Чуский князь сказал:

— Я не хочу земли, я хочу получить Чжан И. Я тогда лишь буду считать себя удовлетворенным.

Чжан И, узнав об этом, сказал так:

— За одного лишь И — и вдруг целую страну Ханьчжун! Прошу у вашего величества разрешения пойти мне самому в Чу. — И пошел в Чу. Там он снова богатыми вещами задарил временщика, придворного Цзинь Шана, а также повел хитрые и ловкие разговоры с фавориткой князя Хуая, Чжэн Сю.

Князь Хуай целиком послушался Чжэн Сю и снова отпустил Чжан И. В это время Цюй Юань как раз был отстранен и на свой пост не возвращался. Его отправили послом в Ци. Вернувшись в Чу, он обратился с укором к князю Хуаю и сказал:

— Зачем вы не убили Чжан И?

Князь Хуай раскаялся, послал погоню за Чжан И, но его уже было не догнать. Затем целый ряд князей напал на Чу и основательно его потрепал. Убили чуского воеводу Тан Мэя. В это время циньский князь Чжао вступил в брачный союз с Чу и хотел встретиться с князем Хуаем. Князь Хуай собрался поехать. Цюй Пин сказал:

— Цинь — государство тигров и волков. Доверять ему нельзя. Вам лучше не ездить.

Младший сын князя Хуая Цзы-лань советовал ему поехать:

— К чему отказываться от радушия Цинь?

Князь Хуай кончил тем, что поехал и вступил в заставу Угуань. А Цинь устроил военную засаду и отрезал ему тыл. Затем задержал князя Хуая и требовал выделить ему землю. Князь Хуай рассердился и не хотел слушать. Бежал в Чжао. В Чжао его не приняли и вернули в Цинь, где он в конце концов умер и был отправлен на родину для похорон. Его старший сын, князь Цин Сян, занял трон. Сделал главным правителем своего младшего брата Цзы-ланя. А народ в Чу обвинял Цзы-ланя в том, что это он уговорил князя Хуая отправиться в Цинь, откуда тот и не вернулся. Цюй Пин его ненавидел давно. И, находясь в изгнании, он с любовью думал о своем Чу и всем сердцем был привязан к князю Хуаю и не забывал о своем намерении вернуться ко двору. Он все еще рассчитывал, что, на его счастье, поймет его хоть раз владыка-царь, изменится хоть раз и пошлый мир. И вот о том, как он живет одним своим лишь государем и процветанием своей страны и как он хотел бы все это и так и этак доказать, — об этом он в одной песне своей три раза доводит до нас. В конце концов никакой к этому возможности не оказалось, и вернуться ему не удалось. Итак, он в этом видел, что князь Хуай так-таки его и не понял. Среди правителей, какие бы они ни были, — иль глупые, иль мудрые, достойные, дурные, — такого не сыскать, который себе не хотел бы найти преданных сердцем слуг, достойных выдвиженья лиц, чтобы те ему помогали. Однако мы видим теряющих царства и рушащих дом. Один за другим проходят они перед нами; меж тем сверхмудрец и властитель людей, который бы царствами правил, — проходят века один за другим, а такого не видит никто. «Что же это значит?» — я спрошу. А вот что: тот, кого преданным князю считают, не преданный он человек; и тот, кого все считают достойным, отнюдь не бывает таким.

Князь Хуай не умел отличить, где преданный был слуга. Поэтому он у себя во дворце поддался внушеньям своей Чжэн Сю, затем он, с другой стороны, был обманут пришедшим Чжан И. Он отстранил от себя Цюй Пина и доверился высшему чину, вельможе и правителю Цзы-ланю. Войско с позором погибло, и землю ему окорнали. Потерял целых шесть областей и сам умер в Цинь, на чужбине, посмешищем став для всей страны. Вот где беда произошла от недопонимания людей! В «Переменах» читаем: «Колодец прозрачен, а он не пьет, — и это на сердце моем лежит огорченьем. Но ложно ту воду черпнуть! Коль светел наш царь, и он и другие получат от неба каждый свою благостыню». Ведь если нет света в уме государя, то разве достоит ему благостыня?

Главный правитель Цзы-лань, услышав, что так говорят, пришел в ярость и предоставил верховному вельможе очернить и умалить Цюй Юаня перед князем Цин Сяном. Цин Сян разгневался и выгнал его. Цюй Юань пришел к берегу Цзяна, с распущенными в беспорядке волосами, гулял и горестно пел на берегу затона. Лицо его было страдальчески изможденное, весь иссох он, скелет скелетом. Отец-рыбак увидел его и спросил:

— Ты не тот ли сановник, что заведовал здесь тремя родовыми княжескими уделами? Почему это ты вдруг дошел до такой жизни?

