«Похоже, Линн — единственная в деревне, кто сумел подружиться с Чар Стратуин и извлечь из знакомства с ней какую-то пользу», — подумала Мона. Она знала, что матери их гостья совсем не по душе, да и Майкл не трудился скрывать свои чувства.
Встретившись с Чар два или три раза, он начал держаться с ней так нескрываемо враждебно, что Мона почла за лучшее больше не принимать приглашений в Коббл-Парк, кроме приглашения на праздник, от которого невозможно было отказаться.
Забавно, что Мейвис Гантер и Чар невзлюбили друг друга с первого взгляда. При первой встрече они смерили друг дружку свирепыми взглядами, словно бойцовые куры бентамской породы; затем, как видно, каждая убедилась, что с противницей так просто не сладишь, и обе погрузились в мрачное, угрожающее молчание.
И на этой вечеринке Чар выглядела удивительно чужеродной. Немолодая, некрасивая, дурно одетая, среди юных девушек, сияющих безыскусной красотой молодости, и респектабельных людей постарше она мгновенно привлекала к себе взгляд как нечто странное и чуждое.
— Так как насчет картин? — прогудел у нее над ухом Джарвис Леккер, и Мона неохотно поднялась.
— Пойду покажу мистеру Леккеру картины в Длинной галерее, — сказала она Линн. — Не хочешь пойти с нами?
— Мне лень вставать, — улыбнулась ей Линн.
— Линн хочет сказать, что мы ей нравимся больше любых картин, — подхватил один молодой летчик, и все засмеялись.
Рука об руку с Джарвисом Леккером Мона вышла из гостиной. Она была раздражена, ибо прекрасно понимала, что картины Леккера не интересуют — он просто хочет увести ее от друзей.
Как многие сильные мужчины, он инстинктивно стремился быть в центре внимания, хотел вещать и пользоваться безраздельным вниманием своих слушателей; но в гостиной, среди беззаботно веселящейся молодежи, на это надеяться не стоило.
«Хоть бы он заскучал и ушел!» — сердито думала Мона, но понимала, что на это надежды нет; пока она здесь, он никуда не уйдет.
Свернув в Длинную галерею, они встретились с выходящими оттуда викарием и Чар.
— Вы уже уходите? — с нескрываемым разочарованием спросила Мона. — Викарий, может быть, пройдете с нами по второму кругу? Я об этих картинах почти ничего не знаю, вы сможете рассказать мистеру Леккеру гораздо больше…
Но Чар, разумеется, такого допустить не могла.
— Сначала викарий выпьет со мной рюмочку! — объявила она. — Такое обилие духовной пищи нужно запить чем-нибудь материальным! А вы идите, мы вас догоним.
Мона прекрасно поняла, что это означает. В молчании дошли они до конца галереи и остановились перед прекрасными старинными портретами, изображающими Меррилов былых времен. Здесь они были одни, и шум вечеринки почти не долетал в это отдаленное помещение.
— Ну, расскажите же мне о них, — попросил Джарвис Леккер. На предков Меррила кисти знаменитых художников он не смотрел — только на нее.
— Я не слишком хороший экскурсовод, — нервно проговорила Мона. — О картинах лучше спрашивать самого Майкла или викария.
— А я предпочитаю послушать вас, — отозвался Джарвис Леккер.
С этими словами он положил руку на ее обнаженное плечо. Мона резко отстранилась.
— Ну-ну, будьте же со мной подобрее! — протянул он.
— Не люблю, когда меня трогают, — холодно отозвалась Мона.
Но на Джарвиса Леккера ее тон не подействовал.
— Должно быть, это зависит от того, кто трогает.
— Может, вы и правы.
— Смешная вы! Чар предупреждала, что с вами будет трудновато, — теперь вижу, что она была права.
— Чар вас предупреждала? И о чем же?
Мона присела на широкий подоконник, уложенный вышитыми подушками.
— Говорила, чтобы я не гнал коней, — ответил Джарвис Леккер. — Сказала, что не так давно вы потеряли кого-то, кто был вам очень дорог.
— Так она и это сказала… — тихо проговорила Мона.
— Да. А я ответил: не бывает таких сердечных ран, которые нельзя исцелить. — Джарвис сел рядом с Моной, положил руку ей на колено. — Может, позволите мне вас утешить?
Мона взглянула на него с отвращением.
