– Что за чертовщина творится с женщинами в этом доме!

Мэгги поникла еще больше, затем выскользнула из-за стола и бегом покинула столовую, ее затихающие вопли удалялись в направлении ее комнаты.

Дейдре поднялась.

– Весьма сожалею, милорд, но я, кажется, потеряла аппетит. – Выражение ее лица было нейтральным, но она излучала ледяное разочарование и напряжение. Девушка вышла, шелестя юбками, и ее быстро затихающие шаги тоже последовали в сторону комнаты Мэгги.

Беспорядок ликвидировали за считанные мгновения, и перед поставленным на ножки стулом Колдера появилась чистая тарелка, но где-то в последние мгновения он потерял волю к тому, чтобы втыкать вилку в еду.

– Думаю, что ужин закончен, Фортескью.

– Кажется, что это так, милорд.

Ранний и внезапный конец ужина для Фортескью лишь увеличил то, что сейчас было его любимым временем дня. В данный момент он уединился в своем офисе, склонившись над роскошной пламенеющей головкой, вдыхая мягко согретый воздух, который поднимался от ее бледной, северной кожи, и с помощью самой железной выдержки удерживая сознание на своей задаче.

– Это достаточно хорошо, – спокойно произнес он. Было безумием то, что его пульс ускоряется как у лошади на беговой дорожке! Затем дворецкий указал на одну ошибку в ряде чисел. – Но вот здесь, видишь?

Она низко склонилась над столом.

– О! – Девушка быстро исправила ее и откинулась назад с улыбкой.

– Уверена, я должна была догадаться, что эта цифра выглядит страннее, чем шестипалый кот!

Фортескью не рассмеялся.

– Патриция, есть кое-что, что я хотел бы сказать. – Он обогнул стол и присел на свое обычное место. – Ты очень быстро учишься, но ты поднимешься еще выше, если удалишь остатки ирландского говора из своей речи.

Она отпрянула в ответ на эти слова.

– Неужели? И что я тогда буду использовать вместо сердца, если сделаю такую трусливую вещь?

Фортескью откинулся назад в своем прекрасном кресле дворецкого, почти таком же замечательном, как и кресло в кабинете его сиятельства.

– Неужели это так трусливо – хотеть улучшить себя?

– Улучшить к чему? Чтобы стать лжецом? – Девушка покачала головой. – У меня нет возражений против того, чтобы разговаривать правильно, но нет ничего постыдного в том, чтобы быть ирландкой. – Она сглотнула, отведя взгляд, чтобы скрыть внезапный блеск в своих глазах. – Иногда только мой собственный голос – единственное, что заставляет мой дом выглядеть реальным, здесь, в этом вашем прекрасном городе. Кажется, что до дома ехать больше недели, когда ты среди всех этих каменных стен и красиво одетых людей…

Патриция сделала вдох и заставила себя успокоиться. Он не захочет, чтобы его время впустую уходило на ее слезы. Вот он сидит, с таким выражением на лице, как будто уселся на булавку в церкви. Если бы он был мужчиной из ее мира, она дразнила бы его до тех пор, пока он не рассмеялся бы громко и свободно. И разве он не выглядел бы красивым ирландцем, с этими плечами и синими, синими глазами – темный ирландский, вот как называют этот цвет здесь, с волосами цвета ночи и лукавой белозубой улыбкой…

Фортескью пошевелился, чтобы заговорить и на мгновение Патриции почти показалось, что с его языка послышится плавный низкий ирландский говор – помоги ей Мария, она поцеловала бы его прямо в губы только для того, чтобы услышать звук родного дома!

Вместо этого он заговорил на совершенном, холодном, резком английском – каждое твердое слово падало как градина на ее ухо.

– Конечно же, никто не заставляет тебя делать что-то, – чопорно произнес дворецкий. Помоги ему Небеса, этот человек не знал другой манеры произносить слова, это несомненно. – Я только хотел предложить тебе ценный совет.

Теперь он пристыдил ее, это было именно то, что она должна была ощущать после своей вспышки против его щедрости.

Патриция разгладила юбки и села так прямо, как только могла.

