Мона едва не застонала вслух. Что за невозможная женщина! Какого черта она не оставит ее в покое? Мона так ждала этого путешествия — долгих дней покоя, свежего воздуха, знакомства с новыми людьми, которых никогда не видела и, скорее всего, никогда больше не увидит.

Она надеялась на отдых и перемену обстановки, надеялась отдохнуть от своих каирских знакомых, но Чар Стратуин, явившись на борт, как будто принесла с собой весь Каир.

Мона облокотилась на перила. Она была очень раздосадована, но имела мудрость этого не показывать.

— Интересно, кто еще с нами плывет? — продолжала болтать Чар. — Знаешь, в таких путешествиях можно познакомиться с очень интересными людьми и, между прочим, богатыми! Если предложить им партию в покер…

— У меня нет лишних денег.

— У меня тоже. Тем больше причин пощипать какого-нибудь богатого дуралея!

Пароход уже отчалил; мимо них плыли зеленые пальмы, белые крыши, вершины минаретов — под раскаленным золотым небом все это казалось нереальным, словно в сказке.

И вместо того, чтобы любоваться этой красотой, ей придется сидеть и играть в карты? Мона вдруг разозлилась.

— Я не собираюсь играть на пароходе, — решительно ответила она. — Даже в бридж.

И, развернувшись, пошла к своей каюте. Но Чар так легко не сдавалась.

— Глупости! — крикнула она ей вслед. — Сегодня после ужина составим партию на пятерых! Так не забудь, я тебя жду!

Мона не сомневалась, что Чар своего добьется: она всегда добивалась своего.

Раздосадованная и злая, она сбросила шляпу и платье и растянулась на кровати. Жара стояла такая, что даже чемоданы разбирать не хотелось. Она позвонила, заказала джин с тоником и задумалась, потягивая холодный напиток из высокого стакана со льдом.

Увы, от Чар Стратуин ей уже не отделаться. Почему, ради всего святого, эта женщина так за нее цепляется? Может быть, подозревает, что у нее есть деньги?

Мона понимала, что ее легко принять за богачку. Чар в таких вещах разбирается и прекрасно понимает, сколько стоят ее наряды от Молине, Шанель и Скиапарелли. Видела она и драгоценности — подарки Лайонела, которые Мона, по его разумному совету, перед отъездом сдала на хранение в один из каирских банков.

Да, все это могло ввести Чар в заблуждение, но, с другой стороны, она же знает, где Мона остановилась. Очевидно, что ни одна богачка не выбрала бы по доброй воле вместо «Шеферда» или «Мена-хауса» крикливую и неряшливую «роскошь» второразрядной гостиницы!

— Да какая мне разница, что она думает! — сердито пробормотала Мона. Однако, понимая, что от Чар не скрыться, она собралась с духом и приготовилась встретиться с ней лицом к лицу.

Чар ждала ее, неизбежная, как счет в конце праздничного ужина. Острые любопытные глазки ее видели всех насквозь и ничего не упускали.

«Кроме одного, — сказала себе Мона. — Что бы ни случилось, о нас с Лайонелом она не должна узнать ни за что, никогда!»

Она понимала, что, когда они приплывут в Луксор, присутствие Чар на пароходе сильно усложнит ее задачу.

«Ничего, — уверенно сказала она себе, — Лайонел что-нибудь придумает».

Однако ей было не по себе, ведь Лайонелу она ничего о Чар не рассказывала. А он терпеть не мог, когда что-то усложняло их и без того сложную жизнь.

«Конечно, — думала Мона, — ему-то все нипочем, а о том, каково мне приходится, он и не вспоминает!»

Она уже начала понимать, что часто, когда дело касается чужого благополучия или чужих интересов, Лайонел становится глух и слеп.

Раз или два она даже упрекала его за это, но упреки, высказанные в объятиях, в кратком промежутке между двумя поцелуями, теряли свою остроту и проходили незамеченными.

Нет, на Лайонела полагаться не стоит — своей жизнью она должна управлять сама. Но стоит ли тревожиться заранее? Быть может, Чар найдет себе на пароходе другую компанию и оставит ее в покое!

