Друг. Любовник. Жених. Воздыхатель.

Учитель.

Находясь при дворе с малолетства под опекой отца — влиятельного галеция, правой руки естийя, он познал себя в интригах и заговорах, но именно любовь к экспериментам, именно магия как наука, увлекали его пуще других авантюр. Эту любовь он тоже унаследовал от своего родителя, который погиб, желая открыть очередной секрет.

Собственно, эта авантюра и привела мужчину в Академию Проклятых. Естием он был сослан сюда в наказание, которое наказанием являлось едва ли. Галеций вновь занимался познанием всех скрытых глазу граней магии, у него снова была лаборатория — в его личном столичном особняке, и он снова был свободен в своих решениях.

Почти свободен, все же имея некоторые ограничения.

Потому что естию не меньше, чем Истолу хотелось открыть секрет, над которым лучшие маги бились веками. Бились и умирали, не имея возможности покинуть пределы дворца. К своим секретам естий относился с особым усердием.

Открыв кольцо портала, мужчина сделал шаг и вышел уже в кабинете своей матери. Он даже не помнил, когда в первый раз овладел заклинанием открытия перехода. Должно быть, ему было лет пять или шесть — дар у него прорезался рано, а в совершеннолетие как и положено закрепился. Теперь он открывал порталы, тратя на это дело всего мгновение.

— Истол? Что привело тебя в мой кабинет? — поправив очки в тонкой оправе, магесса Вантерфул едва ли отвлеклась от документов, на которые ежедневно тратила часы своей жизни.

Попечители требовали отчеты за каждую копейку, поэтому работы у женщины хватало всегда. Там, где одновременно находится столько студентов ежедневно что-то происходит.

Не удостоив мать объяснениями, мужчина обронил всего одну фразу:

— Она нужна мне.

Магесса Вантерфул запросто могла бы сделать вид, что не понимает, о чем толкует ее сын. Она могла бы выставить его из кабинета, потому что он был хозяином на их землях, но не в ее академии, но вместо этого женщина отложила документы, непримиримо сложила руки на груди и прямо взглянула в темно-синие глаза.

— На твоем курсе есть другие одаренные, ты сам говорил. — заметила она как бы между прочим.

— Ты не понимаешь, мама. Я впервые видел, чтобы чья-то сила была настолько объемной, переполненной. Павлиция Бендант — сосуд с чистейшей магией.

— Снова твои увлечения? — магесса недовольно нахмурилась. Она никогда не разделяла пристрастия сына и покойного супруга. — Тебе напомнить, чем они закончилось в прошлый раз? Ты едва не женился на оборванке, которая желала твои деньги больше тебя.

— На этот раз все по-другому. — твердо произнес мужчина и все-таки занял свободное кресло у рабочего стола матери. — Я уверен, что Павлиция знает о своем даре больше, чем говорит…

Жестом руки борвав речь сына, который, кажется, вновь помешался на своей идее, магесса призналась, проговаривая каждое слово с нажимом:

— Я не могу дать ей работу в академии. Галеций Фалдруд ясно дал понять, что работы эта девочка не найдет ни в академии, ни за ее пределами в столице. Боюсь, что по истечении трех недель она не сможет оплатить свое проживание. Не уверена, что после этого она станет и дальше посещать академию, а значит, ее дар заблокируют как не поддающийся контролю.

— Тогда я сам буду платить ей жалование.

Не это глеция ожидала услышать от своего сына. А впрочем, с детства было видно, что от отца он унаследовал гораздо больше, чем от нее.

— Ты зря упрямишься.

— А если она и есть тот самый элементаль? — тон мужчины стал серьезным, холодным, почти ледяным.

Маска увлеченного преподавателя покинула его лицо, выпустив наружу аристократа до мозга костей. В молодости, когда ее супруг становился таким, на Анидру накатывал страх. Но вскоре этот страх превратился в волнение и трепет. В объятиях супруга она всегда ощущала себя маленькой девочкой, купаясь в его опеке, в его заботе, в его страсти и любви.