– Тогда я подумаю об этом, сэр, – ответила она, стараясь сохранять свой голос таким же холодным и деловым, как и у него. – Должна ли я закончить читку… я имею в виду чтение?

Фортескью кивнул, выражение его лица было ровным и спокойным – и все же она заметила, что испортила те легкие отношения, которые установились между ними во время вечеров, проведенных вместе. Девушка подавила вздох. Англичане такие раздражительные, их так легко оскорбить, и они так медленно прощают.

Тебе бы лучше приглядывать за собой, Патти-девочка, и не задирать нос слишком высоко, или этот тип скоро устроит так, что твои большие ноги снова окажутся на улице.

Ей придется хорошенько помнить о том, что только по требованию ее сиятельства ей предоставили эту возможность – а положение ее сиятельства в Брук-Хаусе в данный момент было не слишком высоким.

Бедняжка миледи.

Колдер шагал вдоль и поперек своей большой спальни и обнаружил, что она недостаточно большая, чтобы вместить его раздражительное настроение.

На краткий, причудливый момент он пожелал оказаться в компании своего брата. Рейф в точности знал бы, как очаровать женщину и избавить ее от боли в глазах, как заставить ее улыбаться, а не хмуриться…

Но при этом у Рейфа была привычка добиваться не только улыбок от женщин Колдера. Не имеет значения. Ему не нужен шарм Рейфа для этого дела. У него есть кое-что, чего нет у его брата – безграничные ресурсы. Деньги не могут купить любовь, но на них можно приобрести прекращение военных действий, по крайней мере, на достаточно долгое время, чтобы маркиз смог выяснить, когда именно все это пошло чертовски неправильно.

Что заставит такую женщину, как Дейдре, улыбаться?

Его сознание перебирало каждый момент, который Колдер провел с ней за этот прошедший месяц: ужины в Брук-Хаусе с ее кузинами и противной мачехой, то, как она сделала ему предложение с таким же спокойствием, с каким он сделал бы предложение о партнерстве, выражение ее лица, когда она шла по проходу, чтобы встать рядом с ним, ее обычная элегантная красота, еще более возвеличенная этим платьем от Лемонтёра…

Маркиз сделал вдох, а потом медленно выдохнул. Затем позволил своему сознанию задуматься над немногими улыбками с того дня, как он отдал приказ о том, что не будет ни приемов, ни балов, ни новых платьев.

О да, это должно подойти для начала.

На следующее утро Дейдре проснулась и обнаружила себя на шелковых небесах. Она заморгала и протерла глаза, а затем осмотрелась еще раз.

Платья. Платьями была завалена каждая поверхность. Оттенки всех драгоценных камней, шелковые и кружевные, с лентами и жемчугом. Даже воздух в комнате был наполнен ароматом этого особенного головокружительного запаха дорогой ткани!

Девушка медленно села и обнаружила, что платья даже были растянуты поверх ее тела, пока она спала. Она потянулась к прелестному творению из плиссированного шелка полуночно-синего цвета, как раз такого оттенка, который оттенит золото ее волос!

Ткань зашептала от ее прикосновения. Я настоящая, говорила она. Погладь меня. Пошурши мной. Носи меня.

– Хорошо, – прошептала Дейдре в ответ. – Если вы настаиваете.

Тихий смех раздался где-то в комнате.

– Кто здесь?

Ангел выскочил из-под облака органзы кремового цвета – то есть если бы ангелы были низенькими, аккуратно одетыми мужчинами с искрящимися глазами и шаловливыми чертами лица.

– Доброе утро, миледи.

Она задохнулась.

– Лемонтёр! Что вы здесь делаете? – Проснуться и обнаружить свою спальню заполненной ошеломляющими платьями было почти сказкой, но проснуться и обнаружить, что их создатель пришел сам, чтобы доставить их? Это было просто чудом!

Дейдре улыбнулась самому желанному в Лондоне модельеру. Она не ощущала неловкости из-за того, что видит его при таких интимных обстоятельствах, потому что он не раз видел ее и в меньшем количестве одежды во время всех примерок перед свадьбой.