– Она была всего лишь морской женой. – Он не прикасался ни к одной другой женщине с тех пор, как скормил ее крабам. Когда он станет королем, надо будет жениться по-настоящему. Взять себе королеву, чтобы родила ему сыновей. Король должен иметь наследника.

– Отец отказывался говорить о ней, – сказала Аша.

– Зачем говорить о том, чего нельзя изменить. – Он не хотел продолжать этот разговор. – Я здесь видел ладью Чтеца.

– Я потратила все свои чары, выманивая его из Книжной башни.

Стало быть, Харло все за нее. Виктарион нахмурился еще больше.

– Ты не можешь надеяться, что тебя выберут. Ты женщина.

– Не потому ли я всегда проигрываю состязание на то, кто дальше пустит струю? – засмеялась она. – Мне больно говорить это, дядюшка, но ты, кажется, прав. Четыре дня и четыре ночи я пью с королями и капитанами, слушаю их разговоры... и то, о чем они молчат, тоже. Все мои за меня, и многие Харло тоже, и Трис Ботли, и еще кое-кто, но их недостаточно. – Она поддела ногой камешек и скинула его в воду между двумя ладьями. – Я подумываю о том, чтобы выкрикнуть имя моего дядюшки.

– Которого? У тебя их трое.

– Даже четверо. Дядя, послушай меня. Я сама увенчаю тебя короной из плавника, если ты согласишься со мной поделиться.

– Чем поделиться? – Женщина сама не знает, что говорит. Уж не хочет ли она стать его королевой? Виктарион неожиданно для себя посмотрел на Ашу так, как никогда не смотрел прежде, и его мужская плоть сразу отозвалась на это. Она дочь Бейлона, напомнил он сам себе. Я помню, как она девчушкой кидала топорики в дверь. – На Морском Троне может поместиться только один человек, – скрестив руки, сказал он.

– Вот ты на него и сядешь. А я буду стоять позади, стеречь твою спину и шептать тебе на ухо то да се. Ни один король не может править в одиночку. Даже драконы, сев на Железный Трон, всегда имели помощников, то есть десниц. Сделай меня своей десницей, дядя.

Ни один островной король еще не нуждался в деснице, тем более женского пола. Капитаны и короли будут смеяться над ним.

– Почему ты хочешь быть моей десницей?

– Чтобы покончить с этой войной, пока она не покончила с нами. Мы завоевали все, что было в наших силах... и все это потеряем, если не заключим мир. Я обращалась с леди Гловер любезно, как только могла, и она уверяет, что ее лорд охотно пойдет на переговоры со мной. Говорит, что северяне, если мы вернем им Темнолесье, Торрхенов Удел и Ров Кейлин, уступят нам мыс Морского Дракона и весь Каменный Берег. Эти земли, хотя и мало населены, в десять раз больше всех островов вместе взятых. Обмен заложниками скрепит договор, и обе стороны сговорятся действовать вместе против Железного Трона...

– Эта леди Гловер тебя за дуру принимает, племянница, – хмыкнул Виктарион. – Мыс Морского Дракона и Каменный Берег и так уже наши. Зачем нам нужно что-то им возвращать? Винтерфелл сожжен, обезглавленный Молодой Волк зарыт в землю. Мы займем весь их Север, как мечталось твоему лорду-отцу.

– Займем, если ладьи научатся плавать по лесу. Рыбак может поймать на удочку серого левиафана, но тот увлечет его за собой и утопит, если вовремя не обрезать леску. Север для нас слишком большой кусок, и народу там живет слишком много.

– Ступай играть в свои куклы, племянница, а войны выигрывать предоставь воинам. Вот мои две руки. – Он показал ей два кулака. – Третья никому не нужна.

– Зато дом Харло может кое-кому понадобиться.

– Гото-Горбун предлагает мне свою дочь в жены. Если я возьму ее, Харло будут мои.

– Глава дома Харло – лорд Родрик, – заметно смутилась Аша.

– У Родрика нет дочерей, только книги. Гото будет его наследником, а я – королем. – Эти слова, произнесенные вслух, прозвучали веско, как предсказание. – Вороньего Глаза слишком долго не было дома.

– Человек на расстоянии кажется больше, чем он есть, – заметила Аша. – Пройдись между кострами, если смелости хватит, и прислушайся к разговорам. Там говорят не о твоей силе и не о моей признанной красоте. Там рассказывают про Вороньего Глаза... про земли, в которых он побывал, про женщин, которых он там имел, и про мужчин, которых убил, про разграбленные им города, про то, как он сжег флот лорда Тайвина в Ланниспорте...