С возрастом на этот тон, на этот взгляд, пробирающий до костей, у нее выработался иммунитет. Несносный мальчишка вырос на ее глазах, и она прекрасно знала все эти жесты и взоры, скопированные им у отца.

На нее они больше не производили должного впечатления.

— Ты говорил так в прошлый раз, Истол.

— У Амеджии не было самовосполняющегося резерва. — продолжал мужчина упираться. — Если Павлиция элементаль…

— Ты все равно не откроешь сокровищницу Падшего Естийя. — оборвала она его мечтания, которые он считал не иначе как целью. Труднодостижимой, но целью. — Тебе нужно четыре элементаля.

— Но если она элементаль, это будет означать, что существуют и другие.

— И что тогда? — магесса повысила голос.

— В таком случае я их найду. И… — поразмыслив над тем, чего действительно хочет, Истол принял очередное решение. Кое-что мешало ему наладить с Павлицией более близкие отношения. — Уничтожь документы касаемо ее наказания. В ее личном деле их быть не должно.

Лист бумаги, вылетевший из папки, сгорал в пламени матери за его спиной, когда он покидал кабинет. Покидал он его с четким планом действий. Привыкший полностью контролировать свою жизнь, он заранее расставлял по полочкам каждый свой шаг.

Деньги… На его кошелек оплата жалования для студентки никак не повлияет, но если его финансовая помощь студентке поможет задержать ее подле него, он готов был расщедриться и на более крупные суммы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Если она все же элементаль… Это меняло ровным счетом все. И в первую очередь его планы на Павлицию.

— Павлиция! — гневный оклик не остался для меня незамеченным.

Туман перед глазами рассеялся, пугающие образы растворились, уступая место реальности. Здесь — в этой реальности, преподаватель Вантерфул энергично встряхивал меня за плечи, как ни странно по-прежнему преклоняя передо мной одно колено. Лицо мужчины казалось посерело, а широкие брови, что встретились у переносицы, навевали мысли о том, что куратор зол.

— Не кричите, пожалуйста. — губы меня едва слушались.

Высохшие, сейчас они с трудом размыкались, словно прилипнув друг к другу.

— Наконец-то… — гулко выдохнув, мужчина стремительно поднялся.

Его шаги по белой плитке были резкими, нервными, порывистыми. Открыв стеклянную дверцу шкафа, он какое-то время что-то искал, неуловимо напоминая свою мать.

Сосуд из прозрачного стекла поймал неровный магический свет, стоило преподавателю достать его с верхней полки. Жидкости в нем было едва ли на треть. Мутноватый рыжий цвет абсолютно не вызывал доверия.

До сих пор переваривая увиденное, я продолжала отупело молчать. Видение так и не случившегося поцелуя исчезло, оставив меня в растрепанных чувствах. Увидев куратора, я продолжала испытывать всю ту гамму от страха до волнения и расстаться с этими ощущениями было не так-то просто.

Учитывая, что к ним еще и замешательство добавилось.

Мне хотелось спросить, что это было, но привычное недоверие не давало раскрыть рта. А вдруг я схожу с ума? Вдруг моя сила или оба моих дара действительно опасны?

В первую очередь я хотела послушать, что скажет мне преподаватель. Должен же он как-то прокомментировать произошедшее.

Отмерив полную мензурку ржавой гадости, куратор передал ее мне.

— Лучше залпом. — произнес он, зная об этой жидкости значительно больше моего.

Пить гадость откровенно не хотелось. Об этом наверняка говорил мой взгляд, что заставило куратора объяснить происходящее:

— Помогает прийти в себя, проясняет ум.

Я с подозрением прищурилась. Нет, ну серьезно. А вдруг это зелье правды? Так рисковать я точно не могла.

Тяжелый вздох, стремительный выпад и вот мужчина уже сделал глоток прямо из сосуда, вновь закупоривая его.

Оттягивать неизбежное и дальше я смысла не видела. Это могло обидеть галеция.

Зажмурившись, задержав дыхание, я опустошила мензурку и тут же мысленно вспомнила все ругательные слова, которые знала. Рот стянуло так, будто я съела неочищенный лимон, а на глазах выступили слезы. Пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы просто выдохнуть.