Когда она очнулась и увидела, что лежит на рогоже, то не сразу поняла, что произошло. Почерневшая солома крыши кружилась перед глазами, потом она перестала кружиться, и Силе подумалось, что ей приснился кошмарный сон, но внезапно ее пронзила боль, какую она никогда прежде не испытывала.

Она встала на колени, увидела свои голые ноги, порванное платье и нижнюю рубашку. Быстрым движением она прикрыла ноги и тут только осознала случившееся. С пронзительным криком, словно в сердце ей вонзили нож, она закрыла лицо руками и отчаянно зарыдала…

Она не слышала, как снова вошел бей. Присев возле нее, он начал гладить ее волосы:

– Не плачь, глупышка. Зачем плакать? Я буду заботиться о тебе. Ты теперь моя. Я сделаю тебя госпожой. Увезу из этой гнилой лачуги. Будешь жить у меня. Захочешь, в Тирану отвезу. Я тебя на руках буду носить. А с отцом твоим я договорюсь… Не беспокойся.

Услышав об отце, Силя перестала рыдать. Повернувшись к бею, она что было мочи толкнула его. Опешив от неожиданности, бей повалился навзничь.

– Ах ты проклятый! – закричала Силя, сжимая толстую шею бея. Она рывком наклонилась и хотела вонзиться зубами ему в горло, но бей извернулся, и ее зубы впились ему в щеку.

Бей взвыл от боли, схватил ее обеими руками за волосы и отшвырнул от себя.

– Звереныш! – выкрикнул он, поднимаясь. – Вот тебе! – и ударил ее ногой.

Она отлетела в сторону и, сжавшись в комок, рухнула на пол, уткнувшись лицом в ладони.

– Силя! Силя! – послышался вдруг детский голос.

Бей бросился вон из дома и во дворе чуть не налетел на Фану, внучку Уана. Девочка отскочила и, удивленная, посмотрела, как он торопливо отвязал коня, одним прыжком вскочил на него, хлестнул нагайкой и, перемахнув через плетень, ускакал по узкой улочке. Девочка бросилась в дом.

– Силя!

На пороге она резко остановилась, прижав руки к груди.

– Что с тобой?

Она кинулась к Силе и хотела помочь ей подняться, но Силя вдруг так пронзительно закричала, что Фана испугалась; никак не ожидала она такого от спокойной и кроткой, как ягненок, девушки.

– Уйди! Уйди! Оставь меня!

Фана еще больше ужаснулась, увидев искаженное лицо Сили и ее растрепавшиеся волосы. Она опрометью бросилась из дому рассказать кому-нибудь о случившемся.

– Кози! Эй, Кози!

Ее крики затихли в отдалении.

Силя поднялась, попыталась собраться с мыслями, но ничего не получилось.

„Что же мне теперь делать? Как я взгляну в глаза отцу и Лёни?“

– Кози! Дядя Кози! – послышались снова крики Фаны.

Силя вышла из оцепенения. В два прыжка выскочила из дому. С растрепавшимися косами, в разорванном платье и сбившемся на затылок белом платочке она, как безумная, перепрыгнув через плетень, понеслась через поле к болоту. Бежала и била себя руками по лицу, щипала за щеки, ничего не видя перед собой.

У лодки она на мгновение приостановилась.

– Силя! Силя!

Она обернулась и увидела бежавших к ней отца и Фану.

Как перепуганная, загнанная косуля, Силя прыгнула в лодку, из лодки – в жижу болота и мгновенно скрылась под водой. Она еще раз показалась на поверхности с раскрытым ртом и, размахивая руками, хотела закричать, ухватиться за лодку, но не смогла и снова ушла под воду…

Когда подбежали Фана и Кози, на взбаламученной поверхности лопались пузыри да с лодки свисала, наполовину погруженная в мутную воду болота, белоснежная косынка. Сили не было.

Лёни возвращался из города в прекрасном настроении. Дорогой он весело подшучивал над Вандё.

– Эх ты, герой! Идем-то всего два часа, а ты уже устал.

– Я? Да я совсем и не устал!

– Что ж ты тогда плетешься? Я вижу, ты еле ноги передвигаешь. Давай понесу сумку.

– Не дам. Хочешь, побегу бегом?

– Нет, давай руку.

Вандё тоже был доволен. Он полдня пробродил по городу с Агимом; они ели мороженое, залезли в чей-то автомобиль, и Агим показал ему руль, включение и тормоза. После обеда они с Лёни походили по базару и купили Силе зеркальце, и Вандё нашел, что оно намного красивее того, что было у них дома.

