Воистину непостижима и темна небесная стезя! Я мысленно иду за рыбаком-отцом [449]и с ним сливаюсь в его счастье. Я стану выше мира грязи, уйдя подальше от него, и навсегда я распрощаюсь с делами суетного света.

Теперь как раз средина самая весны и лучший месяц в ней. Погода теплая сейчас и воздух чист. И на полях, и на низинах все сплошь цветет и заросло. Все сотни разных трав цветут богато и роскошно. Утенок «королевский глаз» захлопал крыльями уже, а щеголь песню затянул на свой безрадостный мотив. Скрестившись шеями, созданья порхают вверх, порхают вниз — квань-квань, чирикают, йин-йин. Вот среди этого всего я начинаю здесь блуждать, гулять и странствовать повсюду и все хочу, чтоб усладить свое мне в этом чувство, душу.

И вот я тогда, как дракон, запою, гуляя в просторных лугах; и, как тигр, засвищу на горах и холмах. В воздух взгляну — и пущу влет стрелу с тетивы; вниз погляжу — и удить буду в долгой струе. Напоровшись на стрелу, птица найдет в ней смерть; а набросясь на живца, рыба проглотит крюк. Я сброшу ушедшую в облако птицу; подвешу глубоко заплывшую рыбу.

Затем уж светящее чудо косить начинает свой луч, и преемствуется оно полной луной, просторным светилом. До высшей радости и беспредельной довел свободные свои блужданья, — хоть солнце на вечер идет, а я усталость позабыл. Я весь в обаянье той заповеди, что оставил нам Лао-мудрец, и сейчас же готов повернуть я коней к своей хижине, крытой пыреем. Там я трону чудесный уклад пятиструнки моей, [450]запою я о том, что надумали, что написали и Чжоу и Кун. [451]Взмахну я кистью с тушью на конце и ею выражу цветы моей души. Я встану в колею, в орбиту Трех Монархов, великой древности хуанов. [452]

И если теперь я дал волю душе идти за пределы земные, зачем мне учитывать все, что ведет к блеску-славе одних, к поношенью других?

Из «Девятнадцати древних стихотворений» [453]

Переводы Л. Эйдлина

«В пути и в пути…»

В пути и в пути,
все время в пути и в пути…
И мы, господин,
расстались на целую жизнь.
Меж нами лежат
бессчетные тысячи ли,
И каждый из нас
у самого края небес.
Дорога твоя
опасна да и далека.
Увидеться вновь, кто знает,
придется ли нам?
Конь хуских степей [454]
за северным ветром бежит,
И птицы Юэ [455]гнездятся
на южных ветвях.
А вот от меня все далее ты,
что ни день.
Одежда висит
свободней на мне, что ни день.
Плывут облака,
все белое солнце закрыв.
И странник в дали
забыл, как вернуться домой.
Тоска по тебе
состарила сразу меня.
Вслед месяцам год
приходит внезапно к концу.
Но хватит уже,
не буду о том говорить…
Себя береги,
ешь вовремя в долгом пути!

«Зелена-зелена…»

Зелена-зелена
на речном берегу трава.
Густо-густо листвой
ветви ив покрыты в саду.
Хороша-хороша
в доме женщина наверху —
Так мила и светла —
У распахнутого окна.
Нежен-нежен и чист
легкий слой белил и румян.
И тонки и длинны
пальцы белых прелестных рук.
Та, что в юные дни
для веселых пела домов,
Обратилась теперь
в ту, что мужа из странствий ждет.
Из чужой стороны
он никак не вернется к ней,
И пустую постель
очень трудно хранить одной.

«Вечно зелен, растет…»

Вечно зелен, растет
кипарис на вершине горы.
Недвижимы, лежат
камни в горном ущелье в реке.
А живет человек
между небом и этой землей
Так непрочно, как будто
он странник и в дальнем пути.
Только доу вина —
и веселье и радость у нас:
Важно вкус восхвалить,
малой мерою не пренебречь.
Я повозку погнал,—
свою клячу кнутом подстегнул
И поехал гулять
там, где Вань, [456]на просторах, где Ло.
Стольный город Лоян,—
до чего он роскошен и горд.
«Шапки и пояса» [457]
в нем не смешиваются с толпой.
И сквозь улицы в нем
переулки с обеих сторон,
Там у ванов и хоу [458]
пожалованные дома.
Два огромных дворца
издалёка друг в друга глядят
Парой башен, взнесенных
на сто или более чи.
И повсюду пиры,
и в веселых утехах сердца!
А печаль, а печаль
как же так подступает сюда?

«Проезжая рекою…»

Проезжая рекою,
лотосов я нарвал.
В орхидеевой топи
много душистых трав.
Все, что здесь собираю,
в дар я пошлю кому?
К той, о ком мои думы,
слишком далекий путь.
Я назад обернулся
глянуть на дом родной.
Но большая дорога
тянется в пустоте.
Два так любящих сердца
разделены навек.
Только горе и зная,
к старости мы придем.
вернуться

449

…за рыбаком-отцом… — Намек на встречу поэта Цюй Юаня с мудрым старцем-рыбаком.

вернуться

450

…пятиструнки моей… — пятиструнной цитры.

вернуться

451

…Чжоу и Кун... — Чжоу-гун (XII в. до н. э.) — сын чжоуского князя Вэнь-вана, почитавшийся за свою мудрость и высокие моральные качества, и — Конфуций.

вернуться

452

…Трех Монархов, великой древности хуанов— мифических первопредков Фу-си, Шэнь-нуна и Хуан-ди.

вернуться

453

Из «Девятнадцати древних стихотворений»— так называется цикл, помещенный Сяо Туном (VI в.) в его «Вэньсюань» («Литературном изборнике»). Написаны они в разное время, но, по-видимому, не ранее I в. Имена их авторов затеряны. Перевод выполнен по изданию: «Лю чэнь чжу вэньсюань» в серии «Сы бу цункань», Шанхай (без указания года), цзюань 29. (Примечания переводчика.)

вернуться

454

Конь хуских степей— конь северных степей. Ху — общее название северных народностей; здесь, должно быть, имеются в виду сюнну.

вернуться

455

Птицы Юэ— птицы южных окраин страны, где живут южные народности.

вернуться

456

Вань— нынешний Наньян в провинции Хэнань. Во времена поздней Хань (I–III вв.) — самый оживленный город («южная столица») после «восточной столицы» Лояна (столицы ханьского государства в I–III вв.).

вернуться

457

«Шапки и пояса»— чиновная знать.

вернуться

458

…ванов и хоу… — То есть у титулованной владетельной знати.