Цюй Юань отвечал:

— Весь мир стал грязен и мутен, а я в нем один лишь чист. Все люди толпы опьянели, а я средь них трезв один. Вот почему я и прогнан.

Отец-рыбак говорил:

— Скажу тебе, что совершенный человек — он не грязнится и не портится от прочих. А между тем умеет он со всею жизнью вместе быть, идти туда или сюда. Если весь мир стал грязен и мутен, то почему ты не поплыл вслед за течением его и не вознесся на его волне? Если все люди толпы опьянели, почему бы не дожрать ту барду, что осталась, не допить ту гущу вина? Зачем, на груди лелея топаз, в руке зажимая опал, себя отдавать в жертву изгнанию?

Сказал Цюй Юань:

— Я слышал такое: «Тот, кто только что вымыл себе лицо, непременно отщелкает шапку от пыли; а тот, кто купался в воде, сейчас же он платье свое отряхнет. А кто же еще из людей сумеет, оставшись весь чистеньким чист, терпеть от других липкую, жидкую грязь?» Уж лучше, пожалуй, направиться мне к идущему вечно потоку, себя схоронить в животах там, в Цзяне, живущих рыб. И как бы я мог, с белизною сверкающей, чистой, позволить себе замараться грязью мирской?

И сочинил он поэму «В тоске по речному песку» (В «Исторических записках» Сыма Цяня после этих слов следует» текст поэмы Цюй Юаня). Затем, он засунул за пазуху камень и бросился в воды Мило, где и умер. После смерти Цюй Юаня в Чу жили Сун Юй, Тан Лэ, Цзин Ча и другие последователи его. Все они были увлеченные поэты и особенно прославились своими одами. Но все они имеют своим родоначальником свободно изливающийся стиль Цюй Юаня. Никто из них уже не рисковал открыто князю возражать. После Цюй Юаня Чу часть за частью все больше терял свою территорию, пока через несколько десятков лет не был окончательно Цинем уничтожен. Через сто с чем-то лет после гибели Цюй Юаня в реке Мило при Хань жил ученый Цзя. [519]Он служил в Чанша [520]главным наставником у тамошнего князя. Он побывал на реке Сян и бросил в нее свою рукопись, в которой оплакал Цюй Юаня» (В «Исторических записках» Сыма Цяня далее следует текст поэмы Цзя И).

Здесь граф великий астролог [521]сказал бы так: «Я читал поэмы «Лисао» — «Как впал я в грусть», «Мои к небу вопросы», «Зову к себе душу» и «Плачу по Ину». И грустно мне стало за душу его. Я ходил и в Чанша, проходил там, где он, Цюй Юань, покончил с собою в пучине воды. Ни на минуту не прекращал я лить слезы по нем, представлял себе, что я вижу, какой это был человек. Когда ж говорю я о Цзя, ученом, который оплакал его, не могу я понять, отчего б Цюй Юаню, с его гениальной душой, не заехать к другому удельному князю и с ним бы дружить? Какой бы удел не принял его? Не пойму, чтобы надо себя ему было до этих вещей доводить! Я читал и поэму Цзя И о сове. Но равнять жизнь со смертью, как он, несерьезно смотреть на принятие мира вещей или их отверженье — его вопиющая прямо ошибка!»

Яньский наследник Дань [522]

Перевод К. Голыгиной

Дань, наследник царства Янь, жил заложником в Цинь. [523]При встречах с ним циньский князь не оказывал ему должного почтения; недовольный Дань мечтал воротиться на родину. Князь и слышать об этом не хотел и однажды, глумясь над ним, сказал:

— Когда у ворона побелеет голова, а у лошади вырастут рога, отпущу тебя.

Тогда Дань со стенаньем поднял лицо к небу. И вот уже побелела голова у черного ворона, и выросли рога у коня. И циньскому князю пришлось отпустить Даня. Однако он учинил некую хитрость с мостом в надежде, что тот попадет в ловушку. Но мост не обрушился, Дань прошел по нему. Ночью достиг он пограничной заставы. Ворота были еще закрыты. Тогда он крикнул петухом, и все петухи окрест [524]разом ответили ему. Так Дань исполнил свое желание и бежал домой.