— Полагаете, Стэлла могла… хм, столь бесцеремонно обыскивать данное жилое помещение? — осведомился Мердок, бесшумно возникнув за моей спиной. — Или это дело рук похитителя?
Хотелось бы мне знать, как в такой неудобной одежде и обуви он умудряется передвигаться столь бесшумно?!
— Сомневаюсь, — откликнулась я, кивнув на взрезанные крест-накрест подушки кухонного уголка. — При всех своих… перегибах она не стала бы портить вещи.
— Согласен, — рассеянно отозвался Мердок, скользнув взглядом по перевернутой вверх дном кухне.
Казалось, здесь заглянули в каждую щель, в каждую кастрюлю, в отсеки бытовой техники. Даже рулон бумажных салфеток распотрошили!
— Интересно, а сколько комплектов ключей от дома? — задумчиво спросила я, носком туфли поддев какую-то цветастую тряпку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась впечатляющих размеров фартуком в ромашках и сердечках.
Мердок нахмурил брови.
— Любопытный вопрос. Надо бы ознакомиться с протоколом осмотра места происшествия.
— Да уж, — поддакнула я, — помню, о кое-каких украденных ценностях речь шла. Но такой капитальный шмон?..
Мы бесцельно побродили по дому. Глупо искать что-то, ускользнувшее от столь внимательных взломщиков, однако Мердок честно попытался.
И предсказуемо не обнаружил ничего интересного. Разве что меня порадовала папочка с аккуратно подшитыми доносами, которую я тут же сцапала.
— Почитаю на досуге! — объяснила я на вопросительный взгляд Мердока.
Тот лишь плечами пожал, очевидно, не разделяя моего интереса. Цацуеву похитили явно не из-за этих кляуз, иначе воры не оставили бы их здесь.
— Полагаю, с учетом новых обстоятельств необходим повторный допрос госпожи Рачковской, — заметил он, разглядывая цветочные горшки, в которых дотошные воры тоже явно порылись.
— Да уж! — поддакнула я. Подозреваю, что это она понаписала те гадости о нас с Мердоком. Больше просто некому. — Кстати, она утверждала, что мадам Цацуева инсценировала похищение… Хотя сама сразу примчалась, между прочим.
— Вот именно, — подхватил Мердок. — Посему хотелось бы узнать, не она ли организовала это все. — Он обвел рукой бардак вокруг. — А если нет, то не причастна ли сама Цацуева к деяниям Кукольника?
Я поморщилась — ох уж эта высокопарная и густо пересыпанная канцеляритом манера речи! — и согласно кивнула.
— А… — начала я, но договорить не успела.
Настойчиво задребезжал звонок — снова и снова.
— Я посмотрю, — одними губами пообещала я и, крадучись, прошла в спальню, откуда был отличный вид на улицу.
С трудом заставила себя не отвлекаться на разглядывание монументальной кровати с башней вышитых подушек и осторожно отодвинула занавеску.
Кто там у нас?
Надо же! На ловца и зверь бежит!
— Сестра! — кратко сообщила я Мердоку, выглянув в коридор.
Он коротко кивнул и исчез.
Снаружи звякнул засов калитки, раздался взволнованный женский голос, затем приятный баритон Мердока.
Я вышла как раз вовремя, чтобы встретить их в прихожей.
— Здравствуйте! — как-то нервно поздоровалась Птица Говорун, одернув украшенную аппликациями длинную жилетку.
Выглядела она по-прежнему несуразно: аппликации эти, больше похожие на заплатки, бесформенная юбка до пят, которую она нервно теребила, небрежно прихваченные заколкой волосы и мазок неуместно яркой помады на губах.
Со вкусом у нее не очень. Или это я ничего не понимаю в модных тенденциях?
Я, как и бабуля, придерживалась строгой классики. А вот мама с сестренкой предпочитали одежду поэффетнее…
Вспомнив лицо Мердока при виде Розочки в пеньюаре, я улыбнулась.
И, похоже, Птица Говорун как-то неправильно поняла эту улыбку.
— Я тут не причем! — взвизгнула она, затравленно отступив на шаг. — Я же не знала, можно ли вам доверять и…
— Будет лучше, если вы все расскажете по порядку, — предложил Мердок мягко. — Можем пока выпить кофе… — и поправился: — если сумеем его найти.
