— На третьем, — дворецкий посмотрел на меня укоризненно. — Вы же знаете, Ингеборга Евпсиховна. Из этого же номера в прошлом месяце кошечка исчезла, которую вы искать отказались.

   Ой, чувствую мне эту кошечку еще лет сто вспоминать будут.

   — А киска была не из дешевых. Их сиятельство пострадавшей стороне знаете, сколько заплатил?

   Денежный вопрос игнорирую самым решительным образом. Они тут все думают, что раз я на довольствии у королевских семей нахожусь, значит у меня денег много. Ага, держи карман шире. Светлый трон с Темной короной уже вон сколько лет в «Скупой и еще скупее» играют.

   Они играют, а мы вертимся, как ужи на сковородке. Можно подумать, я в этой сувенирной лавке от хорошей жизни сижу. Хотя многие, конечно, так и думают: мол, девица с жиру бесится, вместо того, чтобы замуж выйти и детишек нарожать. А я, может быть, находилась уже замуж по самое не хочу! Я, может быть, этой каши по уши наелась, на всю оставшуюся жизнь хватит. Меня, может быть, до сих пор дрожью прошибает, стоит только любому мужчине до меня дотронуться, и неважно, нечаянно или нарочно. Нервно засунула руки поглубже в карманы юбки и ускорила шаг.

   В общем, что и говорить, и без того поганое настроение еще горше стало. Глянула на дворецкого почти с ненавистью. Дурацкий у меня характер, ничего с этим не поделаешь уже. И вроде же он не сказал мне ничего такого, а я уже накрутила себя до взрывоопасного состояния.

   На третьем этаже нестерпимо пахло свежей кровью. Она пробивалась сквозь тщательно вставленные невидимые фильтры. Я словно впитывала аромат всей кожей жадно и нетерпеливо. Сладкий. Медный. Теплый. И до онемения зубов неправильный, потому что на третьем этаже главного туристического объекта южной части Пограничья пахло эльфийской кровью и еще совсем немного человеческой. Язык оцарапался о внезапно заострившиеся клыки, и я бросила испуганный взгляд на дворецкого.

   Тот был спокоен и невозмутим. А я не могла спросить его напрямую. Ну, правда, не говорить же мне:

   — Гамлет Лирикович, а почему вы мне не сказали, что тут не только похищение, но и кое-что похуже? А главное, почему я не чувствую в замке ни одного гребаного эфора?!

   Ничего этого я, само собой, не сказала. Мало того, когда мы остановились у той самой двери, из-под которой сочился дурманящий аромат, я поняла, что дворецкий пока и сам не знает об убийстве. Он демонстративно громко прокашлялся, коротко стукнул по красному дереву двери и широко распахнул ее передо мной, объявив хорошо поставленным голосом:

   — А вот, господа, и та шона, о которой я вам расска...

   Я без труда поняла, почему дворецкий замер столбом в дверях, но не говорить же ему, что я обо всем знала еще до того, как он обнаружил тела.

   Тела... нет, это назвать телами можно было с очень большой натяжкой. Куски тел — более подходящее определение. Большие и маленькие, в основном скорее, маленькие, и везде.

   Ковер восьмого номера был плотно устелен обрывками кожи, внутренностями и осколками костей, двуспальная кровать восьмого номера была испачкана алым, на зеркальном столике и стенах — брызги крови, а на широком подоконнике клок белых, как снег волос, вместе с красной лужицей скальпа.

   Гамлет Лирикович всхлипнул и рухнул вперед, угодив лицом прямо в часть чьего-то желудка. И запах подсказывал, что желудок когда-то принадлежал женщине. Эльфийке.

   Запах...

   Окна были нараспашку, но я все равно примерно раз в пять секунд отирала губы от капающей с клыков слюны. Проклятье! Мое проклятье, что не могу никому рассказать о своей сущности. Замка проклятие — второе убийство за полгода. Дворецкого проклятие — не представляю себе, как он будет отмываться от того, в чем сейчас лежит.

   Ловко лавируя между человеческо-эльфийских останков, я добежала до окна и по пояс высунулась наружу.

   Рвало меня долго и даже болезненно. Позорище! Волчица я или где? Разве не повидала я все, что только можно было повидать, за бесконечно долгие двенадцать месяцев своей супружеской жизни? Откуда эта слабость?

