Роббинс дернулся, ойкнул, опрокинул стакан с карандашами, засуетился…

Роза послала мне укоризненный взгляд и наклонилась, помогая ему собрать рассыпавшиеся мелочи.

Бедняга художник совсем растерялся, так близко узрев роскошный бюст Розы. Он машинально пытался собрать карандаши, но сложно делать это не глядя, а оторвать глаза от пленительного зрелища он был не в силах.

— Роза, — не выдержала я этого издевательства, — пойдем. У меня еще куча дел.

Она послушно встала, а у Роббинса сделалось такое лицо, будто он вот-вот заплачет.

— Мы как-нибудь еще зайдем, — пообещала я, сжалившись. — Проведу экскурсию. Ну и вдруг опознавать придется?

— О! — лицо художника просветлело. — Конечно-конечно! Буду ждать. Вот.

И проводил Розочку влюбленным взглядом…

— Зачем было его очаровывать? — вздохнула я, выйдя на крыльцо.

— Мне было скучно, — надула губы Роза. — Ты ушла с этим следователем и… кстати, а он милашка!

Не сдержавшись, я фыркнула. «Милашка», надо же!

— Не заметила, — сдержанно ответила я.

— Ну как же! — Роза округлила зеленые очи и сложила руки перед грудью. Конвоиры, впихивающие задержанного в «воронок», застыли, как околдованные. — У него такие глаза! Такие теплые, завораживающие, и цвет… Как трюфеля, вот!

Роза мечтательно улыбнулась, и задержанный длинно присвистнул, а конвоиры едва не закапали слюной тротуар.

— Ой, — сестренка опомнилась и преувеличенно смущенно потупилась. — Извини, оно само как-то получается.

Я только вздохнула. По правде говоря, Роза действительно не виновата. Если уж кто и виноват, так это мама, хотя сама она считает, что ей просто не везло в любви…

Отправив Розу домой, я решила сделать обход. Собиралась ведь навестить троллей, а заодно заглянуть к тихому алкоголику-водяному, проведать лежачую бабулю Сабрину, выяснить, как дела у Волосатой Мэг…

Я с удовольствием прошлась по знакомым улочкам. Есть какая-то неизбывная прелесть в частном секторе. Каждый дом, каждый участок имеют свой характер. Они не выстроены по ранжиру, не выдержаны в одном стиле, — пестрые, своеобразные, в разноцветье садов и цветников.

Настоящий оазис сонной сельской жизни посреди шумного промышленного города…

На пересечении Абрикосовой и Виноградной пристроился небольшой круглосуточный магазинчик со всякой ерундой (а заодно и куда более востребованным алкоголем) и банкоматом, который уже прилепили на место. Только пятна свежей штукатурки выдавали недавние события.

Я доброжелательно поздоровалась с курящей на крыльце дебелой продавщицей, которая при виде меня попыталась изобразить саму невинность. Можно подумать, я не в курсе, что она продает самогон! Но поймать за руку ушлую продавщицу никак не удавалось (да я и не сильно старалась, зная, что свято место пусто не бывает).

А вот на другие нарушения я глаза не закрывала, и потому напомнила о давнем грешке:

— Надеюсь, больше вы алкоголь несовершеннолетним не продаете, Ника?

— Ни-ни! — вытаращилась она. — Чтоб мне лопнуть! Одного штрафа с меня за глаза!

Я улыбнулась и вдруг вспомнила, что напрочь кое о чем позабыла:

— Более-менее приличный торт есть?

— Уж извиняйте, — она развела руками. — Ни тортов, ни пирожных не держим. Портятся быстро. Печенье хотите?

— Хм, — печенье мне не годилось, и я спросила со слабой надеждой: — Шоколад? Конфеты?

— Не-а, — для убедительности она покачала лобастой головой, и вдруг просветлела: — Мороженое есть! Хорошее. Хотите?!

— Ну, — я заколебалась, потом махнула рукой. — Ладно, давайте.

Хм, зато оригинально!..

Дом троллей больше походил на груду разновеликих камней в окружении хмурых елей. Звонка у них сроду не было, так что пришлось по старинке кричать от калитки:

— Хозяева! Эй, хозяева!

Голос у меня звонкий, к тому же сразу подхватили все окрестные собаки.

— Чего надо? — недовольно отозвался откуда-то из глубины дома хмурый голос. — Кого принесло?

