— Ас чего они вообще на нас бросились, как бык-антикоммунист на красный флаг? — задумчиво проговорил Илья. — Не из-за Лерки же, в самом деле? Да еще Симонова сюда приплели.

Влад пригладил ладонью растрепавшиеся волосы, и в его памяти неожиданно для него самого отчетливо всплыла фраза, брошенная прошлым вечером покойным Пашей Симоновым; "Они все хотят моей смерти.., и Шалавыч, и даже Перевийченко.

Все. Они думают, что это я подослан…"

В иммунологический центр профессора Монахова пошли на следующий день с утра. Встретились прямо у дверей серого трехэтажного здания, где располагалось это ставшее зловещим учреждение, и Свиридов решительно потянул облезлую бронзовую ручку массивной двери.

Они прошли длинным коридором и поднялись на второй этаж, где, собственно, и располагалась искомая лаборатория, в которой уже был результат — инфицированы они или нет.

Нет смысла долго описывать процедуру оглашения результатов. Достаточно сказать, что оказавшиеся чистыми и нетронутыми ВИЧ-инфекцией братья Свиридовы почти полчаса ждали, когда из кабинета выйдет приглашенный туда последним Кропотин.

Илья откровенно нервничал, а Владимир переругивался с кем-то на работе по мобильнику.

Наконец Кропотин показался — невозмутимо спокойный, сдержанный, хотя и с пепельно-серыми окаменевшими губами и сощуренными глазами, которые он упорно прятал, оцепенело уставив в пол застывший взгляд.

— Плохо, — коротко сказал он, отвечая на немой вопрос в глазах Влада и Ильи. — Сказали прийти на следующей неделе. Примет лично Монахов.

Илья выпалил головокружительное ругательство, а более сдержанный Владимир только покачал головой и хлопнул Диму по плечу:

— Не торопись, Диман. Бывают ошибки. А если даже это не ошибка, то…

— ..то это не ошибка, а самый настоящий СПИД, — спокойно прервал его Дима. — Ладно, пошли отсюда, тут больше нечего делать.

— Это все она, — пробормотал Илья, — она, эта сука… Она знала, что больна, и все равно молчала, и вот теперь.., какая падла! Я сейчас пойду к этой твари и…

— Ты это все о Лере? — перебил Кропотин. — Зря ты так. Я сам виноват. В конце концов, может, это и не она. Может, это самое.., меня заразили в армии, когда делали инъекции…

Он запнулся и, как-то странно посмотрев на друзей, почесал в затылке. Илья, всецело захваченный мыслью о Лере, не обратил внимания на эту странную срезку Димы, зато Влад даже остановился.

— Какие еще инъекции? — медленно спросил он.

— Откуда мне знать? — быстро ответил Кропотин. — Что положено, то и делали. Вот я и говорю, что не исключено… Может, Лера вовсе ни при чем.

Свиридов покосился на него, и проговорил довольно резко:

— А Паша Симонов, он что, тоже в армии?

Кропотин ничего не ответил, погрузившись в собственные мысли, наверняка не самые приятные.

Так же молча они вышли из корпуса и медленно побрели по асфальтовой дорожке, зачем-то посыпанной крупным речным леском.

У самых ворот клинического городка, в котором располагался монаховский иммунологический центр, Влад остановился.

— Никому ни слова, — негромко произнес он, — возможно, это ошибка. И еще.., персонально тебе, Илья. Не смей вообще приближаться к Лере. Тем более что-либо ей говорить. Вот так. Я сам займусь этим делом. Тем более что оно связано с убийством моего друга… Симонова.

Весь день Свиридов размышлял над тем, что происходило в последние дни. Как будто бы лично его ничто не касалось, но в то же самое время нельзя было сказать, что он совершенно в стороне от событий.

И этот Кропотин. Старый друг брата, никогда ранее не заподозренный в приличном умении драться. А вчера он вырубил не кого-нибудь, а парней из охраны Церетели. Где же он служил?

А Церетели припомнил-таки Владу вчерашнее происшествие в клубе «Полишинель».

— Справился с малэнькими, да? — хмуро сказал он. — Они тебя просто нэ узнали, а ты…

— Маленькие? — отозвался Влад. — Да они моего брата чуть не убили.

