Однако тумаков козерог мне надавал как следует, хорошо хоть ребра остались целы.

Через неделю синяки прошли, я немножко поразмыслил и решил попробовать другой способ. Еще с весны, сезона дождей, в лечебнице валялся мой старый зонтик – ну очень старый, очень большой и уже даже кое-где дырявый. Я нарисовал на нем белилами два громадных глаза и зубастую пасть. А спицы и волнистая линия по краю зонтика естественным образом превратили его в какое-то доисторическое чудовище. Ну думаю, сейчас пойду удивлю своего козла. Расчет был прост: козерог примется бодать зонтик, а я его тут и поймаю за рога.

Захожу в загон. Зонтик, естественно, пока держу закрытым. Козерог остановился напротив и, слегка наклонив голову набок, вопросительно смотрит: «Тебе чего, брат, в прошлый раз мало показалось?»

– А что ты скажешь на это? – отвечаю я и раскрываю перед его носом зонтик.

Козерог несколько мгновений стоит, вытаращив глаза, не шелохнувшись, а потом начинает медленно оседать на задние ноги и падает замертво!

Я в шоке! Бросаю зонтик и пытаюсь прослушать козлиное сердце. Оно очень тихо и медленно, но работает! Но такое впечатление, что он не дышит. Делаю искусственное дыхание. Секунд через тридцать, к моему великому облегчению, он начинает дышать сам. Но вставать пока даже не пытается. (Этим безобразием я занимался уже после закрытия зоопарка, и, кроме сторожей, на помощь позвать некого. Я остался один на один со своей глупостью.)

Вставать козерог никак не хотел. Я бегом в лечебницу. Решил ему экстренно ввести в сердце адреналин.

Но стерильных иголок не обнаружил. Оставалось одно простое, но действенное средство – влить через зонд сто граммов разбавленного спирта. Когда я вернулся к козерогу он лежал в той же позе, в которой я его оставил.

Но эти несколько граммов разбавленного алкоголя через несколько минут подняли козерога на ноги. Он уверенно поднялся и застыл посередине загона, не обращая на меня внимания. Да и вообще было такое ощущение, что стоит только его тело, а сам козерог пока где-то в другом мире.

Я наломал веточек яблони и положил под носом. Листики он сразу признал съедобными и быстро начал их перебирать губами. Понаблюдав за ним еще с полчаса и убедившись, что он вполне жив, я поплелся домой. Зонтик я выкинул на помойку и больше никогда не пытался прибегать к столь эффективному средству защиты.

На следующее утро козерог меня признал. С немалым удивлением для себя я отметил, что у козерога зрачки ну не то чтобы квадратные, а несколько прямоугольно вытянутые, но не круглые – однозначно.

Впрочем, может, это только у нашего… после моего зонтика?

А ловля уриалов (это такие небольшие козлы) так и осталась непростой задачей, у них в вольере я еще раз испробовал силу удара копытных. На этот раз Александр набрасывал лассо, а я пытался перехватить барана на ходу. Каждый раз, делая головокружительные пробежки по стенам вольера, уриалу удавалось забежать в небольшое помещение с открытым дверным проемом, где они прятались от дождя и непогоды. С разбега уриалу удавалось пронестись почти под потолком по трем вертикальным стенам. Единственное место, где его можно было перехватить, – на выходе из дверного проема. Там я и устроил засаду. Но ему каждый раз удавалось ускользнуть. Когда уриал в следующий раз забежал в укрытие, я встал, широко растопырив руки и ноги, поскольку ждал, что он, простучав копытами по стенам, снова перепрыгнет через меня.

Уриал изготовился. Я тоже. Последнее, что я увидел, – рога, которые прилетели почему-то сверху, потом услышал сухой треск, и сразу за ним перед моим внутренним взором открылось звездное сияющее небо.

Почувствовал проливной дождь, обрушившийся на голову, и первое, что пришло мне на ум: «Почему я лежу под ливнем на улице?»

Открыл глаза и сел. Светило яркое солнце, и дождем даже не пахло. Передо мной стоял незнакомый мужчина и поливал меня из шланга. Другой зачем-то щупал мою голову.

– Ты кто? – спросил я того, кто меня поливал.

– Юрич! У тебя все дома?