Надежды Моны не сбылись. В самом деле, Чар собрала вокруг себя небольшое общество заядлых игроков, однако по-прежнему цеплялась за Мону. Стоило ей на несколько минут опоздать к столу или позволить себе подремать днем дольше обычного, и Чар являлась к ней, как призрак к отцеубийце.

Отказаться от игры с ней тоже не удавалось. Чар не слушала никаких отговорок.

«Я для нее — что-то вроде талисмана, вот и все», — говорила себе Мона.

Однако сама чувствовала: дело не только в этом. Она воплощала в себе все, чего в жизни Чар недоставало, — красоту, элегантность, очарование, позволяющее легко и без усилий завоевывать друзей, и в довершение всего — внешние признаки богатства и расточительности.

У Чар не было ни того ни другого. Днем она ходила исключительно в безобразных туссоровых костюмах, к ужину надевала черное вечернее платье, а поверх него накидывала что-то очень похожее на мужской пиджак.

И все же деньги у нее водились. Судя по ее рассказам, она объехала весь свет; да и путешествие по Нилу в Луксор стоит недешево.

Немало денег тратила она и на выпивку. От спиртного Чар никогда не отказывалась, и, даже притом что виски было дешево и многие ее угощали, к концу недели ее счет за алкоголь должен был составлять значительную сумму.

Порой Моне очень хотелось спросить Чар, на что та живет, но она не осмеливалась, понимая, что в ответ Чар пристанет с расспросами к ней самой.

«Слава богу, она плохо знает Англию! — думала Мона. — Не хватало еще, чтобы она выяснила, что я была замужем и имею титул! Наверняка она сумела бы как-то обратить это себе на пользу».

Чар и сейчас использовала Мону в своих целях — для привлечения мужчин за карточный стол.

Однажды, проходя мимо, Мона услышала ее разговор с одним пассажиром, по слухам, богатым, но до сих пор отказывавшимся садиться с ними за покер.

— …Такая милая, она вам непременно понравится! — уговаривала его Чар.

Мона прекрасно поняла, о ком речь, и вздохнула с досадой, когда старик сдался и присоединился к вечерней партии в покер.

Но ей было лень спорить и протестовать. «Не все ли равно?» — говорила она себе. Ведь единственное, что имеет значение, — долгожданная встреча с Лайонелом в Луксоре.

Почти каждый вечер с ними играла одна американская туристка. Эта вдовушка путешествовала якобы для того, чтобы повидать мир, на деле же искала себе нового мужа, предпочтительно европейца.

Судя по всему, у нее водились деньги, при этом пила она, как последний пропойца. Несмотря на все советы и предостережения, накачиваться спиртным она начинала с самого утра и не замедляла темпа до вечера.

Выглядела она симпатично, хоть и вполне заурядно, и была бы гораздо миловиднее, если бы на лице ее не начали уже проступать следы порочной привычки.

Первые несколько дней Сэди — так ее звали — еще держалась в рамках, но затем показала себя во всей красе.

Каждый день, примерно в середине вечера, либо Чар, либо Моне приходилось отводить ее в каюту и звонить горничной, чтобы та раздела ее и уложила в постель.

— Пьет как лошадь! — говорила о ней Чар. — И день за днем — удивительно, как только выдерживает! В таком режиме она, по-моему, не доживет до конца плавания.

— Может быть, в Луксоре она придет в чувство, — предположила Мона. — Здесь ей скучно, дело еще и в этом.

— А как ей в картах везет! — завистливо проговорила Чар.

Она была зла на то, что Сэди, выиграв внушительную сумму, рухнула лицом на стол и захрапела, не дав партнерам возможности отыграться.

На следующий вечер Сэди снова выиграла. Чар явилась к Моне почти в отчаянии.

— Подумать только, эта свинья так и уйдет с нашими деньгами! — жаловалась она. — Убить ее мало! Ну ничего, времени у нас еще полно. Легко она от нас не отделается. Начнем играть в четыре и постараемся продержать ее трезвой до ужина — тогда мы непременно все себе вернем!

— Меня, может быть, уже не будет на пароходе, — проговорила Мона.

За разговором она причесывалась и сейчас увидела, как лицо Чар в зеркале конвульсивно дернулось.

— К-к-как не будет? Ты сойдешь? — пролепетала она.