В первую неделю сокращается рацион пищи, во вторую — кислорода. Что предпринимается дальше, Рой не знал, так как никто не преодолевал этого рубежа.

Автоматы четко делали свое дело, не поддаваясь эмоциям.

Рой продолжал стоять перед табло, задрав голову.

0,82! Еще одна сотая — и он начнет собираться. Собираться по приказу вот этой цифры. Разве ей что-нибудь скажешь? Но Рой должен кому-то высказать все, что накипело! И не только высказать! Он зло сжал кулаки и с вызовом огляделся. Час был слишком ранний, и его взгляд скользнул по нечетким в предрассветной дымке очертаниям сооружений, но не встретил ничего, на чем бы сорвать злость, и никого, чтобы высказаться.

Сигнал в шлеме скафандра, возвещавший о приближении смены, застал его за пределами городка. Сидя на обломке черной скалы, Рой думал о доме, о своем возвращении, о Земле, об огромном здании фирмы, где ему присвоили индекс. В это туманное утро к нему удивительный образом вернулось спокойствие. Он понял, где можно узнать причину изменения индекса планеты.

Возможно, Макки Там и еще кое-кто уже выясняют причины?

Проходя мимо табло, он мельком взглянул на цифры.

По-прежнему 0,82. Стоит ли волноваться, если решение принято? Крепкие нервы и здоровье ему теперь потребуются на Земле. Лучше голод и полиция, чем этот бледный немигающий свет. Лучше лицом к лицу столкнуться с десятком врагов, чем терпеть эту гнетущую неизвестность и беспомощность.

Рой Трайк покидал планету Руд сам, не дожидаясь окончания срока контракта, чтобы на Земле разобраться в собственном индексе.

Такое случилось впервые со дня освоения планеты Руд.

— Подойди ко мне, Малыш, — тихо произнес старый профессор, — что-то нездоровится.

Профессор сидел у камина в глубоком старинном кресле, прикрыв ноги мягким пледом. Старый человек сидел напротив еще более старого камина. Что-то в камине разладилось, но профессор не приглашал мастеров, опасаясь, что испортят окончательно. Известный ученый-кибернетик не верил, что сейчас кто-либо сможет сделать хороший камин. Современные машины слишком сложны, чтобы считать их создателей гениальными. А он любил свой старинный камин, любил за то, что веселые и всегда молодые язычки пламени долгие годы помогали ему думать. У этого камина родились блестящие идеи, которые принесли ему успех, славу, удовлетворение. Переделать камин — переделать его седую голову. Они старели вместе.

Хотя нет, с ними старел еще Малыш — робот, тихо стоявший в углу комнаты. По вечерам он всегда был включен: ожидал распоряжений хозяина и зорко следил за огнем, если профессор дремал, утомленный дневными заботами.

Услышав свое имя, робот тихонько пискнул и, отключившись от стационарного питания, подошел к профессору.

— Как себя чувствуешь, Малыш, тебя ничто не тревожит?

— Нет, господин профессор. Мои системы в норме.

— А мои нет, — профессор вздохнул, — и никто не сможет их подчинить. Постой, вчера мы договорились, что будешь называть меня по имени. Ты имеешь на это полное право как самый лучший мой друг. Да и возраст у нас один. Точную дату твоего рождения я не помню, Ты валялся на свалке, когда мне разрешили взять тебя, Не исключено, что мы ровесники. Так что привыкай, — Хорошо, Круз, я буду называть тебя так.

— Круз — это хорошо звучит. Очень давно меня не называли по имени. Некому, друг, некому. Вспомни, сколько я тебе втолковывал, чтобы ты называл меня профессором. Тогда я им не был, но очень хотел быть и, когда ты первый раз назвал меня так, я был счастлив. Счастлив больше, чем когда получил за тебя ученую степень. Ты, Малыш, сделал меня счастливым, твой мозг давал мне знания. Выходит, что ты думал за меня, а я получал звания. Так это или нет?

Малыш уловил интонацию вопроса и поторопился ответить: — Я думал, Круз, я очень старался думать.

— Верно, ты старался, спасибо. Вчера я высказал новую идею, как идет ее проверка? Может, есть какие-нибудь результаты?

