Было холодно и безветренно. Снежинки, медленно танцуя, кружили в морозном утре, неспешно опускаясь на деревья, на крыши домов, на покосившуюся ограду дома старейшин, на столб, на цепь и на меня.

   Было холодно, но кожа уже почти не ощущала колючих прикосновений кружащегося в воздухе снега. Просто хотелось спать. Лечь здесь же, у столба, подтянуть колени к груди, скрутиться калачиком — и уснуть. Навсегда. Как же сладко было бы умереть, но кто же мне позволит?! Смерть — это тоже побег. А от Лунных Волков не сбегают.

   Хлопнула дверь и снег заскрипел под тяжестью чьих-то шагов. Поднять голову, чтобы посмотреть, кто пришел? Нет сил. Да и желания нет. Какая разница? Кто бы это ни был, ничего хорошего меня не ждет.

   — Поднимись!

   Цепь звякнула, когда за нее дернули, рана на шее вспыхнула ослепительной болью, и я встала на ноги, стараясь не думать, не чувствовать, а главное, не пытаться угадать, что сейчас произойдет.

   Волк был высок и красив. Наверное, красив, для кого-то другого, кто не знал, насколько сильно он похож на моего мучителя.

   — Прав был братец, — проговорил пришедший и взвесил в теплой руке мою правую грудь, — красивая и выносливая.

   — Жаль, что не моя, — обвел пальцем отметину на левом плече и сокрушенно цокнул языком, а потом потянул за цепь, подтаскивая меня к себе еще ближе.

   — Впрочем, когда ты ему надоешь... — тяжелая ладонь легла на спину и медленно поползла вниз по позвоночнику до ягодиц. — Когда надоешь, возьму тебя к себе.

   Прижался носом к затылку и тихонько застонал, втягивая в себя мой запах.

   — Пахнешь ты просто... изумительно! Ни с чем не сравнимо.

   И вдруг отпустил меня, сорвал с себя плащ и решительно накинул мне на плечи, отбросил упавшую на глаза зеленую прядь, оскалился хищно и произнес:

   — Все равно моя будешь.

   — Все равно моя будешь... — повторил едва слышно, спустя месяцы, когда я стояла у портала для перехода в Школу Добра. — Меня не обманешь.

   Он смотрел на меня злыми желтыми глазами, потирал отвратительный ожог на щеке и ухмылялся. Он знал.

   Осторожно прикрыла дверь и оглянулась на Афиногена.

   — Еще раз назовешь меня сукой, и я скормлю твои кишки бродячим собакам.

   Ангел-хранитель испуганно прижал уши к голове и попытался оправдаться:

   — Прости, но я подумал, что в кризисной ситуации тебе лучше быть злой, чем испуганной.

   Всегда лучше быть злой.

   Не говоря ни слова я достала из дорожного сундука «Откровенный костюм авантюристки», в который входила черная юбка-брюки, зеленая обтягивающая кофта, короткий плащ с утепленным капюшоном и легкие сапоги с небольшим квадратным каблуком.

   — От повозки придется отказаться, — пробормотал Афиноген, но умолк, поймав мой раздраженный взгляд, потому что в тот момент я вытащила переноску для Оливки, которую мне дядюшка Гаюн подарил.

   Рожок для кормления, запасные пеленки, Зойкин поводок. Быстрый взгляд на часы — я уложилась в шесть минут. Отлично. Еще три минуты потрачены на переодевание, минута на то, чтобы устроить Оливку за моей спиной.

   Кажется, я готова.

   — Зойка, к ноге!

   Слух обострен до предела, ноздри трепещут, выискивая опасные запахи. Я ничего не боюсь, я не боюсь никого. Я последняя рыжая волчица из древнего, как луна, рода, я буду жить свободной.

   Распахнула двери и едва не закричала от ужаса, врезавшись в твердую мужскую грудь.

   — Привет, торопыжка! — Эро ловко обнял меня за талию, удерживая на месте. — Куда собралась?

   Я не слышала его шагов, не чувствовала его присутствия за дверью, я даже запаха его не заметила, хотя он никуда не делся, он все так же мятен и свеж. Он улыбался немного устало, но искренне. И совершенно точно был рад меня видеть.