— Никто, — медленно и раздельно проговорила она, — никто на свете меня утешить не сможет!
Ответить он не успел: она вскочила на ноги и двинулась в другой конец галереи.
— Идемте посмотрим миниатюры, — бросила она через плечо. — Они в башне.
Только включив свет в маленькой восьмиугольной комнатке, где хранились под стеклом ценные миниатюры, она сообразила, что допустила ошибку. Джарвис Леккер вошел за ней следом, и на лице его она разглядела нескрываемую усмешку мужского торжества. Он захлопнул за собой дверь.
— Вот что я вам скажу, милая моя, — проговорил он, подходя к ней вплотную. — Довольно вы от меня бегали. Я человек прямой: в делах, когда хочу чего-то, так об этом и говорю и не вижу, почему бы и в любви не поступать так же. Я хочу тебя, Мона. Ты же знаешь, верно?
Он хотел положить руки ей на плечи, но Мона попятилась.
— Простите, — тихо ответила она, — но вы ошибаетесь. Не знаю, что вам там наговорила Чар, в чем она вас убедила, но это все неправда…
— Плевать мне на Чар! — грубо оборвал ее Джарвис Леккер. — Мне посредники не нужны — все, что хочу, я беру сам! А теперь послушай меня, Мона, детка…
Она пятилась, пока не прижалась спиной к застекленному шкафу с миниатюрами. Бежать было некуда. Джарвис загнал ее в угол; она была в ловушке.
Рядом с этим мощным и грубым хищником она ощущала себя беспомощной, словно зверек в западне, — такой слабой, такой усталой, неспособной сопротивляться…
— Джарвис, пожалуйста!.. — взмолилась она, но договорить не успела. Дверь отворилась; на пороге стояли двое.
Джарвис быстро (хоть и неохотно) отодвинулся, однако того, что между ним и Моной происходила некая интимная беседа, было уже не скрыть. На лице Стеллы Ферлейс отразилось нескрываемое изумление; что же до Майкла, Мона ощутила, что он не только удивлен, но и разъярен.
Несколько секунд все молчали; затем Мона, пытаясь спасти ситуацию, проговорила нервно:
— Я показывала мистеру Леккеру миниатюры…
— Надеюсь, миниатюры мистеру Леккеру понравились, — ледяным тоном отозвался Майкл.
Джарвис Леккер недобро сощурился. Атмосфера в маленькой комнате была накалена до предела.
— У вас, Меррил, очень любопытная коллекция редких вещичек, — проговорил Джарвис Леккер. — Надумаете от них избавиться — дайте мне знать.
Если он хотел разозлить Майкла еще сильнее, то своей цели достиг: хозяин дома смерил его таким взглядом, что любой человек, чуть менее напористый и уверенный в себе, на месте Леккера провалился бы сквозь землю.
— Это мое наследство, — сухо ответил он. — Оно не продается.
— Как знать, как знать — вы сами в курсе, какие нынче времена! — отвечал Леккер. — Мона, пойдем потанцуем?
— Лучше поищу Чар, — поспешно отозвалась Мона. — Она ведь здесь почти никого не знает.
— Свою подругу ты найдешь в столовой, — проговорил Майкл.
И открыл дверь жестом, который даже Джарвис Леккер не смог бы истолковать двояко.
Мона молча прошла по галерее; щеки ее пылали. «Что подумал Майкл?» — спрашивала она себя, содрогаясь от стыда и унижения при мысли о том, в какой неудачный момент его угораздило войти.
Неужели он теперь считает, что она принимает ухаживания этого грубого пошляка? Ведь увиденную им сцену трудно истолковать иначе.
Сама Мона, попадись ей на глаза Майкл с девушкой в укромном уголке, именно так бы и подумала… Кстати, вот вопрос: зачем он повел в башню Стеллу Ферлейс?
В дни их с Майклом ранней молодости, когда в Коббл-Парке постоянно устраивались вечеринки, башня была у всех на устах. Порой какая-нибудь влюбленная парочка пропадала из виду. Где их искать? Конечно, в башне! Приглашая туда Джарвиса Леккера, Мона совершенно об этом забыла; она просто была смущена и хотела любым способом прекратить неприятный разговор.
И как же теперь об этом жалела! С ужасом она понимала, что Джарвиса эта сцена совершенно не смутила — наоборот, он доволен собой.