– Львиный флот сжег я, – заявил Виктарион. – Я собственными руками бросил факел на их головной корабль.

– Но придумал это Вороний Глаз. – Аша продела руку под его локоть. – И жену твою он убил... правда?

Бейлон не велел ему говорить об этом, но Бейлона больше нет.

– Он сделал ей ребенка, а убийство оставил мне. Я и его убил бы, но Бейлон не допустил братоубийства в своих чертогах. Он послал Эурона в изгнание и запретил ему возвращаться...

– ...пока он, Бейлон, жив?

Виктарион опустил взгляд на свои руки, сжатые в кулаки.

– Она наставила мне рога. У меня не было выбора. – Если бы это открылось, люди смеялись бы над ним, как смеялся Вороний Глаз. «Она пришла ко мне в полной готовности, – хвастался Эурон. – Видно, наш Виктарион не во всем велик». Но Аше он не мог в этом признаться.

– Мне жаль тебя, а ее еще жальче, – сказала она, – но придется мне, видно, заявить собственные права на Морской Трон.

– Дело твое, женщина.

– Чье же еще, – сказала она и ушла.

УТОПЛЕННИК

Когда руки и ноги совсем закоченели, Эйерон Грейджой вышел на берег и оделся.

Он убежал от Вороньего Глаза, как в былые годы, но волны, разбиваясь над его головой, лишний раз напомнили ему, что тот человек умер. И возродился из моря сильнее и крепче, чем прежде. Возрожденный Эйерон не боится никого из смертных, не боится тьмы и даже костей своей души, серых и жутких. Звук открывающейся двери, скрежет заржавленных петель...

Хитон, выстиранный жрецом две недели назад, все еще хрустел от крупинок соли. Домотканая шерсть липла к мокрой груди, впитывала струящуюся из волос соленую влагу. Эйерон заново наполнил свой мех и повесил себе на плечо.

В темноте на него наткнулся вышедший по нужде утопленник. Эйерон благословил его, положив руку ему на голову, и пошел дальше. Берег шел в гору, сперва отлого, потом все круче. Песок под ногами сменился жесткой травой. Эйерон поднимался медленно, прислушиваясь к голосу волн. Море не устает никогда, и он должен быть столь же неутомимым.

На вершине холма, подобно стволам вековых деревьев, росли из земли чудовищные каменные ребра числом пятьдесят четыре. Сердце Эйерона при виде их забилось быстрее. Нагга была морским драконом, самым могущественным существом, когда-либо выходившим из моря. Она вскармливала кракенов, левиафанов и топила в гневе целые острова, но Серый Король убил ее, а Утонувший Бог обратил ее кости в камень, чтобы люди вечно дивились отваге первого из королей. Ребра Нагги стали столбами и стропилами королевского чертога, ее челюсти – троном. Здесь он царствовал тысячу и семь лет. Здесь женился на русалке и обдумывал свои битвы со Штормовым Богом. Отсюда правил камнем и солью, одетый в водоросли и увенчанный короной из зубов Нагги.

Но это было на заре времен, когда на суше и на море обитали поистине могучие люди. Чертог этот обогревался живым огнем Нагги, которым Серый Король сумел завладеть. Стены его украшали гобелены из серебристых водорослей. Воины Серого Короля вкушали дары моря за столом в виде морской звезды, сидя на стульях из перламутра. Теперь все это кануло в прошлое. Люди измельчали, и жизнь их стала короче, чем в старину. После смерти Серого Короля Штормовой Бог погасил огонь Нагги, гобелены и стулья растащили, кровля сгнила, стены рухнули. Даже костяной королевский трон поглотило море. Лишь кости Нагги остались, чтобы напоминать Железным Людям о былых чудесах.

Эйерон Грейджой полагал, что довольно и этого.

За девятью ступенями, вытесанными в камне на холме, вздымались вершины Старого Вика. Вдали виднелись суровые черные горы. Эйерон, став на пороге прежних дверей, хлебнул соленой воды из меха и обернулся лицом к морю. Из моря мы вышли и в море вернемся. Даже отсюда он слышал неумолчный рокот волн, чувствовал силу таящегося под водой бога. Эйерон преклонил колени. Ты направил ко мне твой народ, говорил он богу. Они покинули свои чертоги и хижины и пришли сюда, к костям Нагги. Они собрались из каждой рыбачьей деревни и каждой укромной долины. Даруй же им мудрость узнать истинного короля и силу отринуть ложного. Жрец молился всю ночь – когда бог посещал его, он мог обходиться без сна, как обходятся волны и рыбы.