Опасно делать выводы, исходя из таких данных, и я не отваживаются на это. И все же эти данные настолько любопытны, что стоит о них упомянуть. Тем более что речь идет о Ньюфаундленде, том самом острове, где открыто поселение норманнов.
Семнадцатого октября 1501 года Альберто Кантино сообщал из Лиссабона герцогу Феррарскому об экспедиции Гаспара Кортереаля, только что возвратившейся с Ньюфаундленда и привезшей пятьдесят семь пленных туземцев: «... У женщин маленькие груди и очень красивое тело и довольно привлекательное лицо. Кожа, скорее, белая, тогда как мужчины заметно смуглее...».
Около 1500 года португалец Дамиано Гуэс в «Chronica do felicissimo Rey Dom Emanuel» писал о туземцах, которых встретил его современник Гаспар Кортереаль:
«Народы той страны чрезвычайно варварские и дикие, вроде туземцев Санта-Крус, с той разницей, что они белые, но под влиянием холода белый цвет с возрастом исчезает, и они становятся смуглыми...»
В связи с открытием Джона Кабота Ричард Иден в своем труде «Избранные места из описаний Нового света» (1555 г.) говорит: «...Так, Иаков Бастальди пишет: страна Новый Баккалай – холодная область, населенная язычниками, которые молятся солнцу и луне, и разным богам. Они белые и совсем дикие...»
Ссылаясь на вышедшую в конце XVI века «Хронику» Роберта Фабиана, Хэклюит сообщает любопытную вещь, связанную с плаваниями Себастиана Кабота. Там, где говорится о семнадцатом годе правления Генриха VII (1501-1502 гг.), читаем: «И в этом году доставили к королю трех человек, взятых на только что открытом острове... Они были одеты в звериные шкуры и ели сырое мясо, говорили на языке, которого никто не понимал, и вели себя, словно дикие звери. Король держал их некоторое время, и через два года я видел двух из них в Вестминстерском дворце, одетыми на английский лад, и я не мог их отличить от англичан, пока мне не сказали, кто это. Что же до их речи, то при мне они не произнесли ни слова».
Согласно Хэклюиту, Иоанн Альфонс писал о туземцах: «Это рослые, хорошо сложенные люди, совсем белые, но все нагие, а будь они одеты, как французы, то показались бы такими же белыми и светловолосыми...».
В географии Птолемея, изданной Пьетро Андреа Маттиоли в Венеции в 1547-1548 годах, на карте Терра Новы читаем: «Терра Нова, страна трески, – холодный край. Обитатели ее язычники, одни молятся солнцу, другие луне и всяким иным богам. Это светлокожее племя, но дикое...»
Джон Ги рассказывал, как он в 1612 году встретил беотуков, которые в ту пору стояли на очень низком уровне развития. Он сообщает, что они смуглые, но добавляет: «...цвет волос у них был разный, у одних черный, у других коричневый, у третьих желтый...»
Здесь стоит также напомнить про обломок меча, найденный в 1501 году экспедицией Гаспара Кортереаля у туземцев Ньюфаундленда.
Облик норманнов, тысячу лет назад живших в домах Ланс-о-Мидоуза, нельзя воссоздать.
Но, очевидно, это был крепкий народ, привычный к тяжелому труду, никогда не теряющийся, смекалистый и сноровистый, как и подобает морякам, которые в самую скверную погоду должны быстро маневрировать рулем и парусом, спокойный и рассудительный в минуту опасности. Конечно, они могли и вспылить, и проявить жестокость, особенно, если была задета честь человека и его рода. Когда нужно действовать, не до чувств.
И, наверно, были в этом обществе привилегированные лица и маленькие люди, которым приходилось многое переносить. Во всяком случае, подлинная картина отнюдь не сводится к портрету вояки, каким потомки рисовали в сагах человека эпохи викингов.
В мире винландца главное место занимали родной дом, жена и дети, любовь, дружба, родовые традиции. И были у него свои мечты, пусть даже несколько отличные от наших.
В конечном счете разница между людьми не так велика.
