Он лег рядом со мной, но я знала, что заснуть мне теперь не удастся. Открыв глаза, я уставилась в темноту. Я онемела - и была полностью разбита. Я пребывала в замешательстве не только от того, что он сделал со мной, но и от того, как он умудрился настроить мое же тело против меня.

Боль была очень сильной, однако иногда мне казалось, что эта самая боль была частью неистовой дрожи, пробегающей по мне, когда он заставлял меня кончать. Мне стало очень стыдно. Ведь часть меня наслаждалась тем, что было.

Несколько раз, до наступления той самой дрожи, он слегка выходил из меня, на что я лишь крепче сжимала его. А что я должна была делать?

Я лежала, широко открыв глаза, часто дыша, с разбитой душой, и смотря в никуда. Он лежал рядом со мной - обнаженный и теплый. Я старалась не шевелиться, не думать о нем, не думать ни о чем, кроме этой темной комнаты, которая так быстро заменила мне целую жизнь. По моему лицу бежали слезы, вытекая с правого глаза, скользя по переносице, омывая левый глаз и вниз на подушку. Мою подушку, мою лучшую подружку.

Рыдая, я заставила себя сохранить эти слезы себе. Они были мои, не его. Ему, в любом случае, было плевать на них, так же, как и на меня.

- Котенок, нет совершенно никакого повода для подобного поведения, - сказал он, его голос подчеркивал, что сна у него не было ни в одном глазу, и что он готов был мучить меня и дальше.

- Я знаю, для тебя было не все так плохо - ты кончила, и далеко не один раз.

Его слова резанули меня по сердцу, и возникшая в груди боль унижения, заставила меня закрыться в себе еще больше. Мне хотелось уколоть его чем-нибудь в ответ, сказать что-то мерзкое, но я подавила в себе это намерение.

Мне не хотелось открывать свой рот, потому как, сделав это, я снова разрыдаюсь, а мне не хотелось больше плакать. Мне до смерти надоело плакать.

Он поцеловал меня в голову и я отбрыкнулась от него. Сглотнув, я сделала глубокий и медленный вдох.

- Все, что ты можешь, это причинять мне боль, - спокойно сказала я.

В моих словах проскользнул намек на страх. Я ожидала, что после этих слов, последует наказание, но, по всей видимости, Калеба они мало волновали.

Вместо этого, он мягко произнес:

- Ш-ш-ш. Иди сюда, - даря чувство защищенности.

- Все будет хорошо.

Грубо схватив меня, он прижал мое лицо к своей груди. Не успев даже подумать о том, что я делаю, я обняла его своими руками так сильно, как только могла. Он был моим мучителем и моим утешением; создателем тьмы и светом внутри. Мне было безразлично, что он в любой момент мог бы с легкостью причинить мне боль; прямо сейчас, я нуждалась в ком-то, кто бы обнял меня, был добр ко мне, в ком-то, кто сказал бы мне именно эти слова. Что все будет хорошо.

Я, конечно, знала, что так не будет. Но мне было все равно. Мне нужна была ложь. Мне нужны были мои книги, мои фильмы, а прямо сейчас - мне нужны были руки Калеба.

Он обнимал меня и нежно убаюкивал, казалось, целую вечность, до тех пор, пока все мои слезы не высохли, и я просто лежала в его объятьях.

- Пожалуйста, не оставляй меня здесь. Я ненавижу быть здесь.

Его пальцы, ласкающие мою щеку, вселили в меня надежду. Но, когда я почувствовала, как он стал медленно выбираться из постели, эта надежда тут же рассыпалась на кусочки. Не сказав ни слова утешения, он собрал свою одежду и оставил меня.

Потерянная, я снова легла на кровать, придвинув ближе свои подушки. Они пахли, как он.

Глава 8

Дверь медленно открылась, впуская в комнату немного зловещую тень Калеба, окруженную сиянием света, падающим из-за его спины.

Смею признаться, я испытала облегчение, увидев его. Калеб.Прежде чем я успела произнести его имя вслух, я остановила себя, сделав вместо этого глубокий вдох.

Я сидела... и ждала.

