Удрученный князь Березов принес эти известия княгине, чье нервное состояние начинало вызывать серьезное беспокойство.

Выжидать! Дожидаться, пока бандиту не наскучит подвергать ее пыткам!..

Этот человек — чудовище.

Значит, у него нет ни души, ни сердца?.. Он затаил злобу на богатых людей и наслаждается, заставляя их страдать. Очевидно, он сам много выстрадал и теперь жаждет отплатить той же монетой.

Конечно же он не знает, что княгиня сама вышла из простонародья, но по-прежнему осталась доброй, простой, самоотверженной… Она не только не стыдилась своего низкого происхождения, она гордилась им. И постоянно занималась благотворительностью, тем более ценной, что все благие дела совершались анонимно. Жермена никогда не забывала о тех, кто страждет от голода и холода, кого душит нищета.

И именно этой образцовой супруге, преданной матери, богатой, но исполненной всевозможных добродетелей женщине теперь разрывали сердце!

Даже ее слуги, нередко склонные ненавидеть своих господ, жалели ее.

Благодаря газетным репортерам, не гнушавшимся ничем, прошлое княгини Березовой, урожденной Жермены Роллен, было предано огласке. В нем не было ничего зазорного, однако все романтические перипетии ее судьбы стали теперь достоянием широкой публики.

Очень не хватало Жермене и ее средней сестры Берты, разлука с которой обещала быть продолжительной.

Берта по любви вышла замуж за простого типографского рабочего, человека бедного и одинокого, который позднее чудом нашел свою мать. Бедный подкидыш, найденный на ступеньках театра «Бобино», был назван Жаном Робером, по кличке Бобино.

В результате чудесной случайности молодой человек обрел не только мать, но и высокое общественное положение.

Парижский сирота Бобино оказался законным сыном графа де Мондье, убитого злодеем во время своего путешествия в Южную Америку. Во время поденной работы в типографии Бобино грезил таинственными дальними странами, путешествиями за моря и океаны.

Унаследовав состояние отца, новоиспеченный граф решил воплотить в жизнь то, что ранее представлялось ему лишь пустыми мечтами.

Молодой человек задумал разыскать место погребения отца на кладбище одного южноамериканского городка и перевезти прах во Францию.

Он также вознамерился найти в консульских хранилищах архив отца, в который покойный вложил всю душу, — карты, рукописи, документы, заметки и дневники. Часть этих бумаг убийца оставил около мертвого тела.

Бобино поделился планами с женой, и та, энергичная и решительная парижанка, всем сердцем одобрила его.

Вот уже три месяца супруги Робер, как школьники на каникулах или влюбленная пара в медовый месяц, меряли шагами бескрайние цветущие луга тропической зоны.

Никто, а менее всего они сами, не знал, когда супруги вернутся — указателем этим фантазерам служила магнитная стрелка компаса.

Бобино слал Михаилу и Жермене необычайно живописные, проникнутые местным колоритом письма, одно из которых, отправленное из Бразилии, дошло до князя в самый разгар катастрофы.

У князя комок стал в горле, на глаза навернулись слезы.

— Ах, бедный мой Бобино, — прошептал он, — если бы ты только был с нами… Ты, столько раз спасавший нас когда-то…

Свершилось! Мария была спасена.

Она уже могла говорить, есть легкую пищу, слушать, когда ей читали книгу.

До сих пор девушка балансировала на грани жизни и смерти и никто не знал, что возьмет верх.

Благодаря достижениям медицины, благодаря усилиям интерна, в течение недели затаив дыхание внимавшего каждому удару ее сердца, жизнь восторжествовала.

Это было настоящее воскрешение из мертвых.

В особняке Березовых вспыхнул маленький лучик радости, когда профессор Перрье заявил Михаилу и Жермене:

— Ручаюсь, она будет жить!

У князя, влачившего существование между полубезумной женой и пустой, как оскверненная могила, детской колыбелью, вырвался долгий вздох облегчения.

Он обеими руками сжал руку врача и от всего сердца воскликнул:

— О, благодарю, благодарю вас, друг мой!

Бледная улыбка тронула бескровные губы княгини, она прошелестела:

— Бог не совсем отвернулся от нас… Моя сестра жива… Доктор, милый мой доктор, не нахожу слов, чтобы выразить вам свою признательность.

— Но, княгиня, я ничего или почти ничего не сделал для нашей дорогой Марии. Даже в том, что касается переливания крови… Я лишь принес хирургический инструмент и применил профессиональные навыки. Пусть ваша благодарность устремится по верному адресу и достанется тому, кто ее действительно заслужил.

— Господину Людовику Монтиньи, вашему ассистенту, — молвил князь.

— Который отдал свою кровь, опыт, неусыпные заботы, словом, в некотором роде вдохнул жизнь в вашу сестру, княгиня. Поверьте, как ни высоко я всегда ценил щедрость души и ясность ума этого молодого человека, но здесь и мне пришлось удивиться.

— Друг мой, отныне он тоже станет нам другом.

— Совершенно справедливо! И, заметьте, он принадлежит к редкой в наше время породе людей! Но хватит об этом. Я хочу поговорить о вас, княгиня.

Жермена уже вновь успела погрузиться в тягостную дремоту.

— У вас есть какие-нибудь новости? — очнувшись, прошептала она.

— Увы, нет. И речь сейчас пойдет не о вашем дорогом малыше.

— А о ком же? — В ее голосе послышался упрек.

— О вас, дитя мое.

— Обо мне? Эка важность!

— Жермена! — с болью вырвалось у князя.

— Ах, друг мой, я должна была сказать «о нас». Ведь кем мы с вами теперь стали без него, без нашего ангела? Два страдальца, два разбитых сердца…

— Мадам, — серьезно, почти сурово оборвал ее доктор, — вам надо вновь обрести мужество и энергию, отличающую самых закаленных людей, ту самую энергию, благодаря которой вы стали женой человека, которого любили и любите. Не находя этой силы духа в княгине Березовой, я апеллирую к Жермене Роллен.

— Сжальтесь, доктор! — воскликнула Жермена, и краска схлынула с ее лица.

— Я спасу вас вопреки вашей собственной воле! — твердо продолжал профессор, решивший достучаться до этой оцепеневшей души. — Что, разве вы больше не та Жермена, не та неустрашимая женщина, которая не убоялась злодея…

— Ах, вы убиваете меня…

— Которая защищала свою честь, как львица детенышей…. Которая благодаря своему мужеству и силе вырвалась после отчаянной борьбы из когтей злодеев, чьи имена я даже не хочу упоминать…

— Ах, если б я могла…

— Вы можете. Стоит лишь захотеть. Тогда вы навсегда останетесь той, кто так боролась за свою любовь, преодолела помешательство, вернула разум тому, кто вас любит…

— О да, доктор, да.

— Я совершенно в вас уверен… Вы та самая героическая женщина, стрелявшая в злодея, покусившегося на жизнь князя и готового совершить все новые и новые преступления.

— О Боже, что мне следует сделать?

— Перестать стенать, перестать жаловаться. Не давать расстроенным нервам возобладать над вами.

— Но ведь меня уничтожили, повергли во прах…

— Надо обуздать ваши нервы. Усилием воли вернуть себе дееспособность, снова стать сильной, какой вы были прежде. Вы сможете это сделать!

— Я попытаюсь, доктор…

— Скажите себе: я этого желаю! Я хочу найти моего Жана и в случае надобности пожертвую жизнью, чтобы увидеть его вновь.

— Вы правы, доктор… Я проявляла малодушие.

— Нет, княгиня. Вам нанесли страшный удар, который мог убить вас. Теперь вы реагируете на него восстановлением моральных сил.

— Я сразу же должна окунуться в самую гущу событий, не так ли, Мишель?

— Да, Жермена. Мы будем сражаться, как когда-то. Но теперь мы не безоружные бедняки, ничего не имеющие за душой. Мы богаты, сильны, одержимы целью…

— Мы сами начнем действовать, потому что вся эта полиция, все эти судейские крючкотворы не достигают цели и разрывают нам душу своими проволочками.

Воодушевленная княгиня преобразилась, она стала неузнаваема.