— Кажется, он вот там, — говорит мужчина. — Там один из моих людей. Он должен быть с вашим мужем. Думаю, они там вместе.

Вглядываюсь в ту толпу, силясь найти любимого, но его там нет. Не вижу. Нет его там. Но в тот момент, когда уже отчаиваюсь, блондинистый охранник не отходит в сторону, предоставляя моему вниманию его… моего мужа.

— Герман, — окликаю, но не могу произнести и звука. — Герман, — снова шёпот. — Герман, — шёпот.

Да, что такое? Почему я не могу кричать? Почему? Чёрт! Я просто волнуюсь, и голос пропал… как обычно. Как было в детстве… но сейчас мне нельзя волноваться. Нельзя! Ради одного из малышек. Нельзя! Ради моих крошек, которые будут похожи на отца. Нельзя!

— Герман, — наконец голос даёт о себе знать, и я кричу на весь аэропорт. Думаю, меня сейчас услышал каждый, кто находится в здании, но главные, чтобы услышал он. Мой любимый, нахмурившись, обращает на меня внимание, а после подав сигнал телохранителям, направляется ко мне.

На непослушных ногах иду к нему навстречу, чтобы обнять и сказать, что сделаю всё, чего он захочет, только пусть не уходит. Только пусть не бросает нас.

Мила

— Мила, что ты здесь делаешь? — спрашивает Герман, подойдя ко мне.

— Я? Я пришла к тебе! — без остановки говорю, не понимая, что и в каком порядке несу. — Не улетай, прошу! Не улетай без меня! Не надо разводиться! Ничего не надо! — хватаю его руку. — Хочешь… мы прямо сейчас улетим? Вместе! Хорошо? Только не надо меня оставлять! Пожалуйста! Я люблю! Всем своим сердцем люблю! — обхватываю его лицо руками. — Люблю тебя и не хочу отныне быть сама. Слышишь? — задаю вопрос и, отпустив его лицо, приложив его руку к своему сердцу. — Моё сердце скоро вырвется из груди, потому что я не переживу, если ты бросишь меня. Мы не переживём, — опускаю его руку к своему животу. — Я и твои дети — мы не сможем без тебя, слышишь? Не сможем!

— Дети? — переспрашивает шокировано, а затем на его губах начинает расцветать улыбка. — Мила, ты беременна?

— Да! Беременна! От тебя!

— Мила, надеюсь, ты не шутишь…

— Не шучу. Помнишь, когда мы у врача были в Испании? — задаю вопрос, не отпуская его руки. — Доктор сделала УЗИ и это точно. Это двойня.

— И ты мне говоришь об этом только сейчас? — возмущается, хоть глаза горят от счастья. — Ты знаешь об этом больше недели, а я только сейчас?

— Я боялась. Боялась, что запрёшь меня в четырёх стенах, — признаюсь.

— Правильно боялась! — посерьёзнев, говорит Герман. — Мила, ты подвергала риску не только себя, то и наших детей! Мила! Ты понимаешь, что находиться в России опасно? Опасно для тебя и твоей беременности? А что если с вами что-то случится? Я потеряю не только жену, но и своих детей. Сколько говоришь их? — спрашивает, гладя живот. — Двое? Моя боль будет в три раза сильнее, Мила. Тебе меня не жаль? Завтра же мы вернёмся в Испанию и никаких больше отговорок и истерик. Поняла?

— Ты меня не бросишь? — спрашиваю то, что беспокоит. А за своё молчание я позже отвечу. — Не улетишь без меня, — поправляюсь. — Нас?

— Я и не собирался улетать сейчас, — произносит он.

— А что ты делаешь в аэропорту тогда? — недоумённо спрашиваю.

— Найрин прилетает с минуты на минуту, — отвечает, указав на панель, где весит список прилетающих самолётов. — Приехал встретить её. Встретить ещё одну мою головную боль. Кажется, я наконец понял свою вину. Нельзя было тебя оставлять с Найрин и на минуту. Смотри, чему она тебя научила. Вредничать и хранить от меня секреты. Когда ты собиралась сказать, что беременна?

— Ну когда… — начинаю, отводя глаза.

— Дотянула бы того момента, когда начались схватки? — предлагает вариант, и я поднимаю на него смущённый взгляд, столкнувшись с его недовольным.

— Думаю, ты бы раньше понял, — произношу, опустив голову, хотя на моих губах красуется счастливая улыбка. — Всё же живот немаленький будет из-за двойни и не заметить будет нереально через месяц-полтора.

— Эх, Мила-Мила, — качает он головой и одной рукой прижимает к себе. — Сам виноват. Первым тебя полюбил, значит ответственность за всё на мне лежит.

Несогласна, но деликатно промолчу. Нельзя спорить с мужчиной, который только тебя простил.

— А насчёт развода? Ты правда хочешь? Может, не надо? — поджимаю губы.

— Я пошутил, ангел мой. Я уже тебе однажды сказал, что ты моя и я тебя не отпущу ни за что. Чтобы ты не натворила. Что бы ни натворил я.

— Зачем ты так пошутил?

— Зачем разводить разговоры ни о чём при посторонних людях, если в конечном счёте всё будет по-моему? А насчёт развода сказал лишь для того, чтобы ты поняла, что пока ты моя жена, всё будет так, как я сказал. Я же не делаю это тебе во вред и чаще всего прислушиваюсь к тебе, поэтому мы остались не на пару дней. Именно поэтому мы сейчас здесь. Но иногда и тебе не стоит упрямиться и всё же прислушаться и тебе к тому, что я говорю.

— Извини, — выдыхаю, обняв мужа, но всё же решаю спросить и другое. — Герман, а мама с папой? Всё же… я не могу уехать.

— Обещай меня не прерывать и не спорить со мной, и я доскажу то, что не успел в больнице, — киваю. — Твои родители полетят с нами. Я уже распорядился о том, чтобы их готовили к перевозке. Клиника моего друга в Испании уже готовит для них совместную палату. Врачи изучают их историю болезни и вникают в методику, по которой лечат твоих родителей.

— С нами? — удивляюсь.

— Ну конечно! Ты думала, я оставлю их в России, а тебя одну увезу в Испании, зная, что твоё сердце будет с ними? Мне нужен мой ангелочек целиком и полностью, — проговаривает, улыбнувшись уголками губ.

— Нас теперь трое ангелочков, — напоминаю.

— Это девочки? — счастливо интересуется, рукой погладив ещё почти незаметный животик.

— Рано ещё для определения пола, но кто бы там ни был, я буду рада, — говорю, накрыв его руку своей.

— Рада? — доносится до нас голос Найрин. — Рада моему приезду?

— Найрин, — окликаю женщину и бегу в её объятия. — Ты прилетела! — обнимаю её счастливо, так как соскучилась по этой весёлой женщине, постоянно критикующей своих сыновей и их воспитание.

— Конечно! Ну не могла я сидеть спокойно в Европе, зная, что какой-то негодяй испытывает моих сыновей, — недовольно ворчит женщина. — Я намерена, остаться с вами, пока лёгкие этого мерзавца не перестанут наполняться воздухом. Пока его чёрное сердце не остановится.

— Мама, это небезопасно! — вторгается Герман. — Тебе не нужно было прилетать.

— Ты ли мне, Герман, будешь о безопасности говорить вместе с твоим братом? Я сама решу, что для меня безопасно, а что нет. Что мне нужно тоже сама буду решать.

— Думаю, сейчас тебе нужно полететь с нами в Испанию, Найрин, — уверенно произносит Герман и кидает виноватый взгляд. — Твоей беременной невестке нужна помощь! Она одна не справится с двойней.

— Мила, ты беременна? — удивляется мать Германа. — Так воробушек, нам нужно срочно начать ремонт в детских комнатах. Надо… — начинает она, а я смотрю на мужа.

— Извини, — шепчет муж, но Найрин даже не обращает на него внимание, достав телефон и начав искать номер какого-то дизайнера. — Обещаю носить цветы к твоим ногам каждое утро, только пусть уедет с нами, — просит любимый всё так же тихо.

— Да, нужно что-то в нейтральных оттенках, как для мальчиков и девочек, — поддавшись мужу, отвечаю Найрин. — И больше света. У наших ангелочков должны быть комнаты на солнечной стороне.

— И подальше от родителей, — добавляет мать Германа. Вы же не думаете останавливаться на двойне? Двое мало! Надо… Четверо. И обязательно внучку! Мне нужна внучка! От мальчиков я устала. Они вечно дерутся и кричат…

— Будет тебе внучка, — обещает матери мой муж, многозначительно посмотрев на меня.

Хоть бы у меня сейчас родилась девочка… Чувствую, если родятся мальчики, то недолго мне без живота ходить… ой, недолго.