А он в это время стоял возле двери, и небрежно прислонившись к ней, сжимал в своей левой руке ткань, напоминающую собой шелковую ночную сорочку. Я не сводила глаз с его тени, когда он протянул ее мне. И, несмотря на свою усталость, я попыталась разглядеть выражение его лица в темноте.

Это что, очередная гребаная игра? Если так, то это жестоко.

- Ну, Котенок? Ты собираешься надеть ее или ты, наконец-то, переступила через свою капризную скромность?

Я ждала, что он и дальше будет поддразнивать меня, начиная свою игру, но он лишь продолжал сверлить меня насмешливым взглядом. Подойдя к нему, я ухватилась за ткань в его руках, ожидая встретить сопротивление. Но когда его не последовало, я, не устояв на ногах, завалилась немного вперед, и прежде чем выровнять положение своего тела, на мгновение коснулась его груди своей щекой.

Он рассмеялся, и это было почти... мило.

Мягкая и чувственная ткань скользила сквозь мои пальцы, когда я всматривалась в дверной проем. Еще никогда я не была так близка к открытой двери, и мне едва удавалось скрыть свое волнение. Свет, просачивающийся из комнаты за его спиной, неотвратимо притягивал меня, вынуждая мять в руках этот скользкий шелк.

Неожиданно Калеб потянулся к моим рукам и крепко сжал их. Таким образом, он, видимо, пытался успокоить их волнительную дрожь.

Подняв голову и посмотрев на него, я, наконец, смогла разглядеть черты его лица в свечении от соседней комнаты. Я была странно взволнованна, увидев его при свете - действительно увидев его, так же четко, как в тот роковой день на улице. Кажется, с тех пор прошла целая вечность.

Своей правой рукой он потянулся к моему лицу. Пойдя на поводу у инстинкта, мои глаза закрылись, когда его пальцы, поглаживая, скользнули сначала по моей брови, потом по скуле, далее, вниз по моему подбородку, и, наконец, своим большим пальцем он провел по изгибу моих губ. У меня закружилась голова. Мои прежние инстинкты, оберегающие меня от его прикосновений, в какой-то момент оставили меня, и я не могла вспомнить, когда именно они прекратили свою работу.

Сейчас, его прикосновения были желанными. И мое подсознательно жаждущее тело, бесконечно просило о насыщении своего нового голода.

Внезапно, я вновь ощутила на своей спине его вес, а в моих ушах раздавались его стоны, пока он выжимал из моего тела собственное удовольствие.

Выпустив сорочку в его умелые руки, я открыла глаза, одновременно предвкушая и смущаясь.

Я пыталась, но мне так и не удалось сдержать свою дрожь, когда его руки одевали ее мне через голову. Шелк облизывал мою плоть с головы до пят, сначала охлаждая, а потом согревая ее, словно впитывая в себя мое тепло.

- Вот так, - его голос был хриплым.

Пока я пристально смотрела на пуговицы его темной рубашки, он взял меня за руку и повел к двери.

При трении о шелковую материю, мои соски затвердели.

Он действительно собирался выпустить меня?

- Пойдем, - сказал он, ободряюще улыбаясь. Но я застыла на месте. Я спрашивала себя: действительно ли это происходит? И как всегда, ответом было: ДА.

Шагнув в гостиную, я словно попала в совершенно другой мир. Мир, в который я, почему-то, боялась входить.

Я замешкалась; комната казалась слишком большой, слишком холодной и яркой для моих чувствительных глаз, привыкших к темноте. Я сжала руку Калеба, таким образом, убеждаясь, что он был рядом со мной в такой волнительный момент, а потом... я замерла. Я осознала всю нелепость своего мыслительного процесса, но понимала, что у меня не было никакой возможности его изменить.

Как это называется, когда заложник ищет укрытие в руках своего похитителя? Стокгольмский синдром?Неужели он меня настиг? Могла ли я подхватить его, например, как простуду? Я знала, что думать об этом было, по меньшей мере, глупо. Потому как, ответ был прост: мне не хотелось нарваться на того другого парня, который привез меня сюда, вот и все. Да, да, конечно.

Эти мысли несколько успокоили меня. И Калеб тут совершенно ни при чем. Так, ведь?