Горным троллям яркий солнечный свет не особо приятен, так что я не удивилась, что никто не вышел меня встречать.

— Анна Стравински! — крикнула я как можно громче. — Домовой!

— Ой, — голос засмущался и умолк. Потом опасливо уточнил: — А что мы сделали-то? Мы тихо!

— Ничего, — я улыбнулась, сообразив, что обитатели дома сочли мой визит следствием очередной жалобы мадам Цацуевой. Кстати, надо ее тоже проведать как-нибудь… — Я поблагодарить пришла!

— Чего?! — не поверил голос.

— Спасибо сказать! — уже нетерпеливо крикнула я. Переминаться перед калиткой надоело, к тому же мало приятного торчать на солнцепеке. — За того зомби!

Кажется, теперь тролли всерьез озадачились.

— Ну, заходите тогда, — хрипло разрешил старший, Грендель.

Я осторожно толкнула калитку и направилась к дому, обитатели которого расположились на бревнышке в тени деревьев. Вместо стола они приспособили здоровенный валун, так что отдыхали даже с удобством.

— Спасибо вам, — сказала я серьезно. — Вы мне очень помогли.

— Пожалуйста, — вежливо прогудел воспитанный младший, Хельги.

— Да чо уж там! — отмахнулся старший. — Мы ж того… завсегда!

Тролль-мама только одернула замызганный передник и отрывисто кивнула.

— Вот, это вам от меня, — наклонившись, я положила на камень пакет. — Понимаю, что вы больше обрадовались бы алкоголю, но…

Я развела руками. Нельзя поощрять пьянство, тем более что младший по их меркам еще несовершеннолетний (именно за продажу водки ему я упрекала продавщицу).

— Да мы понимаем, — махнул рукой старший и кивком разрешил младшему взять подарок.

— Ой! — совсем по-детски обрадовался младший, обнаружив внутри уже чуть подтаявшее мороженое. — Нам?!

И посмотрел с такой надеждой, что мне стало неудобно.

— Вам, — и отступила, чтобы их не смущать. — Спасибо еще раз и до свидания!

Напоследок я была вознаграждена сюрреалистическим зрелищем: три великана с рожками в лапах аккуратно лижут холодное лакомство…

Все еще посмеиваясь, я направилась дальше.

Путь мой лежал сначала к водяному, проживающему в пятом доме по улице Абрикосовой. Хотя дома как такового не было: домовладение состояло из пруда под сенью двух ив и старой пляжной кабинки.

В искусственном водоеме жильца не оказалось. Конечно, он мог прятаться в придонном иле (вода была мутной и пованивала тиной), но я его уже знала.

— Ихтиар! — окликнула я, остановившись в тени ивы. Солнце уже ощутимо припекало. — Вы дома?

Вопрос был риторический.

— Конечно, — проворчал водяной, не показываясь на глаза. В дальнем углу участка, за кабинкой, прямо в землю была вкопана старая чугунная ванна. Наверняка он прятался именно там. — Где мне еще быть? Мне же некуда пойти! Таких, как я, нигде не жалуют…

Я тихо вздохнула и закатила глаза. Так и знала — водяной снова «нырнул в омут отчаяния», как он это называл, когда на него находил поэтический слог. А, по-моему, это тривиальный запой.

Нужно его подбодрить и развлечь.

Домовые ведь не только за порядком присматривают! Мы и конфликты решаем, и признания выслушиваем, и советы даем. К нам бегут со всеми заботами — хоть котенок на дереве застрял, хоть сосед по утрам шумит перфоратором, хоть сестры жениха не поделили…

— Что вы говорите! — запротестовала я привычно. — Я ведь не раз приносила вам приглашения. Вас звали в аквапарк, а еще предлагали работу сторожа в городском пруду. Вы же имеете право на трудоустройство по программе адаптации малых волшебных народов!

Когда-то мы, люди, незваными гостями пришли в эти земли — и за неполную сотню лет вытеснили или перебили прежних хозяев. Зато последние полвека активно каемся и рвем на себе волосы, так что их теперь даже на госслужбу охотно берут.

Поймав себя на этом «мы, люди», я хмыкнула. Все же воспитание сильнее крови.

— Глупости, — он душераздирающе вздохнул, плеснула вода, и наконец из-за ивы выглянул коренастый мужчина с длинными спутанными волосами. — Я одинок! Да, одинок… Даже поговорить не с кем! И выпить…