Дом! Что-то очень знакомое, родное и теплое! И вдруг тонкая, неуловимая связь прибежала откуда-то из очень далекого детства, по дороге обрастая памятью: дом, бабушка, море, Севастополь, Москва, Львов, институт, жена, дети, Душанбе – зоопарк!

– Василич! Что это вы поливаете меня?

– Башка вроде целая! – сказал мой коллега задумчиво.

И я наконец вспомнил все, что произошло.

– Попробуй дотронуться пальцем до носа.

Я потрогал нос, потом голову и, окончательно признав в себе – себя, удовлетворенно заметил:

– Коллеги! Мое все на месте, и даже на лбу кое-что лишнее!

– Это тебе на будущее – с уриалами бодаться. Водички не хочешь? – Василич протянул мне шланг.

В углу загона стоял уриал и, глядя на меня удивленными глазами, что-то жевал.

– О! И у тебя глаза прямоугольные, – вспомнил я козерога.

Я отделался хорошим ушибом и большой шишкой. Но прививки в этот день уже продолжили без меня.

Как видите, зоопарк – такое место, где никогда не соскучишься.

Как-то собралась у нас телиться зубробизониха. Но что-то у нее это никак не получалось. И сроки все прошли, и воды отошли. Мычит, а не телится. Надо помогать. У меня оставалась надежда, что это произойдет, пока мы ее будем ловить. Но она не оправдалась.

Как ни странно, зубробизониха нам даже позволила довольно быстро себя изловить и надежно зафиксировать повалами к крепкой металлической ограде. Дальше мне предстояла довольно хлопотная процедура. В этой ситуации необходимо проникнуть как можно глубже в утробу пациентки и уже «там» принимать решение.

Наша ветеринарная троица сегодня в полном составе, здесь же и заведующий копытными – Насиб. Но делать все придется мне. Когда я подошел к корове (зубробизониха в этом плане конечно же самая обычная корова и есть), на меня нахлынули воспоминания еще со студенческой скамьи.

Из всех диагностических и лечебно-профилактических мероприятий самое противное – ректальное исследование коров на стельность. Среди моих сокурсников я не знал ни одного, кто делал бы это охотно и со знанием дела. Так как на колхозной практике все старались эту тему любыми путями просачковать, то, я думаю, из института не вышло ни одного «ректальщика». Преподаватели иногда даже шли на уловки, обозначив какую-нибудь другую тему. Приходишь в коровник, на практическое занятие, думая о хирургии или о чем-либо еще более возвышенном, а тут бац! – ректальное исследование на стельность. Снимаешь курточку, надеваешь халат, засучиваешь рукава до плеча, намыливаешь руки и ныряешь в задний проход по самое плечо! Но сначала надо аккуратно выгрести все содержимое, иначе оно окажется через минуту в твоих сапогах и карманах.

Я где-то выше обмолвился, что не испытываю никакого отвращения к коровьим лепешкам. И это действительно так, но когда они уже сухие. Иногда корова может и стрельнуть, прежде чем ты успеешь протиснуться. Это еще не самое худшее. Иной раз она наступает тебе на ногу.

Первое она делает нечаянно, но вот второе, мне кажется, – умышленно.

И в эту минуту кажется, что на тебя наехал автобус. А корова при этом старается еще перенести именно на эту ногу весь свой вес! Если удается ногу высвободить, то испытываешь непреодолимое желание снять ботинок и проверить: ступня осталась или там уже ласта? А если нет?! Тогда половина твоих мыслей в ботинке, а вторая – совсем в другом месте! Там, где тебе предстоит нащупать рога матки. Если они еще в тазовой полости, то корова не стельная, а если один рог уже опустился в брюшную полость – значит, в нем теленок. Вроде все просто. Но как раз к тому моменту, когда предстоит основное – пальпация, ты весь унавожен с ног до головы, замерз как собака и стоишь на одной ноге, едва не теряя сознания от боли…

Наконец, практическое занятие закончено. Ты стоишь посреди колхозного двора в халате, который утром был белый. Надо помыться. А на дворе еще ранняя весна и непременно дует холодный ветер. Какая там горячая вода? Ледяная – пожалуйста! Вечерние танцы отменяются до конца недели. На выходные нужно ехать в город отпариваться и отстирываться. Когда заходим с однокурсниками в автобус, нам местные уступают дорогу перешептываясь: