— Спасибо — искреннее поблагодарила и, взяв телефон, тут же нашла номер сёстры в контактах.

— Лара! — выдохнула, когда телефонные гудки сменились фоновой музыкой.

— Мила, привет, родная! — поприветствовала меня сестра.

— Привет, как ты? — спросила, не зная, что именно говорить.

Забери меня? Я хочу домой? Я в Испании? Что я должна ей сказать? Пожаловаться на жизнь?

— Прелестно, — ответила Лара. — У отца в Москве гостим. Решила дать девчонкам возможность помучить дедушку, а то он всё «Скучаю, скучаю», а сейчас в кабинете от них прячется, но у меня девчонки смышлёные и замки открывают зараз скрепкой… Ты как?

— Я? — а как я? Никак… — Я в порядке.

— Как тебе Испания? Насмотрелась уже всего? — спросила сестра, шокировав меня.

— Ты знаешь? — удивлённо пропищала.

— Да! Я лично отплатила твой самолёт! Такой шанс выпадает раз в жизни, Милаш, — что-то несла сестра, но я не понимала и слова из этого потока.

Какой самолёт, если мы летели на частом? Какой шанс? Боже? Что происходит?

— Лара, я ничего не понимаю. Какой шанс?

— Шанс учится в этой навороченной Испанской школе искусств. Ты умница у нас! — лепетала Лара довольным голосом.

— Школе искусств? — пораженно переспрашиваю, смотря на Германа, который, поймав мой взгляд, прошептал:

— Я потом тебе всё объясню, — сказал он и вновь вернул своё внимание дороге в отличие от своей мамы, которая вовсю слушала наш разговор.

— Да! Я горжусь тобой! Как и мама с папой! — продолжала восхищаться Лара.

— А мама, папа? Как они восприняли этот факт?

— Ну… они… Мила, я тебе потом перезвоню. Кто-то в дверь звонит. Наверно курьер. Я позвоню позже, малыш. Целую, — проговорила она и отключила вызов.

Я совсем ничего не понимаю… Совсем… Во что я вляпалась? Если мама и папа, как и Лара думаю, что я уехала учиться. Тогда, что с запиской, которую писала и оставила на столе? Неужели они так и не увидели послания? Вдруг Герман и его люди её забрали? Что если меня никто не спасёт и я в ловушке?

— Может, не надо? Оно такое дорогое, — шепчу Найрин в примерочной. — Это очень-очень-очень… дорого, — комментирую, в очередной раз взглянув на ценник с несколькими нулями в евро.

— Девочка моя! Оно того стоит, — оценивая цветочное платье на мне с широкой пышной юбкой ниже колен и красиво приталенной сверху.

— Мне даже некуда его носить, — протестую, пройдясь рукой по приятной ткани. — Не по дому же мне в нём ходить.

— А почему нет? Если хочешь, то можешь и так ходить, — произносит внезапно появившийся Герман, который войдя в магазин сразу же сел на первый попавшийся диван и уткнулся в телефон.

Народу в магазине, к удивлению, вообще не было и консультанты тут же окружили нас с Найрин вниманием и каждую секунду предлагали по несколько нарядов. Мать Германа вызвалась перемерить абсолютно все предложенные вещи, я же согласилась лишь на несколько.

— Думаю, не стоит, — отвечаю Герману, отведя в сторону глаза, которые, как заворожённые разглядывали фигуру мужчины. Накачанные руки, рельефный пресс, обтянутый футболкой. Взгляд то и дело мечтал посмотреть ниже, но я вовремя себя одёргивала, довольствуясь верхней частью его тела.

— Мила, ответь, оно тебе нравится? — задал вопрос господин Айдаров, приближаясь ко мне. — Честно ответь.

— Нравится, но оно безумно дорогое, — произнесла, подняв на него смущённые глаза, а в голове ни с того ни с чего возникло желание прикоснуться к мужчине и обнять его.

— Значит, берём и не спорь со мной, — улыбнувшись, произнёс Герман и, взяв за талию, прижал к себе. — Оно тебе очень идёт и плевать на деньги, которые мне не жалко ради твоей улыбки, — поцеловал меня в лоб. — Бери всё, что тебе нравится, ангелочек и не смотри на ценник, или я прикажу приносить тебе всё без бирок.

— Да, Мила, слушай мужа и не спорь с ним, — вмешалась Найрин и, сделав шаг к нам, разорвала наши объятия. — А ты Герман, вон из женской примерочной!