   Проклиная себя за мягкотелость, я обеими ноздрями втянула в себя дурманящий запах крови. Развернулась в комнату с закрытыми глазами и даже фильтры — к чертям! — достала. И плевать на то, что три дня мигрени теперь будут обеспечены!

   Но запаха ребенка нигде не было слышно. Хотя нет... внизу, у кухни, что-то ощущалось... даже не аромат, а только намек на него, на вкус детского талька и молока, и нежной кожи, и сладкого сна.

   Рванула к дверям со всех ног, но заставила себя остановиться. Без особого труда вытащила дворецкого в коридор и без стеснения похлестала по брыластым щекам, приводя мужчину в чувство.

   Гамлет Лирикович втянул в себя воздух с такой жадностью, словно до этого лежал, задержав дыхание. И закашлялся. И испуганно заозирался по сторонам, а потом вдруг заплакал, некрасиво хрюкнув и закрыв лицо руками.

   — Это... это...

   — Это убийство, Гамлет Лирикович, — оборвала я причитания старого домового. — И вам надо взять себя в руки и вызвать эфоров.

   — Я не могу... я... Инди... Евпи... Инге... Может, вы сами, шона?

   — А может, я лучше ребенка найду, а? Интуиция подсказывает мне, что...

   Дворецкий еще раз громко всхлипнул, но поднялся на ноги и со словами:

   — Бедный, бедный малыш... — побрел по коридору в сторону графского крыла.

   Я даже ему посочувствовала немного, предвидя реакцию графа на известие о смерти гостей из восьмого номера. Немного, потому что на сантименты времени не было, боялась упустить намек на тот запах, который донесло до меня сырым осенним ветром. По лестнице почти летела. Вниз, вниз, вниз. Перепрыгивая через ступеньки и неприлично высоко задрав юбки. Торопилась, проклиная невозможность скинуть сковывающие тело тряпки. Ведь насколько было бы быстрее и проще, если бы я могла...

   В какой-то момент зарычала зло, почти забывшись и почти решившись плюнуть на все. Почти... Молоденькая горничная испуганно шарахнулась к стене, когда я вылетела из-за поворота, лохматая и расхристанная, запоздало вспомнила про дыхание и, глядя в испуганные глаза девушки, несколько раз тяжело выдохнула, зачем-то схватившись за левый бок.

   — Что-то произошло? — пискнула она, сделала осторожный шаг ко мне и почти сразу вскрикнула, указывая пальцем на подол моего платья. — Шона, а в чем это вы так некрасиво испачкались? Это что? Это кровь?

   Последнее слово она произнесла с придыханием и на всякий случай прикрыла рот ладонью и закатила глаза. Ну, кровь... Что такого? В жизни есть вещи похуже, уж я-то знаю.

   — Гамлет Лирикович велел всем собраться в нижнем холле. Из замка никому не выходить. На третий этаж не подниматься, — распорядилась я, в наглую воспользовавшись именем дворецкого. Ничего страшного, не в первый раз. Он не обидится. Еще и поблагодарит потом.

   — Кто сегодня на кухне у нас?

   Горничная недоуменно приподняла брови и ответила:

   — Соечка... А что такое?

   Значит, Соечка... Отвечать не стала, отвернулась от девушки и направилась к пищеблоку.

   Нос уже даже не пощипывало. Он горел и пульсировал от обилия всевозможных запахов. И ничего нельзя было с этим поделать, вот что самое поганое. Попыталась абстрагироваться от неприятных ощущений и от начинающейся головной боли заодно, полностью уйдя в размышления. Что нам дает информация о том, что кухней сегодня руководит Соечка? А фиг его знает! Видимо, ничего, если не считать того факта, что при фейке ни один поваренок, ни одна посудомойка, ни один кухонный служка не рискнет покинуть рабочее место. Очень интересно.

   Нарезала несколько кругов по хозяйственному двору, держась поближе к кухне, но след, который всего несколько минут назад был тесно переплетен с запахом тушеной утки и медово-чесночного соуса, теперь настойчиво звал в лес. Бежать туда или все-таки сначала с Сойкой пообщаться. Я уже совсем было решила остаться, но тут от деревьев вместе со свежим порывом ветра до меня долетел ванильный запах детского талька — и я больше не раздумывала.