Отложив книгу в сторону и оставив дверь кабинета открытой, тихими шагами направилась в спальню, где села на пол около кровати и смотря на спящего мужчину, начала с ним говорить. Зная, что он меня не услышит, но мне так будет легче.

— Знаешь, я почему-то верю тебе. Верю, что любишь. А знаешь почему? Ты смотришь на меня, как папа на маму. Может быть, ты притворяешься, а я настолько глупа, что верю… но, как говорит мама, на ошибках учатся, — шмыгаю носом, вытираю слёзы. — Но почему-то мне кажется, что ты правдив со мной… Только делаешь мне больно тем, что заставляешь быть с тобой, — лёгкая болезненная улыбка появляется на моих губах. — Птица не может взлететь, когда находится в клетке… Да, твой дом не совсем клетка, но и нет той свободы. Я попытаюсь полюбить тебя, но если у меня ничего не получится, то просто отпусти меня… не обрывай мои крылья. Ангелы не могут без них, — вытираю слёзы и, встав с пола, забираюсь на кровать.

Ложусь лицом к Герману и протянув руку, еле ощутимо глажу его щеку, не покрытую бородой.

— В детстве, когда я болела, а у мамы не было денег, чтобы вылечить меня, я представляла, что в моей жизни появится прекрасный принц, — шепчу, проведя пальцем по его виску. — Я сразу же

влюблюсь в него. Он влюбится в меня с первого взгляда, — продолжаю говорить, изучая лицо мужчины, а слёзы все идут и идут. — И вылечит меня. У нас будет прекрасный домик. Небольшой у моря и куча детишек, — шмыгаю носом. — Мой любимый будет днём ловить рыбу, а вечером у костра мы будем её есть всей семьёй… Я очень любила рыбу, — смеюсь. — А потом мы вместе будем кормить ею наших детей… Жаль, что сказки не станут реальностью… Потому что ты не принц-рыбак, а я не полюбила тебя с первого взгляда… А жаль… Ведь ты заслуживаешь того, чтобы тебя полюбили сами, а не насильно. Я буду хорошей женой… и сделаю всё возможное, чтобы ты отпустил меня к родным. А ты ещё обязательно найдёшь настоящего ангелочка…

Мила

— Доброе утро, — приветствую Германа, запаханного появившегося на кухне. — Что-то случилось? — спрашиваю, оглядев мужчину в одних спортивных штанах с голым торсом.

— Нет, — выдыхает он и затем с улыбкой подходит ко мне и обнимает сзади. — Проснулся, а тебя рядом нет.

Прижимает меня к своему оголённому телу, руками бродя по моему животу, вызывая ком в горле и учащённое дыхание. Каждое его прикосновение, хоть и через одежду, отдаётся огнём внутри.

— Я встала пораньше и сделала сырники, кофе, омлет и тосты, — отчитываюсь сбивчиво бормоча. — И если ты меня сейчас не отпустишь, то половина сырников можно будет выкинуть.

— Это всё для меня? — спрашивает, отпустив из своего горячего плена.

— Ну да. А ещё для меня и Найрин, — отвечаю, старательно отводя взгляд от тела мужчины. Заметив моё смущение, Герман надел на себя футболку, которая, как оказалось, лежала наполовину у него в кармане, а половина свисала.

— Моя мама никогда не просыпается так рано, — рассказывает Герман, облокотившись о кухонную тумбу, рядом с плитой. Таким образом, что мы теперь практически друг напротив друга.

— Тогда хорошо, что я встала и приготовила хоть какой-то завтрак. Я хотела ещё кашу, но не успела, — печально вздыхаю и обращаю в сторону Айдарова виноватый взгляд.

— Мне вполне хватит и кофе с сырниками. Могла больше ничего не готовить вообще. Я мало ем утром, — говорит, пожав плечами, но бросив взгляд на сковороду, добавляет: Но омлет я тоже попробую. Больно аппетитно он выглядит. Особенно зная, что это приготовила моя любимая жена для меня, — и тянется к сырнику.

— Не кусочничай! — ругаю его и бью по руке, заставляя его одёрнуть её. — Иди за стол. Я сейчас всё принесу.

— Какие мы с утра грозные и ворчливые, — со смехом произносит Герман, улыбаясь при этом так счастливо, будто бы я его только что похвалила.

— Иди к столу. Иначе опоздаешь на встречу.

— А может отменить эту встречу и остаться с тобой и твоими сырниками? — предлагает он и всё же крадёт один сырник и быстро пихает его в рот. Весь. Полностью.

