AFTER DEATH
The curtains were half drawn, the floor was swept
And strewn with rushes, rosemary and may
Lay thick upon the bed on which I lay,
Where through the lattice ivy-shadows crept.
He leaned above me, thinking that I slept
And could not hear him; but I heard him say:
‘Poor child, poor child:’ and as he turned away
Came a deep silence, and I knew he wept.
He did not touch the shroud, or raise the fold
That hid my face, or take my hand in his,
Or ruffle the smooth pillows for my head:
He did not love me living; but once dead
He pitied me; and very sweet it is
To know he still is warm though I am cold.
ПОСЛЕ СМЕРТИ
Был вымыт пол. Стояла полумгла.
Плющ обнимал постель, где я лежала.
Боярышником убрана была
И розмарином траурная зала.
И он пришел. Он думал, я спала
И слышать не могла, но я внимала.
Он тихо повторял: «Как мало, мало
Несчастное дитя, ты прожила».
Он на подушке не разгладил складку,
Не положил букета к изголовью,
Но по его щеке слеза текла.
Ко мне живой он не пылал любовью,
Но мертвую — жалел. И было сладко
Остывшей мне от этого тепла.
SOMEWHERE OR OTHER
Somewhere or other there must surely be
The face not seen, the voice not heard,
The heart that not yet — never yet — ah me!
Made answer to my word.
Somewhere or other, may be near or far;
Past land and sea, clean out of sight;
Beyond the wandering moon, beyond the star
That tracks her night by night.
Somewhere or other, may be far or near;
With just a wall, a hedge, between;
With just the last leaves of the dying year
Fallen on a turf grown green.
ГДЕ-ТО
Где-то там или здесь обязательно есть
Тот, чей голос мне слышится за тишиной
И чье сердце, увы, почему-то, — Бог весть, —
До сих пор не со мной.
Где-то рядом совсем или, может, далёко
За холмом и за морем он чудится мне
В свете яркой звезды, устремляющей око
Вслед бессонной луне.
Где-то в дальней дали или рядом, быть может,
Под окном, за оградой, у самых ворот,
За желтеющим годом, что мною был прожит
И в траву опадет.
A TRIAD
Three sang of love together: one with lips
Crimson, with cheeks and bosom in a glow,
Flushed to the yellow hair and finger-tips;
And one there sang who soft and smooth as snow
Bloomed like a tinted hyacinth at a show;
And one was blue with famine after love,
Who like a harpstring snapped rang harsh and low
The burden of what those were singing of.
One shamed herself in love; one temperately
Grew gross in soulless love, a sluggish wife;
One famished died for love. Thus two of three
Took death for love and won him after strife;
One droned in sweetness like a fattened bee:
All on the threshold, yet all short of life.
Sir Edward Coley Burne-Jones THE TEMPLE OF LOVE Oil on canvas. Date not known Tate, London
Эдуард Коули Бёрн-Джонс ХРАМ ЛЮБВИ Холст, масло. Дата неизвестна Галерея Тейт, Лондон
ТРИАДА
Три девы пели про любовь: одна
Огнем горела, губы рдели ало,
Вся до корней волос льняных красна;
Другая, мягче снега, расцветала
Неброским гиацинтом у окна;
А третья, от желанья почернев,
Как треснувшая арфа, продолжала
О сладкой боли горестный напев.
Одной любовь — позор, а для другой —
К бездушному супружеству дорога;
Исчахла третья. Выбор сделав свой,
Смерть, не любовь две вырвали у Бога;
Та спит в меду пресыщенной пчелой;
И ни одной не преступить порога.
A BIRTHDAY
My heart is like a singing bird
Whose nest is in a water’d shoot;
My heart is like an apple-tree
Whose boughs are bent with thickset fruit;
My heart is like a rainbow shell
That paddles in a halcyon sea;
My heart is gladder than all these
Because my love is come to me.
Raise me a dais of silk and down;
Hang it with vair and purple dyes;
Carve it in doves and pomegranates,
And peacocks with a hundred eyes;
Work it in gold and silver grapes,
In leaves and silver fleurs-de-lys;
Because the birthday of my life
Is come, my love is come to me.
Dante Gabriel Rossetti A CHRISTMAS CAROL Watercolor and gouache on paper. 1857–1858 Fogg Museum of Art, Harvard University
Данте Габриэль Россетти РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ГИМН Бумага, акварель, гуашь. 1857–1858 Художественный музей Фогга при Гарвардском университете
