Не вызывало сомнений, что уникальное это создание было превосходно осведомлено о привычках обитателей верхотуры. Что примелькалось и даже в столовой не казалось чужаком. Что как минимум кое-какие сведения об Алексе имело. Значит, либо убийца работал в здании, либо имел возможность регулярно проникать туда. Последнее, впрочем, было не слишком трудно: к девяти утра поток служащих густел. И стоит прийти вместе с большинством и уйти после «трудовой вахты», и через три дня охрана сочтет тебя своим.

Ментам предстояла рутина — мотаться по офисам и расспрашивать людей друг о друге. Проверить знакомства персонала кухни. Постараться запутать телохранителей — не исключалось, что мужики все подстроили. Версия эта косвенно подтверждалась отсутствием в кабинете укромных мест. Не в шкафу же прятался убийца, ожидая взлома двери. Да и не вылезешь из шкафа бесшумно и быстро.

Пока Виктор Николаевич Измайлов рассуждал вслух, я не отрывалась от экрана телевизора. Злополучный шкаф уже намозолил мне глаза. Как-то не так он стоял. Зачем теснить его к двери, если в простенок три таких шкафа поместятся? Зачем? Чтобы выбитая дверь не расплющила того, кто стоял за ней. Охранники звонят боссу по телефону, стучат, зовут, тот не откликается. Они вламываются, сразу видят разбросанные в комнате отдыха купюры и бросаются туда. Кабинет кажется им пустым.

А убийца у них за спинами. Прием не новый, но рискованный. Хотя преступник сплошь рискованные приемы выбирал.

Звучит кощунственно, но было в этом убийстве что-то остроумное, веселое, прости меня, боже. И словно смех Алекса слышался. Он был обречен, он знал нравы своей среды — но кто запрещал ему напоследок одарить идеей смелого и ловкого слушателя? Преданного слушателя… Способного тихонько передвинуть легкий пластиковый шкаф. Не желающего быть свидетелем дорожно-транспортного происшествия накануне пятничного «мероприятия» и загодя запасшегося билетом в Лондон — или не в Лондон, — научившего Левушку Зингера таскать через кордоны незадекларированные доллары. Ох, Мишелиха, Мишелиха. Объегорила ты меня. За Алекса отомстила, последнюю его выдумку осуществила и посрамила Юру. Получается, твой Алекс понимал, что старик вот-вот прикажет его убить. И опередил. Горький шутник.

Что мне было делать? Передо мной сидел полковник Измайлов, ему предстояло гонять своих людей, которых я жалела. Но и доказательств причастности Ленки Мишель к убийству у меня не было. «Заложив» Мишелиху, я могла много чего наворотить в ее судьбе. Тогда я и решила поскорее отделаться от Вика и попытаться разобраться с Ленкой самостоятельно. Поскольку Измайлов уже порядком устал, он не настаивал на моем присутствии. Я пожелала полковнику удачи и про себя поклялась «смотаться скоренько».

Однако у Мишелихи молчал и телефон, и автоответчик. Неужели она прямиком с клумбы, на которую сиганула из окна, поехала в аэропорт? На вокзал? И тут бес меня попутал, я подумала: «А не навестить ли Галю Кара-Ленскую? Поговорю про Ивана, про Мишелиху, а дальше, как сложится». Напрягать Галину звонком не стала. Купила фруктов и приготовилась звякнуть из автомата. Он, проклятый, заартачился. Но, в конце концов, я же ее домой из больницы транспортировала, разыщу. И разыскала нужную квартиру на свою несчастную голову. На ручке двери висело объявленьице: «Сплю, просьба не беспокоить». Это было некстати, но со сломанной лодыжкой простительно. В свойственной мне дурацкой манере я довольно громко сказала: «Спи, я на подоконнике подожду». И стала спускаться по лестнице. Сзади раздался шорох, на меня пахнуло своеобразным одеколоном, и в следующую секунду я кувыркалась по бетонным ступеням. Очнулась через два часа и выбралась из подъезда, не вспомнив о цели визита. А сейчас, в постели Вика, испугалась. Судя по запаху, толкнул меня мужчина. Не бомж и не грабитель. Кошелек остался в кармане. Не насильник. Тогда кто? Кто? Иван? Мишелиха, уличенная однажды во лжи, не вызывала доверия. Может, она врала про дорожно-транспортное? Может, ей врал Иван? А через несколько дней явился прикончить Галю. С самого начала меня насторожили порядки в конторе «Во салу ли, в огороде». Устроившись на подоконнике лицом к квартире Кара-Ленской, я бы не дала ему спокойно спуститься вниз. Нужно было немедленно что-то предпринять. Но храбрилась я сквозь сон. Снотворное, которым накачал меня Измайлов, творило нечто невообразимое. И мозг не отключался, и двигаться не удавалось. Язык тоже — будто раздулся и отяжелел. В общем, спасти Галину Кара-Ленскую я не могла. Надо было дать полковнику ее адрес. Надо было.