Со смехом смотрю на мужчину с набитым ртом и громко хохочу. Ну нет… это выше моих сил. Мама всегда учила меня делать сырники большими, чтобы папа, взяв один или два, точно наелся. И сейчас я большие сделала, а он весь в рот… как он там только уместился.

— Да! Теперь точно остаюсь, — проговаривает мужчина с набитым ртом. Я еле разбираю, что он вообще сказал. — Работа подождёт.

— Нет! Нет! Нет! Нельзя так говорить и думать!

— Выгоняешь? — спрашивает, пережевав всё.

Кажется, я мало теста для сырников сделала… Герман с такой скоростью поглотил мой сырник, что я и глазом моргнуть не успела. Кажется, теперь он вообще голодным останется. А тех сырников, что успела наготовить, хватит ему минуты на три. Максимум, пять.

— Заставляю работать. Иначе можно расслабиться и потом не захотеть. По себе говорю, — качая головой, отвечаю.

— Выгоняешь, значит, — печально выдыхает. — Вот так. Ты ей всю душу, а она тебя из дома выгоняет, — и хватает следующий сырник.

Нет! Это невозможно! Кажется, у меня самый голодный муж. Ну хоть целиком его в рот не засунул.

— Да, не выгоняю я тебя. Оставайся, если хочешь. Просто если ты отменишь встречу, то это покажет тебя как ненадёжного человека и потом с тобой дел иметь не захотят. Папа всегда так говорит.

— Заботишься о моей репутации?

— Немного, — отвечаю и показываю мизерное расстояние между большим и указательным пальцем, но этот жест смешит мужчину.

— Не видела мой телефон? — спрашивает, оглядывая кухню.

— Он в кабинете… И… я вчера звонила по нему, — признаюсь, опустив голову.

— Кому? — спокойно спрашивает и откусывает сырник, будто бы его вовсе не беспокоит этот факт.

— Тиграну. Мы немного поболтали.

— И как он? — расслабленно задаёт следующий вопрос. — Что рассказывал?

— Нормально. Ничего такого не рассказал. Просто поговорили ни о чём, и всё.

— Разговоры ни о чём в стиле Тиграна. Спасибо, что рассказала, — благодарит Герман и кидает в рот последний кусочек сырника.

— Но я удалила номер из журнала контактов, — продолжаю сдаваться. — Тигран сказал, и я сделала, а потом пожалела. Ведь в этом нет ничего такого.

— Хмм… да. Могла не удалять. На днях я куплю тебе телефон, и ты сможешь сама звонить Тиграну, Ларе и мне, когда захочешь.

— Хорошо, — нахмурено произношу, слегка шокированная его реакцией на моё маленькое преступление. Обещание подарить мне телефон. Да и вообще всем, что происходит.

— Я бы тебе сейчас свой оставил, но боюсь, кто-то может позвонить, — оправдывается господин Айдаров.

— Мне сейчас не нужен телефон. Если мне нужно будет позвонить, попрошу телефон у Найрин.

— Молодец. Так где мои сырники? — интересуется Герман, переводя тему, плотоядно глядя на тарелку с ними.

Да… кажется, я нашла маленький ключик к Герману. Раз любит сырники, то буду готовить чаще.

— Иди за стол. Я сейчас принесу.

— Давай помогу, а потом вместе позавтракаем. Ты же составишь мне компанию?

— А почему бы и нет?

Но знала ли я тогда, чем закончится этот завтрак? Могла ли догадываться? Всё начиналось, совсем обычно, а закончилось тем, что в моей голове родилась новая мысль… шокирующая, пугающая мысль.

Мила

— Добавки? — спрашиваю Германа, уплетающего приготовленные мной сырники за обе щеки.

Внутри я летала на седьмом небе от счастья, увидев, с каким аппетитом он ест. Нахваливает и всячески облизывается, постанывая от удовольствия. Кулинар во мне был горд и счастлив.

Да, я и раньше готовила и родителям нравилось, но почему-то сейчас было что-то другое. Мне было радостнее оттого, что это именно Герман ест и ему нравится. Нравится абсолютно всё, что приготовлено мной… А я, к слову, не спец в готовке, но сегодня старалась.

Я то и дело смотрела на него, любуясь профилем Германа. Айдаров сидел во главе стола, а я с краю, рядом с ним, потому что так могла ухаживать за ним… но в итоге ухаживал за мной Герман, заставляя чуть ли не насильно съесть два сырника и четверть омлета. Сам же он съел практически всё остальное.