Мне стало интересно, потому как на улице никого не было. Подозрение падало как раз на Карло. Я начал за ним наблюдать. Карло несколько раз прогулялся по своей жердочке, потом остановился и, приоткрыв клюв и слегка вытянув шею, как-то напрягся и выдавил из себя натуральный хлопок двери. Все мои сомнения исчезли.

– Вера! – почти в один голос с вороном я позвал повариху. – Это Карло у тебя кашу просит!

Вера несколькими междометиями выразила недоверие, но скоро появилась на улице с миской каши и направилась к птицам.

– А я уж третий день думаю, кто это все дверью хлопает и хлопает. Выйду – никого! Кашу я ему всегда сама даю, он у меня по списку первый. Очень любит!

Вера подошла к Карлуше и протянула ему миску. Карло, радостно урча, набросился на еду, да так, будто его неделю морили голодом.

Вера с удовольствием наблюдала этот процесс, сдабривая трапезу поварским лексикончиком, вспоминая всю воронью родню. А он внимал и усердно наполнял свой зоб кусками еще довольно горячей каши, а голову новым словарным запасом.

Очень скоро Карло начал успешно воспроизводить «словечки», услышанные от поварихи. А потом и фразы. По крайней мере, юннаты утверждали, что чему-чему а этому они его точно не учили! Так получилось, что с Верой Карло быстрее нашел общий язык. Ботаник меня потом спрашивал, почему теть-Верины слова он так быстро запоминает и, мало того, еще с ней и разговаривает, а с юннатами не хочет?

– Вот потому он с ней и разговаривает, что она с ним разговаривает, а вы не с ним, а друг с другом трещите. Он просто не знает, кого из вас слушать, – ответил я. – К тому же подкрепление очень важно.

Продукты привозили на кухню два раза в день в одно и то же время. Как раз в это время все приходили за своим рационом, хлопали дверью и звали Веру. Вскоре повариха выдавала ворону его любимое блюдо. Как тут не образоваться условному рефлексу? Чем скорее хлопнет дверь кухни, тем скорее появится каша!

Со мной, однако, Карло разговаривать отказался наотрез! Запомнил нанесенную ему обиду.

Отношения между животными и человеком завязываются почти всегда каким-то непонятным образом. Юннаты любили Карлушку ничуть не меньше, чем Вера, и кормили его, принося из дома что-нибудь вкусненькое. Однако беседовать он начал именно с поварихой. Чем-то еще, кроме еды, мы привязываем к себе животных.

Иной раз ваша любимая собака, которую вы холите и лелеете, с такой нежностью бросается в объятья к соседу, что просто ревность берет! Зачастую они сами выбирают, с кем дружить.

Наш Карло выбрал себе в друзья еще и гиббона Ромку. Правда, заочно, так как видеть его не видел, а только слышал. Но слышал постоянно. (Гиббон – небольшая черная обезьянка, похожая на паучка. Такие же черные круглые глазки и длиннющие руки и ноги, похожие на лапки паука. Из всех обезьян эта, пожалуй, лучший гимнаст. К сожалению, в нашем зоопарке гиббон не мог во всей красе продемонстрировать свои спортивные способности из-за небольшой клетки, размер которой никак не соответствовал его гимнастическим талантам.)

Карло понравилось беседовать с соседом. Иной раз следом за ними в «разговор» вступал весь зоопарк. Поддразнивая Рому, Карло произносил всего два звука «а» и «у». Получалось простое и отрывистое «ау». Именно с этих звуков начиналась Ромкина песня. Карло свое «ау» пел, конечно, не так громко, как гиббон. Но это не имело значения. Важно, что Рома его слышал! И сразу начинал волноваться от одной мысли, что где-то рядом содержат в заточении его родственника, а он с ним еще ни разу не виделся! Рома тотчас отзывался:

– А-у!

Карло, выдержав паузу, выдавал свое:

– А-у!

Рома откликался, волнуясь все больше и больше:

– Ау-ау-ау!

Карло поворачивает голову, будто прислушивается, делает глубокий вдох: – Ау! – и дальше переминается с ноги на ногу, как бы извиняясь за то, что рулада получилась короче.

А у Ромы уже возникало подозрение, что это конкурент, а может, и невеста, которой попеть как следует не дают! И тут начиналось! Ромины «ау» переходили в сложнейшие рулады: из гортани они перемещались в воздушный мешок, который у гиббона образуется во время пения. После этого начинался концерт сводного хора всех обитателей зоопарка.

Однажды, увлекшись оформлением террариума, мы заработались допоздна. И когда собрались домой, уже начинало смеркаться. Оставив коллегу сдавать ключи, я направился к выходу. На обратном пути заглянул к воронам.

В этот вечер, в сгущающихся сумерках, Карло был похож на злого духа. Он, как всегда, сидел на жердочке, почти прижавшись к своей подруге Карлуше. Похоже, они уже собирались спать, и мое появление сбило их с толку. Карло посмотрел на меня «сычом», а я ему в отместку за такой недружелюбный взгляд бросил на ходу.

– Молчишь, сыч старый! Когда говорить-то будем?

Я прошел немного вперед и вдруг услышал сзади мужской бас:

– Ну ты, козел!

Я обернулся, уверенный, что это сказал упущенный сторожами поздний и к тому же нетрезвый посетитель. Но сзади никого не оказалось.

– Карло! Ужели это ты? – Я вернулся к клетке, все еще не веря, что ворон может быть обладателем такого дремучего баса, и переспросил: – Кто тебя этому безобразию научил?

– Ты учил! Учил! Учил! – передразнивая меня, сказал ворон.

– Я тебя этому не учил!

– Учил! Учил! – произнес Карло все тем же густым басом и начал важно расхаживать по жердочке.

– Ах вот ты какой?!

– Сам такой.

– Карло! Ты ворон, а не попугай!

– Сам попугай!

– Ну, ты совсем распоясался!

Ворон остановился и, склонив голову набок, очень ясно произнес:

– Поговори со мной…

И сразу, заговорщически подпрыгнув к Карлуше и спрятав свой клюв ей под крылышко, произнес на этот раз бархатным басом:

– Поговори со мной.

Звучало все это очень необычно и странно: клюв у Карло все время был слегка приоткрыт, но совершенно неподвижен. Двигался только кадык, и ощущение было такое, что звук исходит из живота, как у настоящего чревовещателя.

Вытянув клюв из-под крыла подруги, Карло заглянул ей в глаз и повторил опять:

– Поговори со мной…

Ворона изо всех сил тужилась что-то ответить, но у нее ничего не получалось. Потом, все же собравшись с духом, она, наконец, громко каркнула.

Карло остался доволен.