Море отделяло винландцев от родных и близких в Гренландии, и мысль об этом не покидала их, но они старались ее заглушить. И покуда все ладилось, это было не трудно для молодых людей, которые крепко стояли на собственных ногах. Потомственных мореходов манила новизна чужих берегов, а в Винланде они вполне могли утолить жажду романтики. Куда ни повернись – кругом новые земли с лесами и рыбными реками, стадами карибу на склонах гор. Страна без конца и края.
Их первой заботой было добыть себе пропитание в диком краю. Та же задача, которую решал человек каменного века. По родной Гренландии они были хорошо знакомы и с охотой, и с рыболовством, но тут их ожидали новые проблемы. Где кочуют оленьи стада? Где лучшие места для промысла тюленей? Охота в больших лесах тоже была непривычным делом для жителей арктического острова.
Ну, а женщины – каково было им?
Примечательно, что женщины эпохи викингов часто выходили вместе с мужьями в опасные дальние плавания. Для этого требовался немалый запас сил, в том числе душевных. Норманки участвовали в походе Карлсефни в Винланд, и в диком краю на их плечи ложилось ничуть не меньшее бремя, чем на плечи эскимосок и индианок. Кстати, тогдашние женщины были так же опасны, как нынешние.
О походе Карлсефни «Сага об Эрике Рыжем» рассказывает, что между мужчинами начались распри из-за женщин. Мне это место саги кажется особенно достоверным.
Одна норманка – красавица Гудрид, жена Карлсефни, – родила в Винланде сына. Мальчика назвали Снорри; насколько мы знаем, это первый европеец, родившийся в Северной Америке. Не исключено, что он появился на свет в одном из домов Ланс-о-Мидоуза.
Но жизнь маленькой общины в Винланде не была безоблачной. Охотники встречали следы палаток, находили каменные орудия, раз между островами промелькнула стройная лодка. Видно, здесь обитает кто-то еще... Что это за люди? Надо быть начеку, держать оружие наготове. Всякое может случиться... Если к этому добавить, что охота не всегда была удачной, то, наверно, в душу этих людей, задержавшихся на чужбине, иногда закрадывалась грусть.
Но дни текли, каждый был занят своим, и мало-помалу, мужчины и женщины освоились с жизнью в чужой стране. Перебросив лук через плечо и захватив копье, охотник шел через лес, через горы за оленем. И возвращался, сгибаясь под тяжестью туши. Другие шли на лодках ловить рыбу и бить гарпуном тюленя. Женщины сидели в домах, сшивали дубленые шкуры, стряпали, время от времени выходили посмотреть – не видать ли охотников? За рекой раздавался мерный стук молота, там работал кузнец.
А вечером все собирались у длинного очага, смотрели на пляшущие языки пламени, на плывущий к потолку дым, говорили об окружающей их новой, своеобразной стране, о том, что бередило душу.
Сегодня мой последний день в Ланс-о-Мидоузе. Совершаю обход и осматриваю раскопы – итог работы нескольких лет.
Прыгаю по камням через Черную Утку и поднимаюся к кузнице на гребне террасы. Провожу рукой по наковальне – плоскому камню, оббитому с одного конца. Потом останавливаюсь возле ямы, в которой выжигали древесный уголь, поднимаю уголек и разглядываю изящные годовые кольца. Иду к площадкам, где тысячу лет назад жили люди, к очагам, к маленьким угольным камерам, сделанным так старательно, к земляным печам, которые начиняли углями, потом мясом и засыпали сверху. Если бы хоть что-то из всего этого могло заговорить!
На этих земляных нарах у длинного очага сидели люди и толковали о своей жизни. И когда море, острова и леса тонули в ночном мраке, они кутались в шкуры и засыпали. Последний немного задерживался, бережно сгребал палочкой угли в выложенную камнем ямку и прикрывал их золой...
Мне вспоминается старый норвежский стих:
С моря дует свежий ветер, но небо чистое, и вечернее солнце озаряет равнину мягким светом. Видимость отличная. Море, острова, на севере из волн сказочным дворцом вздымается скалистый Белл-Айл, а еще дальше голубеют берега Лабрадора, вдоль которых винландцы шли на юг.