— Брата? — переспросил Церетели и похлопал крошечными глазками. — А, ну-ну, — как-то странно произнес он и больше о Дамире и Винни не заговаривал.

Через пять дней Кропотин снова отправился в иммунологический центр профессора Монахова. Его сопровождал Илья.

Нет ни малейшей необходимости говорить о том, как прошли эти несколько дней для Димы. Сказать, что он шарахался от людей и старался как можно меньше попадаться на глаза друзьям и даже матери, — значит ничего не сказать. Теперь он прекрасно понял, как чувствовали себя прокаженные, которым в средние века надевали на голову мешок с прорезями для глаз и вешали на шею колокольчик, чтобы люди обходили больного стороной.

И еще — он прекрасно помнил, как вздрогнула ладонь Ильи Свиридова, когда ее коснулась рука человека, который уже сам начал считать себя проклятым. Его, Дмитрия Кропотина, рука.

Кропотина ждали. Когда он прошел в кабинет, где ему за несколько дней до того сообщили неутешительные результаты анализов его тест-проб на ВИЧ-инфекцию, негромко беседовавший с какой-то раскормленной теткой пожилой врач так и подскочил на месте, увидев Диму:

— Если не ошибаюсь, Кропотин?

— Да, это я.

— Пройдемте со мной. Одну минуту, Марь Сергевна, только сдам молодого человека Михаилу Иннокентьевичу и тотчас вернусь к вам.

Слово «сдам» Кропотину определенно не понравилось.

Почтенный эскулап провел Диму длиннейшим коридором, время от времени критически осматривая посетителя и что-то сдавленно бормоча под нос.

Непонятно отчего, но это вселило надежду, что произошла ошибка.., впрочем, о чем это он? Если бы он был чист, какой прок всем этим докторам водить его по кабинетам, делать анализы и смотреть на него с тем оскорбительным интересом, с которым путешественник Пржевальский, должно быть, смотрел на лошадь имени себя, любимого.

Профессор Монахов, оказавшийся высоким седым сухощавым мужчиной средних лет, сидел перед монитором компьютера и напряженно смотрел на экран в тот момент, когда вошли Кропотин и его сопровождающий. Диму удивило, что почтенный ученый работал с компьютером — в его сознании компьютер ассоциировался только с молодым поколением, а если и мог применяться в медицинской науке, то лишь за границей.

Российская медицина оставалась для Кропотина медициной градусников, грелок, капельниц, аспирина, амбаловидных санитаров для буйнопомешанных и слабительного для страдающих запором старушек.

— Я же просил вас, Василий Ипатьевич, не мешать мне, когда… — Внезапно Монахов прервал свою полную сдержанного раздражения тираду и обернулся. Увидев Кропотина, коротко спросил:

— Это тот самый?

— Да, Михал Иннокентьич, — почтительно ответил пожилой доктор.

— Прекрасно. Оставьте его здесь и можете идти, Василий Ипатьевич.

— Угу.., понял, Михал Иннокентьич, — ответил тот и вышел, едва ли не пятясь, синхронно при этом раскланиваясь.

После того как дверь за доктором, приведшим Диму в кабинет профессора, закрылась, цепкий взгляд Монахова переместился на нового пациента, все еще стоявшего в дверях, и кивнул ему на кушетку возле рабочего стола и компьютера.

— Садитесь, прошу вас, — проговорил профессор. — Вот сюда, пожалуйста. Кропотин Дмитрий Владимирович, правильно? — спокойным и доброжелательным тоном спросил Монахов.

— Да.

— Так вот, Дмитрий Владимирович, интересная получается штука. Василий Ипатьевич доводил до вашего сведения результаты ваших тест-проб на ВИЧ, но они показались ему настолько странными и необычными, скажем так, что он поспешил передать их мне. Не буду вдаваться в малоинтересные медицинские подробности, которые к тому же будут вам непонятны. Дело в том, что в вашей крови, несомненно, есть возбудитель заболевания, которое газетные борзописцы давно уже прозвали чумой двадцатого века. И мое дело — или скажем, в том числе мое дело, — чтобы эта чума не стала еще и чумой двадцать первого века. Но это так, лирическое отступление. Итак, Дмитрий Владимирович, в вашей крови, несомненно, есть вирус СПИДа. Но…