— Есть, Круз. С этим приспособлением мне будет легче. Но когда я начинаю решать задачи по новой схеме, меня тормозит блок А-5.

— Ara, — профессор встрепенулся. — Не совсем еще увяли мои мозги. Я предполагал, но не был уверен. Молодец, Малыш. Открой блок, я поработаю над ним, хотя, постой, поправь огонь в камине, пусть будет посветлей.

Робот неторопливо подошел к камину и стал собирать в кучу развалившиеся головни.

— Сколько раз я тебе говорил, не порти руки. Для этого есть кочерга и щипцы, — остановил его профессор. — Не забудь вытереть сажу, а то перепачкаешь всю схему.

— Извини, Круз, я забыл.

— Забыл! Разве роботу положено забывать… — Профессор задумался, насупив лохматые старческие брови, Минуты через две он вздрогнул и неторопливо продолжил. — Впрочем, это хорошо, что ты забыл и делаешь подобные ошибки.

Тем временем робот поправил огонь в камине и встал перед хозяином на колени, чтобы тому удобнее было работать. В лаборатории послышался шум бьющейся склянки.

— Что это? — спросил профессор.

— Ассистент Леб. Разбил колбу, которая стояла в среднем шкафу на нижней полке.

— Ты можешь это определить, не заходя в комнату?

— Да, Круз. Ты сам настроил меня на поиск информации.

— Я дал тебе слишком много свободы.

Профессор задумался. Опять что-то новое! Самонастройка Малыша иногда давала неожиданные результаты. Бывали из-за того и неприятности, так как Малыш не всегда осмотрительно экспериментировал. Но сам факт, что электронный мозг пытается что-то создать, радовал Круза и часто подсказывал оригинальные решения. Грустно глядел Круз на Малыша и вдруг захотел погладить его безобразную металлическую голову.

Но сдержался, откинулся на спинку кресла, поправил плед. И забыл, что собирался заняться блоком А-5.

— Пойди, Малыш, посмотри, что там делает Леб.

Нет подожди. Еще немного… — Круз медлил: ему не хотелось, чтобы Малыш уходил. В последние годы они были добрыми друзьями. Круз даже старался поменьше загружать робота. Старый профессор поймал себя на мысли, что обращается с Малышом, как с человеком.

— Как ты думаешь, Малыш, хороший у нас ассистент?

Робот пискнул и загудел, так всегда случалось, когда он не мог ответить.

— Не знаешь. Он талантлив и умен. Хотя, между нами… А знаешь, что такое человек? Не знаешь. Это человек… Я шестьдесят лет пичкаю тебя самой совершенной техникой, а ты не стал человеком и никогда им не станешь. Шестьдесят лет — у меня уже могли быть правнуки. Но я так и не вырастил за свою жизнь человека. Никого не вырастил, кроме тебя. Вот что такое человек. Иди, Малыш, иди.

Робот торопливо зажужжал по коридору, выполнил задание и заспешил обратно. Малыш чувствовал, что Круз сидит и ждет. Перед самой дверью робот остановился. Его электронный мозг неожиданно встревожился.

Какая-то нить, связывавшая его с Крузом, вдруг оборвалась. Он больше не чувствовал Круза. Робот стал искать аварию, проверять работу блоков. Но все было в порядке, никаких нарушений и в то же время связь с Лебом есть, а с Крузом нет.

Малыш открыл дверь и увидел, что Круз все так же сидит у камина. Робот несколько раз пискнул и, не получив ответа, отправился обратно в лабораторию, чтобы сообщить о неполадках в своих системах.

— Можно задать вопрос? — обратился он к ассистенту.

— Пожалуйста Малыш.

— Я вас вижу и чувствую, а Круза вижу, но не чувствую, хотя совсем недавно и видел и чувствовал.

Леб удивленно глянул на робота: — Ты чувствуешь?

— Да.

— Ты сказал, что видишь Круза, но не чувствуешь? — Леб широко раскрыл глаза и вскочил со стула, обожженный страшной догадкой. Несколько мгновений он как-то странно рассматривал робота, потом бегом бросился из лаборатории. Через минуту Малыш получил указание вызвать доктора, но это уже не могло помочь.

Завещание Круза было несколько странным, он завещал свое имущество и лабораторию двоим: роботу по имени Малыш и ассистенту Лебу.