— Ухожу, ухожу, — со смехом ответил мужчина и, подняв руки в знак капитуляции, задним ходом стал уходить.

— Вот балбес, — выдохнула его мать, уперев руки в бока. — Что делает с мужчинами любовь…, — а затем развернувшись ко мне, уверенно продолжила. — А нам ещё Мила в магазин белья нужно.

— Я видела здесь неплохие бюстгальтеры и трусики, — оповестила женщину, вспомнив небольшой отдел, представленный практически однотипными комплектами нижнего белья. Простые. Удобные. И главное, не сильно вульгарные.

— Что за безвкусица? — воскликнула женщина. — Они чересчур простые, а тебе нужны такие, чтобы от твоего мужа челюсть отвисла.

— Думаю, это неуместно.

— Ещё как уместно! Нам ещё нужна красивая ночная сорочка или пижамка… — оповестила она консультантов.

— Желательно, что-нибудь простое, а не… — вмешалась, посмотрев на троих женщин, смотрящих то на меня, то на Найрин.

— Как можно соблазнительнее, — продолжила мать Германа, голосом показав, чтобы я помолчала. — Идите, — скомандовала и дождавшись, когда они испарятся, продолжила. — Мила, я знаю, что делаю.

— Я не могу так, вы разве не понимаете? Лечь в одну кровать с незнакомым человеком, а откровенными нарядами я только спровоцирую его, — ответила, чуть ли не плача.

— Ох, глупая… но бедная, моя девочка. Ты не понимаешь одного, ваша близость неизбежна как бы ты этого не избегала. У моего сына есть одна плохая черта. Он не любит ждать. Да, он даст тебе несколько дней, чтобы ты успокоилась и приняла его, но потом…

— Я не хочу, — честно признаюсь. — Это можно как-то избежать? Я пока не… Пока… я не знаю.

— Герман мужчина и рано или поздно он захочет получить своё. Принуждать к близости он тебя не станет, поэтому найдёт себе другую женщину, а ты… ты влюбишься в него, Мила. Потому что не сможешь иначе… ты не видишь разницы, но её вижу я… рядом с тобой он другой. А ты уже сейчас интересуешься им. Поглядываешь в его сторону… И знаешь, как всё будет? Мой сын будет спать с другой, но тебя не отпустит. Ты будешь его любить, но будешь страдать, потому что у него будет другая.

— Пусть ищет другую женщину, но я не готова спать с ним! — уверенно произнесла, стерев рукой слезу. — Я не готова! И наверно никогда не буду.

— Никогда не произноси такое вслух, Мила. Слова имеют свойства материализоваться, — прошептала Найрин и обняв прижала к себе, давая выплакаться в её ещё не купленный новый костюм.

Может быть, отчасти она и права, но смогу ли я полюбить того, кто отнял у меня всё. Да, я не испытываю к Герману той самой ненависти и неприязни, какой должна, но всё, потому что я умею понимать и прощать. В моём сердце нет места ненависти, ведь она разрушает человека. Обида есть, но ведь это временное чувство, и я почти что его не ощущаю по отношению к мужчине. Ведь он и правда не делает мне больно, не принуждает, не считая поцелуев, но там забавное и лёгкое принуждение… игра, иными словами. А родители и моя семья… Герман обещал, что я их увижу скоро. Поэтому у меня нет причин не доверять ему. Почему-то я верю ему и готова слушаться в этом.

— Я не хочу с ним быть, — признаюсь шёпотом. — Он соврал моей семье, что я прилетала в Испанию, учиться.

— Но тебе он не врал, девочка моя, — также тихо ответила Найрин. — С тобой он честен и отчасти не обманывал твоих родных. Ты ведь и правда там учиться будешь.

— Он купил моё обучение там. Я для него зверушка?

— Глупая, — протянула женщина. — Ты женщина, которую он любит, но не знает, как добиться.

Мила

Домой мы возвращали практически ночью. Найрин затащила нас ещё в обувной магазин, магазин украшений, нижнего белья, приказав своему сыну ждать у входа вместе с охраной, которая то и дело следовала с нами по пятам. Исключениям из всех стали две женщины в строгих костюмах, которые как объяснил Герман, тоже состоят в его охране. Этим женщинам Найрин позволила зайти с вами и то после продолжительных споров между ней и сыном.