикосновений он замертво рухнет на землю.

— Мне это не доставляет удовольствия, — просто ответил я, — но и не удивляет. А ты думаешь, должно? — я покачал головой. — И все же… я не подозревал, что она обладает такой силой.

— Она — мэйха Тина-пара, — отчетливо выговаривая каждое слово, ответил Финн. — Шлюха, чтобы не поганить Древний Язык. Думаешь, она позволит тебе жить?

Неужели ты так слеп? Кэриллон, ты же видел, что она может. Она наполнит твой кубок горьким ядом, а ты будешь принимать его за сладкое вино.

— Почему? — резко спросила Торри, — Что ты такое говоришь моему брату?

Я поднял было руку, чтобы призвать его к молчанию, но уронил ее снова.

Финна невозможно было заставить молчать, если он твердо решил сказать что-то.

— Он тебе не сказал? Он собирается жениться на этой женщине.

Зеленая шерстяная ткань колыхнулась, как облако, когда Торри шагнула из шатра ко мне, поднеся к груди сжатые кулачки. Ее волосы ниспадали на грудь и кольцами вились у колен, — Ты не сделаешь этого! Электра ?! Кэриллон — одумайся! Ты видел, что она хочет сделать с тобой — Электра хочет твоей смерти!

— Так же, как Беллэм, Тинстар и любой солиндец в Хомейне. Думаешь, я слепой, что ли? — я потянулся и схватил ее за запястье. — Я хочу жениться на ней, когда война закончится, чтобы примирить два государства, столь долго враждовавшие. Так поступают часто, ты знаешь это не хуже меня. Но теперь, Турмилайн, теперь — быть может, это будет в последний раз.

— Союз? — переспросила она. — Ты думаешь, Солинда может согласиться на что-то подобное? Когда Беллэм будет мертв…

— …Солинда останется без короля, — закончил я.

— И она предпочтет меня прислужникам Айлини. Подумай о том, что собирался сделать Шейн, просватав Линдир за Эллика! Он хотел добиться долгого мира, который подведет итог всем этим дурацким войнам. Теперь в моих руках принести двум странам этот мир, и я сделаю все, чтобы добиться этого. Я женюсь на Электре — так же, как и ты в свой черед когда-нибудь выйдешь за принца чужой державы.

Ее рука ослабела, кровь отлила от лица:

— Кэриллон… постой…

— Мы будем служить нашему Дому, Турмилайн, как некогда наши предки, отчетливо выговорил я.

— Нужно ли мне называть их? Шейн сам взял в жены Эллинду Эриннскую прежде, чем Лорсиллу Хомейнскую. А перед тем…

— Я знаю! — выкрикнула она. — Во имя богов, Кэриллон, я старше тебя! Но по какому праву ты говоришь мне, кто должен стать моим мужем? По какому праву ты хочешь решить это за меня?!

— По праву брата, — мрачно ответил я, сознавая, что эти слова больно ранят ее. — По праву последнего мужчины нашего Дома. Но более всего — по праву Мухаара.

Я продолжал сжимать ее руку в своей. Она внезапно собралась с силами и вырвалась от меня:

— Надеюсь, ты все-таки дашь мне хоть какой-то выбор…

— Дал бы, если бы мог, — мягко ответил я. — Но посланники придут к Мухаару Хомейны, не к его не покорной своевольной сестре.

Я замолчал ненадолго, сознавая, что своими словами причиняю ей новую боль, сознавая, что тот, кто был ей желанен, сейчас слушает меня:

— Ты полагаешь, что свободна от подобных обязанностей?

— Нет, — наконец ответила она, — нет… не совсем. Но по меньшей мере странно рассуждать о том, кто станет моим мужем, когда Трон Льва еще не принадлежит тебе.

— Это вопрос времени, — я потер лоб и обратился к Финну. — Если я дам тебе приказ, будешь ли ты повиноваться ему?

Он приподнял одну бровь:

— Обычно это входит в мои обязанности.

— Тогда возвращайся в Обитель так скоро, как только сможешь. — он приоткрыл было рот, чтобы возразить, но на этот раз победа осталась за мной, Я отсылаю с тобой и Торри, чтобы она была в безопасности и более не переживала таких приключений, как этой ночью.

Я не сказал, что она также будет разлучена с Лахлэном, впрочем, я поступал так не только ради ее блага, но также и ради него:

— Я хочу, чтобы ты выздоровел как можно скорее, — продолжал я. — Аликс, без сомнения, хочет возвратиться к Доналу, так что она и будет сопровождать Торри, и, право же, это достойный эскорт. Оставайся там, пока не поправишься полностью. Вот мое приказание, вассал мой.

Финн вовсе не был доволен моими распоряжениями, но не стал возражать. Я отнял у него эту возможность. И, прежде чем я успел предложить ему свою помощь, он отвернулся и захромал прочь.

Ветер трепал волосы Торри, как и я, она смотрела вслед Финну. Я услышал в ее голосе удивление и тень преклонения и вспомнил, что она еще очень мало знает о Чэйсули. Только то, о чем рассказывают легенды и баллады.

— Это сила, — сказала она, — и гордость. Такая гордость, какой я еще никогда не видела. Я улыбнулся и ответил:

— Это Финн.

Небо было ясным, хрустально-прозрачным, и высокое солнце палило мою непокрытую голову. Я сидел подле своего шатра на трехногом походном табурете: на коленях у меня лежал меч Чэйсули. Яркие блики отполированного до зеркального блеска металла слепили глаза, заставляли меня щуриться, я осматривал заточку кромок. Откуда-то — совсем близко — доносилась песня Лахлэна:

Приди, о госпожа моя, и рядом со мною сядь.

Одежд твоих изумрудный шелк — так трава зеленеет весной.

Выслушай песнь мою Я опьянен тобой, Я твой менестрель, я готов тебе сердце отдать.

Роуэн стоял подле меня, терпеливо ожидая приговора. Он провел долгие часы, затачивая и отчищая мой меч. Сперва я не думал даже о том, чтобы доверить ему это: в Кэйлдон я следил за своим оружием сам, и, клянусь богами, следил много внимательнее, чем за самим собой — но здесь не Кэйлдон. Здесь была Хомейна, и мне необходимо было усвоить королевские манеры. Это включало в себя и необходимость иметь людей, которые будут следить за моим оружием, доспехами и конем. И все же я только этим утром сумел заставить себя доверить меч чужим рукам.