– Он не желает, чтобы его беспокоили, – повторил Арео Хотах.

Капитан был ровесником принца, которого охранял. Когда-то он приехал сюда из Норвоса плечистым юнцом с копной темных волос. Теперь его волосы побелели, а тело отмечено шрамами после множества битв, но сила осталась при нем, и секиру он точит остро, как учили его бородатые жрецы. «Я не пущу ее», – сказал он себе, а вслух произнес:

– Принц смотрит, как играют дети, и в это время тревожить его не позволяется никому.

– Хотах, – сказала Обара Сэнд, – уйди с дороги, иначе я отберу у тебя секиру и...

– Пропусти ее, капитан. Я поговорю с ней, – хриплым голосом распорядился внезапно принц.

Арео убрал секиру и отступил. Обара, злобно поглядев на него напоследок, прошла мимо, мейстер заторопился за ней. Росточком Калеотт не выше пяти футов и лыс, как яйцо. Возраст по гладкому круглому лицу определить трудно, но он служил здесь еще до капитана, когда мать принца была жива. Несмотря на годы и толщину, он еще довольно прыток, и ума у него палата, вот только характер мягкий. С песчаной змеей такому не справиться.

Принц сидел на своем кресле в тени апельсиновых деревьев – больные ноги составлены ровно, под глазами набрякли мешки, – но трудно сказать, что послужило причиной его бессонницы: горе или подагра. Дети все так же плескались в воде. Младшим из них не больше пяти, старшим лет девять-десять.

Девочек и мальчиков поровну. Хотах слышал, как они брызгаются и кричат тонкими голосками.

– Давно ли и ты там играла, Обара, – сказал принц женщине, преклонившей колено перед его креслом.

– Давно. Лет двадцать, не меньше, – отрезала она. – Притом я недолго здесь пробыла. Я ведь отродье шлюхи, забыли? – Не дождавшись ответа, Обара встала и уперла руки в боки. – Мой отец убит.

– Он погиб в поединке, при испытании боем. Закон не считает это убийством.

– Он был вашим братом.

– Да, был.

– Что вы намерены предпринять по поводу его смерти? Принц повернул свое кресло лицом к Обаре. Доран Мартелл выглядит намного старше своих пятидесяти двух лет. Тело под полотняной одеждой кажется бесформенным, на ноги с распухшими и покрасневшими от подагры суставами лучше не смотреть вовсе. Левое колено похоже на яблоко, правое – на дыню, пальцы ног превратились в переспевшие темно-красные виноградины: тронь – и они лопнут. Даже прикосновение легкого покрывала вызывает у него боль, хотя он терпит ее без жалоб. «Молчание – друг принцев, – сказал он как-то своей дочери. – Слова, Арианна, подобны стрелам. Пустив их, назад уже не вернешь».

– Я написал лорду Тайвину... – начал Доран.

– Написал? Будь ты хотя бы наполовину таким же, как мой отец...

– Я не твой отец.

– Это мне известно, – с величайшим презрением молвила Обара.

– Ты бы хотела, чтобы я выступил на войну.

– Где уж там. Ты даже с этого кресла не встанешь. Позволь мне отомстить за отца. На Принцевом перевале у тебя стоит войско, у лорда Айронвуда на Костяном Пути – еще одно. Отдай мне одно из них, а Ним – другое. Она пойдет по Королевскому тракту, а я выгоню марочных лордов из замков и двинусь с ними на Старомест.

– И как же ты думаешь удержать Старомест?

– Мне хватит нескольких дней, чтобы разграбить его. Богатства Хайтауэров...

– Ты хочешь золота?

– Я хочу крови.

– Лорд Тайвин пришлет мне голову Горы.

– А кто пришлет нам голову лорда Тайвина? Гора всегда был его любимчиком, о чем ты прекрасно знаешь.

Принц показал на пруды.

– Будь так любезна, Обара, посмотри на детей.

– Не желаю быть любезной. У меня другое желание: вогнать копье в брюхо Тайвина. И поискать золото в его кишках под песню «Рейны из Кастамере».

– Посмотри на них, – повторил принц. – Я приказываю.

Несколько детей постарше загорали, лежа лицом вниз на розовом мраморе, другие барахтались в море. Трое строили из песка замок с высоким шпилем наподобие башни Копье в Старом дворце. Не меньше двадцати ребятишек плескались в большом пруду – маленькие, сидя на плечах у больших, старались спихнуть друг дружку в воду. Каждое падение сопровождалось громким хохотом. Одна девочка, орехово-смуглая, как раз в это время сдернула белобрысого мальчугана с плеч его брата.

– Твой отец когда-то тоже играл так, а до него и я, – сказал принц. – Между нами десять лет разницы, и я ушел отсюда, когда он только дорос до игры, но я наблюдал за ним, когда приезжал к матушке. Он даже в детстве был злым. И быстрым, как водяная змея. Зачастую он скидывал в воду мальчиков намного больше себя. Он напомнил мне об этом в тот день, когда уезжал в Королевскую Гавань. И поклялся, что сделает то же самое снова. Иначе я ни за что не отпустил бы его.

– Не отпустил бы? – засмеялась Обара. – Как будто ты мог его удержать. Красный Змей Дорна всегда поступал как хотел.

– Да, верно. Я хотел бы найти какие-то слова утешения...

– Я не за утешением пришла к тебе, – все так же презрительно процедила Обара. – Когда мой отец явился за мной, мать ему воспротивилась. «Она девочка, – говорила мать, – и вряд ли она твоя дочь. У меня было с тысячу других мужчин». Он бросил свое копье мне под ноги и ударил мать по лицу так, что она расплакалась. «Мальчики или девочки, мы все ведем свои битвы, но выбор оружия боги предоставляют нам самим». Сказав это, он указал на копье и на слезы матери – и я подняла копье. «Я же говорил, что она моя», – сказал отец и забрал меня. Через год мать упилась до смерти. Говорят, она плакала, когда умирала. – Обара подступила к самому креслу. – Позволь мне сразиться копьем – большего я не прошу.

– Это серьезная просьба, Обара. Я должен с ней переспать.

– Ты и так уже спал слишком долго.

– Возможно, ты и права. Я пришлю тебе весть в Солнечное Копье.

– Весть о войне – другой мне не надо. – Обара повернулась на каблуках и удалилась столь же гневно, как и пришла, – чтобы взять на конюшне свежего жеребца и пустить его вскачь.

– Вы чувствуете боль в ногах, мой принц? – спросил оставшийся на террасе мейстер.

– Спроси еще, жарко ли греет солнце, – со слабой улыбкой ответил Доран.

– Принести вам питье?

– Нет. Я нуждаюсь в ясном уме.

– Мой принц, стоило ли... – нерешительно промолвил мейстер, – стоило ли разрешать леди Обаре вернуться в Солнечное Копье? Она наверняка будет разжигать простолюдинов своими речами. В народе ваш брат пользовался любовью.

– Как и у всех нас. – Принц прижал пальцы к вискам. – Впрочем, ты прав. Надо и мне вернуться в Копье.

– Благоразумно ли это? – засомневался мейстер.

– Нет, однако необходимо. Пошли гонца – пусть велит Рикассо открыть мои покои в Солнечной башне и уведомит мою дочь Арианну, что я буду там завтра.

Моя маленькая принцесса... Капитан очень скучал по ней.

– Вас увидят, – предостерег мейстер.

Капитан понимал, о чем он. Два года назад, когда они покинули Солнечное Копье ради покоя и уединения Водных Садов, Доран был еще совсем не так плох. Тогда он еще ходил, хоть и медленно, опираясь на палку и гримасничая на каждом шагу. Принц не желал показывать врагам свою нынешнюю слабость, а ведь в Старом дворце и примыкающем к нему городе полным-полно глаз. Глаз и ступеней, которые он одолеть не сможет, думал капитан. Ему пришлось бы взлететь, чтобы добраться до вершины Солнечной башни.

– Пусть видят. Нужно же кому-то вылить масло на бурные воды. Дорну следует напомнить, что у него пока еще есть принц – пусть даже этот принц стар и разбит подагрой.

– В Солнечном Копье вам придется дать аудиенцию принцессе Мирцелле. С ней будет ее белый рыцарь, а он, как вам известно, исправно пишет своей королеве.

– Не сомневаюсь.

Белый рыцарь... Капитан нахмурился. Сир Арис приехал в Дорн со своей принцессой, как он, Арео Хотах, когда-то со своей. Даже имена у них до странности схожи: Арео и Арис, но на этом и конец сходству. Капитан навсегда оставил Норвос и его бородатых жрецов, а сир Арис Окхарт до сих пор служит Железному Трону. Хотах, бывая по делам принца в Солнечном Копье, всегда с некоторой грустью смотрел на этого человека в длинном белоснежном плаще. Он предчувствовал, что им когда-нибудь придется сразиться и что в этот день его секира раздробит череп белому рыцарю. Быть может, этот день уже недалек, подумал капитан, скользнув пальцами по гладкому ясеневому древку.