Они вошли в деревню, когда солнце уже садилось. Навстречу им попался пожилой крестьянин, увидел, как они пересмеиваются, хмуро покачал головой и тяжело вздохнул.

– Ну как, сынки, вернулись?

– Вернулись, джа Наси.

Он опять покачал головой и вздохнул.

– Эх жизнь, жизнь…

Лёни не понял, что он имел в виду.

Потом им повстречалась Валя, сноха Уана. Она была в трауре. Валя кинулась к Вандё и с плачем стала его целовать. Лёни подумал, что она заплакала, вспомнив, наверно, кого-нибудь из своих детей – у нее умерло уже несколько, – и в душе у него не зародилось никаких подозрений. Но вот еще две женщины, тоже в черном, почему-то бросились к Вандё со слезами и поцелуями. Сначала они вроде хотели что-то сказать Лёни, но, не выдержав, разрыдались. Лёни встревожился: женщины появились из переулка, где находился его дом.

„Что-то случилось“. От предчувствия тревожно забилось сердце.

К нему спешил Пилё Нуши.

– Вернулся, Лёни?

– Что случилось, Пилё?

Лёни пытался заглянуть Пилё в глаза, но тот потупил взгляд.

– Слушай, Лёни. Ты уже взрослый. В этом мире всякое бывает… Задержи Вандё, не пускай его туда…

Показалась Лёни, дочь Пилё. Хотела было поздороваться, но, подойдя к ним, вдруг закрыла лицо руками и заплакала навзрыд.

– Говори, Пилё, что случилось?

Лёни был уверен теперь, что стряслась беда, и от зловещей уверенности он словно оцепенел, в голове не было ни одной мысли, только сердце колотилось так, что, казалось, вздрагивает вся грудная клетка. Пилё стоял с сокрушенным видом, не решаясь выговорить страшные слова.

Все решилось совершенно неожиданно.

Лико, туповатый внук Уана, подошел к Вандё и выпалил так, словно речь шла о чем-то обыкновенном:

– Вандё, а Силя умерла. В болоте утопилась.

Вандё на мгновение застыл на месте, потом с криком рванулся к дому. И тут Лёни словно очнулся. С потемневшим лицом он бросился вслед за братом, но Пилё ухватил его за рукав:

– Держись, Лёни, ведь ты мужчина! Уж такая жизнь.

Лёни резко рванул руку и побежал.

Лёни дала оплеуху Лико. Тот захныкал.

– За что? Что я такого сделал?

– Вот тебе еще, болван чертов! Вот тебе, чтобы держал язык за зубами! – приговаривала Лёни, нахлестывая его по щекам.

Лёни мчался со всех ног, не слушая Пилё, который бежал за ним, крича ему что-то на ходу. У дома показалась тетя Софа, сестра отца, жившая в Дэлыньясе: вся в черном, высокая, худая, с распухшими от слез глазами. Почему-то он совсем не удивился, увидев ее здесь. Тетка бросилась к нему и заголосила:

– Бедные мы, несчастные! Где твоя Силя, Лёни? Была у тети Софы Силя, невеста на выданье! А теперь отдадим мы ее черной земле!

– Довольно, Софа, перестань! Не терзай душу бедному парню! – уговаривала ее какая-то женщина, но и сама не могла сдержать слез.

– Это ж надо, что сотворил, проклятый! Да покарай его господь! – пробормотал кто-то.

Лёни отстранил тетю Софу и, растолкав столпившихся у двери женщин, шагнул внутрь.

Посреди комнаты, в платье, которое привезла в подарок госпожа Рефия, лежала Силя. Она выглядела совсем как живая, только как будто немного пополнела на лицо, золотистые пряди волос прилипли ко лбу. Вандё приник к телу сестры и надрывно плакал. Стоявшие вокруг женщины в черной одежде плакали, прижимая к глазам платки. Лёни на мгновение застыл в дверях. Мужчины подхватили его под руки, но он ничего не чувствовал. Вдруг с хриплым стоном кинулся на тело сестры и затрясся в рыданиях.

Кто-то положил ему руку на плечо, но Пилё тихо сказал:

– Не трогай! Пусть выплачется! Так легче.

Но Лёни вдруг поднялся, отер слезы ладонью и одеревеневшей походкой вышел из дому, прошел в дальний угол двора и сел на бревно под шелковицей, сжав голову руками.

Пилё вышел за ним и сел рядом. Лёни больше не плакал.