Комната, отведенная ему, оказалась неожиданно роскошной для шута. Николас осмотрелся, когда за ним закрылась дверь и загремел засов. Она находилась довольно далеко от хозяйских покоев, ближе к основанию одной из пяти башен замка. Насколько он мог судить, под ним располагались только складские помещения, а над ним — вообще ничего. По всему было видно, что леди Изабелла содержала свой новый дом в идеальном порядке — во всяком случае, не приходилось беспокоиться о необходимых удобствах.

На самом деле его никогда не волновал вопрос о том, как добыть себе роскошную комнату и постель, — у него имелись свои собственные способы для этого. Как правило, он делал свое присутствие для других настолько раздражающим, что люди старались всеми силами избавиться от него, предоставляя ему все, чего он хочет, лишь бы оставил их в покое. Но на этот раз ему вовсе не пришлось напрягаться.

Что было весьма удачно, учитывая боль, которая мучила его. И теперь он направился прямо к постели и упал лицом вниз на промявшийся под ним тюфяк. Ему хотелось закричать или хотя бы громко застонать. Тройное сальто на глазах у изумленной публики довершило работу, начатую твердой рукой аббата. Николас понимал, что раны вновь начнут кровоточить, и, если он не сможет сейчас снять рубаху, она обязательно присохнет к ранам и ее придется отдирать с мясом, потом все будет долго и мучительно заживать. Но ему было сейчас все равно. Рано или поздно Бого найдет способ проникнуть в покои своего господина, чтобы обеспечить его целебной мазью, чистой одеждой и едой. А сейчас надо просто ждать.

Николас умел не замечать боли — этому искусству он научился еще в юности. Он рассматривал это всего лишь как еще один из своих многочисленных талантов. Сейчас он просто закрыл глаза, с удовольствием вдыхая свежий запах чистых льняных простынь.

К завтрашнему дню он должен быть в форме, и он не доставит удовольствия отцу Паулусу, обнаружив перед ним свою боль. Его бесцеремонно выкинули из жизни замка, а значит, его присутствие не потребуется вплоть до самой свадьбы, которая должна состояться завтра. У него более чем достаточно времени, чтобы набраться сил и залечить раны. Он никому не позволит увидеть свою слабость. Только не в этой щекотливой ситуации.

Николас устало закрыл глаза. Поездка в этом чертовом паланкине казалась бесконечной, и даже присутствие леди Джулианы не развлекало его. Все, на что он был способен, — это не замечать боли. У него не осталось даже сил, чтобы немного подразнить очаровательно стыдливую вдовушку.

Начинало темнеть, он был голоден, но спина слишком сильно болела, чтобы двигаться. Где, черт возьми, носит этого Бого, когда он так нужен!

Николас потерял счет времени. Возможно, прошло несколько часов, а может быть, и меньше. Наконец он услышал, что кто-то подошел к двери. Он знал, что его заперли. Возможно, он даже мог бы поблагодарить сэра Ричарда и добрейшего отца Паулуса за высокую честь, которой они его удостоили. Для человека с воображением возможностей для мести открывалось бесконечное множество, а Николас никогда не жаловался на недостаток воображения. Он, не двигаясь, слушал, как кто-то возится возле двери, лелея в своем мозгу всевозможные способы пыток своих врагов.

— Мастер Николас? — Это был Бого, голос его звучал растерянно. — Они заперли вас там!

— Я знаю, — с покорным вздохом ответил Николас. — Найди леди Изабеллу и постарайся, чтобы она дала тебе ключ.

— Вам больно?

Ответ Николаса был весьма кратким и выразительным. Бессердечный смех Бого отнюдь не улучшил ему настроение.

— Я вернусь сразу, как только смогу, — сказал слуга и поспешно удалился.

Николасу ничего другого не оставалось, кроме как ждать, проклиная аббата и его тяжелую руку. Он полностью доверял Бого. Его слуга мог ловко и быстро обделывать самые разные дела. Он понимал, что никто не должен догадаться, что Николас ранен, хотя соблюдение осторожности усложняло задачу. Ничего. Николас готов все выдержать. У него богатый опыт и ангельское терпение.