   — Ты что, призрак? — выкрутилась из кольца его рук и просочилась в коридор.

   — Еще минуту назад был живым, — хохотнул он в ответ, перегораживая мне дорогу. — А куда мы так спешим?

   — Мы не знаю, а я ухожу отсюда.

   Разговаривать с ним сейчас не хотелось, как и объяснять причины своего поступка, как и думать над тем, почему я не почувствовала его присутствия за дверью. В данный момент больше всего на свете мне хотелось удрать.

   Удивительно, но Павлик не стал больше задавать вопросов, смерил меня взглядом взволнованным, а мельтешащего за моей спиной Афиногена — раздраженным, после чего неуверенно кивнул:

   — Ладно.

   Схватил меня за руку и повторил уже более решительно:

   — Ладно. Но не думай, пожалуйста...

   Где-то на улице протяжно и громко завыл волк, а потом закричали сразу несколько человек и послышался топот ног. Зойка скосила на меня левый глаз. Явно оценивала мою реакцию на происходящее, соображая, впадать ей в панику или можно с этим пока обождать.

   Пауль сжал мою ладонь и шепотом спросил:

   — Амулет работает?

   — Нет...

   Как он узнал? Как он узнал, что чертов амулет сломался? Как он догадался, что меня вообще это тревожит?

   — Вот и отлично. Ничего не бойся. Идем! — подмигнул мне и увлек в противоположную от выхода сторону.

   Вверх по лестнице, направо, по коридору до первой двери, снова вверх...

   — Поль, ты был здесь раньше.

   — Нет, конечно! Зачем мне казарма таможенников... Тихо! Тут на цыпочках, хорошо?

   Врет. Вне всякого сомнения, врет мне. Не может человек так ориентироваться в незнакомом месте. И не человек не может. Мне бы понадобилось раза в три больше времени, чтобы найти этот путь. Хотя вру! Я бы даже искать его не стала, мне бы банально не пришло в голову, что вместо того, чтобы выйти из здания через дверь (как вариант, выбраться через окно), можно подняться на третий этаж, спуститься на первый в другом корпусе, открыть подвал, пройти мимо сводящих с ума своей изысканностью запахов и вдруг очутиться у решетки, за которой дышал ночной прохладой лес.

   И конечно же, эта решетка не была заперта.

   В абсолютном молчании — ну, это если не считать пыхтения Афиногена — мы вышли из тайного хода, а спустя минуту Эро остановился.

   — Мне надо вернуться. Пожалуйста, просто подожди меня здесь.

   — Я... — не знаю, что собиралась сказать. Кажется, собиралась возмутиться из-за того, что он командует. Или спросить о том, как нам удалось найти выход. Или поинтересоваться, где он пропадал столько времени.

   Но вместо всего этого я произнесла только короткое:

   — Я...

   И почти сразу выпала в осадок, потому что Пауль немного наклонил голову, чтобы коснуться губами моего лба, и очень тихо спросил:

   — Амулет запереть или ты пока хочешь иметь возможность обернуться?

   По-моему, мое сердце остановилось.

   — Хорошо, — Эро кивнул и еще раз поцеловал мою больную голову, — оставим все как есть. Я вернусь, самое позднее, через тридцать минут. Договорились?

   И ушел, а ко мне умение соображать только спустя несколько минут вернулось вместе с панической волной и очередным приступом страха. Он знает о том, что я полноценный волк. Совершенно точно знает.

   Это катастрофа! Я плюхнулась прямо на мокрый и грязный мох, не думая о сохранности папиного шедевра, в который была одета, и схватилась за голову. Оливка недовольно захныкала от резкости моих движений, и это меня слегка успокоило и отрезвило. Именно это, а не слова Афиногена:

   — И нечего впадать в истерику. Пауль тебе не враг.

   Не враг. Но и другом его назвать я могу только с очень большой натяжкой. Да, мы знакомы чертову тучу лет. Но что толку? Он был и остается для меня чужим человеком. Возможно, чуть менее чужим, чем весь остальной мир. Миры.

   — Ну, знает он нашу тайну... Подумаешь! Тоже мне проблема!

   — Капец! — всхлипнула я и снова схватилась за голову, на этот раз осторожно, чтобы не потревожить Оливку.