Она сглотнула и пообещала сбивчиво:
— Я расскажу! Все, что знаю… но я мало что знаю.
Мердок кивнул, усадил ее на чудом уцелевшую табуретку и остановился напротив.
Я понятливо зарылась в шкаф.
Удалось найти и уцелевшую банку молотого кофе, и чашки, и даже конфеты.
Я варила кофе, краем уха прислушиваясь к откровениям Птицы Говорун.
— Я… — начала она, глубоко вздохнув. — Поймите, я не рассказала сразу, потому что не могла вам доверять.
— Почему? — удивился Мердок, присел прямо на столешницу и качнул ногой в безупречном ботинке.
Магия позволяла сохранять обувь идеально чистой, но заклятия для этого вплетались еще на стадии выделки кожи, так что стоило это… В общем, позволить себе такие излишества могли немногие. Проще уж по старинке, щеткой и кремом.
— Ну… — она еще раз вздохнула и решилась: — Ната говорила, в этом замешаны полицейские.
Я даже обернулась. На желтоватых щеках женщины рдел румянец, пальцы взволнованно сжимались и разжимались, как птичьи когти, а глаза горели какой-то мрачной решимостью.
Она совсем не походила на себя прежнюю — язвительную и неприветливую. Похоже, сейчас она на грани истерики, если еще не переступила эту грань.
— Любопытно, — заметил Мердок, как-то зримо подобравшись. — В чем именно?
— В истории Кукольника! — ляпнула она, и я чуть не просыпала кофе мимо турки.
— Она называла имена? — продолжил Мердок, прищурив внимательные темные глаза.
А я отвернулась, чувствуя, как колотится сердце. Неужели мы напали на след?!
И занялась плитой, вполглаза наблюдая за допросом.
— Нет, — призналась Птица Говорун, кажется, с облегчением. — Понимаете, Ната позвонила поздно ночью, я уже спала и спросонья могла что-то упустить. Но имен она точно не называла. Говорила только что-то про архив Пети… Петя Беликов — это ее бывший муж.
— Это нам известно, — уверенно кивнул Мердок, словно мы это раскопали давным-давно, а не случайно выяснили только сегодня. — Продолжайте.
— Да нечего особо продолжать, — передернула плечами она. — Сестра сказала, что будет мне горячий материал… Ну сейчас я о светских событиях пишу, но…
— Но раньше вы специализировались на громких расследованиях, — подсказал Мердок негромко. — Я читал ваши старые статьи. Ведь Беликов охотно делился с сестрой жены кое-какими… хм, любопытными фактами. Так?
— Ну да, — она нервно хохотнула. — У нас договоренность была. Петя помогал мне, а я ему.
Я чуть не присвистнула, убирая турку с огня. Надо же! Интересно, чем ее так прижали? Ведь не просто писать перестала — забилась в глушь, в провинцию!
— А затем его привлекли к уголовной ответственности, — Мердок внимательно за ней наблюдал, — вы испугались и сбежали?
— Да, — прозвучало совсем тихо. И она повторила громче, с вызовом: — Да! Я и о пропаже Наты болтать боялась! Сначала сглупила, вызвала полицию, но потом поняла, что к чему. А я же тоже жить хочу!
А ведь выложи она все сразу, мы бы сэкономили кучу нервов, сил и времени.
— Разумеется, — заметил Мердок прохладно. — Итак, вы утверждаете, что Цацуевой было известно о причастности к деяниям Кукольника кого-то из полицейских?
— Да! — торопливо, решительно подтвердила она.
— Попытайтесь вспомнить точную формулировку, пожалуйста.
Я примостила на столе чашки с кофе и встала рядом с Мердоком.
Она задумчиво склонила голову к плечу и проговорила:
— Ната сказала, кто-то из полицейских чинов.
— Именно так? Чинов? — уточнил Мердок, вперив в собеседницу острый взгляд.
Она кивнула.
— Я же журналист, — передернула плечами она, обеими руками взяв чашку, — такие вещи запоминаю, понимаете?
— А она не уточняла, о нашем ли райотделе шла речь? Или, скажем, об области?
— Вроде бы о вашем, — с сомнением протянула журналистка. — Да, точно! Она еще говорила, что хочет сама на него посмотреть. Завтра, мол, специально сходит, все равно к домовому зайти собиралась.
Мы с Мердоком переглянулись. Все совпадало!