Комната почти полностью погрузилась во тьму, когда он наконец услышал звяканье ключа в замочной скважине. Он не собирался даже повернуть голову в сторону входящего — боль в спине к этому моменту уже была почти невыносимой. Незачем притворяться перед Бого, который знал все или, по крайней мере, большую часть его секретов.

— Пора бы уже давно тебе прийти, — проворчал Николас в подушку, когда в комнате появилось озерцо света от свечи. — Не мог, что ли, побыстрее придумать какую-нибудь удобоваримую ложь? Я уже чуть не блюю от боли. Надеюсь, ты раздобыл мне хотя бы эля?

— Я никогда не лгу.

В других обстоятельствах нежный женский голос не должен был бы вызвать подобного шока, но Николас был слишком измучен, чтобы понять, что походка вошедшего гораздо легче, чем у Бого, или различить легкий приятный запах корицы в воздухе.

Он попытался сесть, но боль просто разрывала его, и, тяжело дыша, шут упал обратно на постель.

— Что вы делаете здесь? — потребовал он ответа суровым тоном.

— Ваш слуга пришел искать мою мать, но она скачет вокруг своего нового мужа, — холодно отвечала Джулиана. — Он пытался убедить меня, что не стоит беспокоиться на ваш счет, но, учитывая ваше кувыркание на дворе перед моим… перед лордом Хью, я решила, что у вас должна сильно болеть спина. На этот раз, я думаю, вы не станете возражать, если я полечу вас.

Он все-таки повернул голову, чтобы видеть ее. Три свечи в подсвечнике, который она держала в руке, освещали их обоих. В комнате было холодно, но Николас чувствовал тонкую пленку пота на своей коже. И несмотря на ужасную боль, он не хотел, чтобы нежные теплые руки Джулианы касались его.

— Пришлите сюда Бого, — резко сказал он.

— Не могу. Аббат забрал его на исповедь. У него не было ни единого шанса вырваться.

Николас коротко хохотнул.

— Уж и не знаю, кого мне жаль больше — Бого или добрейшего аббата.

— Не думаю, что отец Паулус заслуживает сочувствия после того, что он сделал с вами, — заметила Джулиана.

— Уходите, миледи. Я подожду Бого. Он отвернулся, отвергая ее помощь.

— Ваша рубашка совершенно испорчена, — спокойно сказала Джулиана, словно не замечая его отказа. — Не следовало бы отдирать ее от вашей спины, раны опять будут кровоточить. Лежите спокойно. Я постараюсь немного размочить засохшую кровь, я принесла воды.

— Уходите…

— Лежите спокойно, — повторила она.

На этот раз Николас послушался, чувствуя себя слишком плохо, чтобы спорить. Первое же прикосновение мокрой холодной ткани вызвало резкую боль, он выгнулся и пробормотал сквозь зубы ругательство. Затем снова упал на постель и постарался забыться, отделив свое сознание от боли, от прикосновения ее мягких нежных рук, от запаха корицы и легкого звука ее дыхания.

Он, должно быть, задремал — совершенно невозможная вещь, если учесть, что он никогда не спал в присутствии женщин. Но Джулиана Монкриф была необычной женщиной, да и чувствовал он себя хуже, чем обычно. Значительно хуже. Он очнулся, когда Джулиана сняла с его спины мокрую ткань, и, повернув голову, увидел, что она стоит над ним в своей блеклой одежде, а в руке держит довольно опасный на вид кинжал.

— Уж не хотите ли вы лишить меня мужского достоинства, миледи? — невнятно пробормотал он, сжав зубы от боли. — Или вырезать мое сердце?

— Если бы я решила отрезать какую-нибудь часть вашего тела, то, скорее всего, выбрала бы язык, — заявила она ехидно.

— А вот это было бы страшной ошибкой с вашей стороны, милая. Вы еще незнакомы с теми радостями, которые может доставить вам мой язык. Он способен подарить вам потрясающее наслаждение, причем не произнося ни одного слова.

— Понятия не имею, о чем вы, и, скорее всего, предпочту никогда не узнать. Несомненно, это что-то непристойное.

— Это вам самой приходят в голову непристойные мысли, миледи.

Выражение ее лица ошеломило его. Ясно, что вдовица совершенно не оценила его похотливых намеков. Интересно, почему?