Утром я продрала глаза и сразу набрала номер Гали. Она была в полном порядке. Напрашиваться к ней в гости я не стала: Измайлов вошел в роль пиявки и отказа отправиться с ним в управление не принимал. Поскольку так он обо мне, неразумной, заботился, платить ему неблагодарностью было бы подло.

Вызванные в кабинет полковника Балков с Юрьевым на мой мрачный лик отреагировали по-разному. Сергей заулыбался, попытался по-братски поделиться каким-то обкусанным пирожком. Борис справился: не удобнее ли мне будет в СИЗО? Я с возмущением отвергла его изуверское предложение, и он отстал… Юрьев выглядел подавленным и даже растерянным.

— Ну-с, вчера все обсудили, ничего не изменилось, разбирайте дам. Ты, Борис, займись Лялей, ты, Сергей, Ениной, — бодро начал полковник.

Вместо того чтобы кинуться «выполнять», лейтенанты потупились.

— Ты не привез их, Юрьев? — рыкнул Измайлов.

Борис протяжно вздохнул, нахмурился и негромко сказал:

— Ляля вчера умерла от инфаркта. А Енина еле жива от горя. Тут такое дело… Ляля мусульманка, ее до захода солнца похоронили — обычай. Но с медицинскими заключениями проблем нет. Ее врачи со «Скорой» не успели откачать и честно отчитались. В шкатулке Евгения Альбертовна нашла письменное признание сестры в убийствах Некорнюка и Зингера. Все так, как предположила Полина, — неодобрительно протянул Юрьев. — Только денег она не брала ни у того, ни у другого. Она отдала Зингеру хранившиеся в сейфе Ениной кейсы. Но содержимое их было загадкой за кодовыми замками для обеих женщин. Ляля спровадила химика и архитектора на тот свет, чтобы Коленька Некорнюк не скучал.

— Стоп, — взмолился пораженный Сергей Балков. — Если она не собиралась умирать, то на кой признание?

— Написала, что рано или поздно правда выплывет наружу. Что хотела бы отправить это заявление в милицию, но пока духу не хватает. Что человек она пожилой, нездоровый и не может себе позволить уносить в могилу тайну, из-за которой, возможно, пострадают невиновные. Графолог обещал поспешить, но и без него ясно — ее рука. Письмо датировано днем убийства Зингера.

— Ну вот и все, Поленька, — как-то смущенно пробормотал Измайлов. — Вычислила ты ее прекрасно. И суд божий быстрее человеческого состоялся. А деньги Зингера… Пусть твои свидетели подтвердят, что Алекс выдал их. Хотя вряд ли, вряд ли мы найдем концы.

Он был прав… Гостиничную горничную Аллу и Юру, помогающих сыщикам, я не могла представить. Мне бы переживаний по поводу умершей душегубки Ляли хватило надолго. Так и сидела бы безмолвным изваянием, прокручивала все, что увидела и услышала, бог знает сколько времени, мешая ментам. Но они-то себе этого позволить не могли.

— Дальше поехали, — велел Измайлов. — Мафиози, пристукнутый сифоном и точно ограбленный.

Я вздрогнула. Даже бестрепетный Вик принародно погладил меня по плечу и извинился за то, что невольно перепутал. А меня подмывало мгновенно решить проблему — выкладывать им про Мишелиху или повременить? Я давно заметила: есть люди, которые всегда приходят вовремя, их приглашения и подарки оказываются кстати. Есть другие, вроде симпатичные, милые, добрые, но притаскиваются, когда не до гостей, к себе зовут, когда удавиться легче, чем выбраться из дому, а в подаренных ими вещах обнаруживаются скрытые изъяны. Как бы ни собачились мы с Борисом Юрьевым, но он был из числа первых. Я уже рот открыла, чтобы выболтать ментам все про всех и отпроситься домой. И тут Борис вынул целлофановый пакетик с мелкими крошками и со смехом швырнул его Сергею: