Алессандро кивнул. Это не было для него сюрпризом.

– Алессандро! Но он вне себя! Он хочет знать, почему должен с этим смириться. Ведь он старший сын…

– Тонио, в Венеции это ничего не значит, – напомнил ему Алессандро. – Для женитьбы и продолжения рода отец выбрал тебя. Не бойся этого человека, ведь тебя защищают закон и твои опекуны.

– Алессандро, он хочет знать, почему судьба этого дома должна зависеть от какого-то мальчика…

– Тонио, Тонио, – прошептал Алессандро. – Даже если бы ты пожелал, то не смог бы уступить ему. Успокойся. И что бы ни случилось, я здесь, чтобы помогать тебе.

Тонио тяжело дышал и глядел в сторону так, словно все уговоры не доходили до него.

– Алессандро, если бы я мог презирать его… – начал он. Алессандро склонил голову набок, и на его лице изобразилось безграничное терпение.

– Но он не кажется… Он такой…

– Это не в твоей власти, – покачал головой Алессандро.

– Что ты знал о нем? – настаивал Тонио. – Ведь ты наверняка знал о нем?

– Знал, да, – ответил Алессандро, машинально убирая локон со лба Тонио. – Но только то, что знали все. Он был совершенно неуправляемым. А в этом доме царила смерть. Смерть матери, смерть его братьев. Вряд ли я смогу рассказать тебе больше.

– Но Катрина вовсе не презирает его! – прошептал Тонио. – Она его жалеет!

– Ах, Тонио, хоть и жалеет, но она твоя опекунша и будет поддерживать тебя. Когда ты поймешь, что бессилен что-либо изменить, ты успокоишься.

– Но послушай… Та женщина, от которой он отказался. Много лет назад, когда отец хотел устроить его брак…

– Я ничего об этом не знаю. – Певец снова покачал головой.

– Он отказался от невесты, которую выбрал для него отец, и бежал с какой-то девушкой из монастыря. А от невесты отказался. Алессандро, это была моя мать?

Алессандро готов уже был возразить, но вдруг замешкался.

– Если она та девушка, от которой отказался Карло, то для нее будет невыносимо оставаться здесь…

Алессандро помолчал.

– Нет, она не та девушка, от которой он отказался, – наконец мягко ответил он.

Темный дом, пустой дом, чужеродные звуки.

Тонио поднялся по лестнице на верхний этаж.

Он знал, что Карло в своей комнате. В пыльный коридор проникал свет из приоткрытой двери.

Этим утром брат пригласил его позавтракать вместе, прислал своих турецких слуг с приглашением спуститься. И, сидя в кровати, обхватив голову руками, Тонио бормотал в эти чужие лица какие-то несвязные отговорки.

Теперь же он неслышно, на цыпочках, подошел к двери и увидел брата. Тот ходил среди попорченных от времени вещей. Кровать была завалена грязными тряпками. В руке Карло держал разбухшую от влаги книгу. Переворачивая тяжелые, намокшие страницы, он шепотом читал вслух. Голубое небо за его спиной казалось тусклым из-за грязных оконных стекол, а шепот звучал в этой комнате как нечто естественное. Карло читал монотонно, все громче и громче, хотя по-прежнему только для себя, и рукой отбивал ритм.

Но вот он увидел Тонио. Тут же лицо его просветлело, он ласково улыбнулся одними глазами и, закрыв книгу, положил на нее правую руку.

– Входи, братишка, – пригласил Карло. – Как видишь, я… так сказать, в некотором затруднении. Я не могу пригласить тебя посидеть со мной здесь, в моей комнате.

В его тоне не было иронии или злости, но кровь прилила к лицу Тонио, и, мучаясь от стыда, он был не в силах ни ответить, ни поднять глаза.

Почему он не послал слуг привести комнату Карло в порядок? Почему не подумал об этом? Господи, ведь уже какое-то время он был хозяином в этом доме, разве нет? А если не он, то кто другой мог отдать такое распоряжение? Тонио удрученно смотрел на грязные, облупившиеся стены, на полусгнивший ковер.

– Но ты видишь, как все здесь дышит любовью ко мне! – вздохнул Карло. Он отложил книгу и посмотрел на потрескавшийся потолок. – Видишь, в какой сохранности мои сокровища! Одежда спасена от моли, а книги убраны в сухое и безопасное место.

– Простите меня, синьор!

– За что?

Карло протянул руку и, когда Тонио приблизился, привлек его к себе.

Снова мальчик ощутил ласковое тепло и силу этого человека. В дальнем уголке сознания, не тронутом тревогой, мелькнула мысль: «Так я буду выглядеть, когда стану мужчиной. Я вижу себя в будущем. Немногим это удается».

Карло ласково поцеловал его в лоб.

– Но что ты мог сделать, братишка?

Он и не ждал ответа. Снова открыл книгу и провел рукой по расплывающимся строчкам. «Буря» – было написано там по-английски, а затем шел текст, напечатанный в две колонки. Карло снова перешел на ритмический шепот:

– Отец твой спит на дне морском[24]…

И когда он поднял взгляд, то, похоже, присутствие Тонио его не обрадовало.

«Но отчего это? Что ты видишь? Неужели ты презираешь меня?» – думал Тонио. Атмосфера разрушения давила на него, он задыхался от пыли и с трудом мог вдыхать ту вонь, что исходила от всего гниющего и разлагающегося в этой комнате.

Но брат не отводил взгляда. В его черных глазах появилось странное выражение.

– Первое дитя любовного союза, – прошептал Карло, – дитя, рожденное на пике страсти. Как говорится, благословенный первенец. – Тут его брови нахмурились, а уголки рта опустились. – Но я был последним отпрыском своих родителей, и мы ведь очень похожи. Но на сей счет нет никаких правил, не так ли? Первое дитя, последнее дитя… Ну не считая отцовского чувства к своему первому ребенку!

– Простите, синьор, но я не понимаю, о чем вы.

– Да, конечно. А почему ты должен меня понимать? – продолжал Карло прежним ровным тоном, в котором не было ни малейшей враждебности.

Он посмотрел на Тонио с удивлением, но в то же время так, словно ему было приятно на него смотреть. Однако Тонио под его взглядом внутренне съежился и почувствовал себя несчастным.

– А это ты понимаешь? – повысил голос Карло. – Оглянись вокруг!

Снова послышался угрожающий звук – как будто крик ярости рвался из его груди.

– Синьор, прошу вас, позвольте мне прислать слуг, чтобы прибрались здесь…

– О, неужели ты им прикажешь? Ты ведь хозяин тут, правда? – Голос стал еще более резким.

Тонио взглянул брату в глаза и, прочтя в них лишь оскорбительную насмешку, беспомощно отвел взгляд.

– Нет, братишка, ты в этом не виноват, – внезапно сказал Карло. – Знаешь, в тебе есть что-то царственное, – продолжал он как будто с искренней нежностью. – Как он, должно быть, любил тебя. Но, осмелюсь сказать, будь я твоим отцом, я бы любил тебя не меньше.

– Но подскажите, синьор, как нам теперь полюбить друг друга?

– Я люблю тебя, – прошептал Карло. – Однако позволь мне на этом остановиться и не сказать то, о чем впоследствии я буду сожалеть. Видишь ли, я все еще никак не могу здесь освоиться. Как будто вернулся лишь для того, чтобы обнаружить, что я мертв и всеми похоронен, так что мне остается только бродить по этому дому, словно привидение. А в таком состоянии недолго дойти до мыслей и слов, которые окажутся просто дьявольскими.

– Тогда уйдите отсюда, пожалуйста. Пожалуйста… Его покои на втором этаже, синьор, вы можете занять их…

– Так ты отдаешь их мне, братик?

– Синьор, я не хотел сказать, что я вам их даю. Я не хотел хоть каким-то образом проявить к вам неуважение. Я просто имел в виду, что вы, конечно, можете их занять.

Карло улыбнулся и, демонстративно закатив глаза, уронил книгу на стол. А потом грубо схватил голову Тонио обеими руками.

– Ну почему ты не оказался каким-нибудь испорченным и наглым мальчишкой? – прошептал он. – Тогда я смог бы и дальше проклинать его за то, что он так избаловал тебя.

– Синьор, ни к чему говорить о таких вещах. В противном случае нам не ужиться вдвоем.

– А еще ум, мудрость и храбрость, да, храбрость. Вот чем ты обладаешь, братишка. Сам пришел, чтобы поглядеть мне в глаза и поговорить со мной. Минуту назад ты просил надоумить тебя, как нам полюбить друг друга?