— А, здесь появились ребята в синей форме, — сказал он. — И Станислаус Оатс возглавляет расследование. Ну что ж, нам наконец-то повезло.

Выслушав рассказ своего сына, Фезерстоун-старший выдержал подобающую паузу, а потом встал с кресла и медленно прошелся по своему большому офису. Когда он вернулся на место, его необычайно красивое лицо выражало глубокое сожаление. Кроме него, Маркуса и Кемпиона в комнате никого не было, и молодые люди, услышав слова, которые он произнес совершенно спокойным тоном, испугались.

— Итак, это произошло, — сказал он. — Я все ждал, когда же напомнит о себе дурная кровь. Я занимаюсь адвокатской практикой в течение сорока семи лет, и это случилось только в самом конце. Ну, что ж, днем я повидаюсь с миссис Фарадей. Вы говорите, что она прекрасно владеет собой? Это удивительная женщина — и она всегда была такой. Ее ум все так же проницателен, как раньше, но я боюсь, что в ее душе не осталось уже никаких чувств — разве что по отношению к твоей девочке, Маркус. Неприятное дело… очень неприятное дело.

Он остановился перед одним из больших окон и посмотрел вниз, на Риджент-стрит. Свет, падающий на его лицо, еще сильнее подчеркивал благородство его черт. Своей красоте, предмету тайного тщеславия, мистер Фезерстоун был в значительной степени обязан многими годами успешной практики. Теперь, в возрасте семидесяти лет, он был высоким седовласым и седобородым старцем с внешностью пророка. Его глаза были такого же холодного стального цвета, как у его сына, и многое, что происходило перед его глазами, он не мог как следует разглядеть, потому что упрямо отказывался от очков. Он неожиданно обернулся к молодым людям.

— Вы, конечно, не помните старого Фарадея, — сказал он. — Ему сейчас было бы — погодите — больше ста лет. Он был самым старшим в большой семье, и единственным членом семьи, в ком было что-то путное. Все другие сбились с истинного пути. Джон был ученым человеком. Все, что было в нем хорошего, ушло в науку. А жена была его полной противоположностью. Она была умной, в то время как он был ученым — не смешивайте эти два качества. — Он помолчал и медленно заговорил снова: — Я не думаю, что она его совсем не любила. Она питала к нему огромное уважение, и его положение в обществе стало для нее своего рода фетишем. Даже теперь, когда я бываю в этом доме, я всегда боюсь по ошибке усесться на его желтый стул, стоящий в библиотеке.

Кемпион посмотрел вопросительно, и Маркус объяснил ему, в чем дело.

— Я должен вас предупредить, — сказал он. — В библиотеке в «Сократес Клоуз» стоит большой стул, обитый желтой парчой. Берегитесь его, как чумы. Этот стул принадлежал старому Фарадею, и насколько я знаю, на него никто ни разу не садился после его смерти, в особенности в присутствии миссис Фарадей. Для неосторожных людей он является самой настоящей ловушкой. На него следовало бы повесить бирку. Но, к счастью, они пользуются этой комнатой только в самых торжественных случаях.

— Я сделаю себе пометку о подстерегающей меня желтой опасности, — сказал Кемпион.

Старый Фезерстоун повернулся к молодому человеку, проговорившему эту фразу, и его взгляд выразил сомнение.

— Послушайте, Кемпион, — сказал он. — Я не знаю, какую пользу собирается извлечь из вас миссис Фарадей. Я не знаю также, что вы собираетесь для нее сделать. Мой опыт, и опыт любого другого человека в отношении подобных дел говорит о том, что единственный способ достигнуть удовлетворительного результата — это придерживаться рутинных, обычных методов. Никакие любительские ужимки и скачки никогда не приносили никакой пользы.

Кемпион воспринял это беспочвенное оскорбление, как наивысшую похвалу. Он широко улыбнулся.

— Я буду выполнять роль буфера. Не буфера старого образна, ну, вы знаете, о чем я говорю, а более современного устройства — вроде той механической конструкции в железнодорожных вагонах, которая уменьшает силу удара. Другими словами, я буду чем-то вроде личного секретаря.

Старый Фезерстоун посмотрел на него холодными близорукими глазами.

— Не ведите себя так, будто вы выпускник Оксфорда, мой мальчик, — сказал он. — Оба университета плодят дураков, но, благодаря Богу, нам удалось вывести свою собственную породу.

Маркус взглянул на Кемпиона с пониманием.

— Боюсь, что отец забыл о вашей репутации, — пробормотал он извиняющимся тоном.

Но Фезерстоун-старший не принимал в расчет никаких репутаций, чей возраст насчитывал менее пятидесяти лег.

— Я хочу предупредить вас обоих, — раздраженным тоном сказал он, — что это грязное дело. А мой опыт говорит о том, что при соприкосновении с грязью нельзя не запачкать руки. Я участвую в этом деле в «Сократес Клоуз» как сугубо официальное лицо. Бывают времена, когда самые лучшие из нас должны вести себя, как эгоисты. Маркус, вы в этой истории увязли больше остальных. Я не думаю, что вам удастся вытащить из нее Джойс, ведь так? Хотя она и не находится в прямом родстве с ними.

Глаза Маркуса гневно сверкнули, и Кемпион увидел это впервые за все время их знакомства.

— Джойс будет делать то, что сочтет нужным, а я подчинюсь ее решению, — произнес он тоном, не допускающим компромиссов.

Старик пожал плечами.

— Не бывает дураков глупее, чем молодые дураки, — заметил он, — что бы вы там не говорили.

Кемпион, который уже начал привыкать к семейным разногласиям, приготовился было к дальнейшей перепалке между отцом и сыном, но этот процесс был прерван появлением пожилого служащего, который объявил, что машина подана. После некоторой суматохи, во время которой на Фезерстоуна-старшего надели пальто, шляпу и большой шерстяной шарф, он был усажен в автомобиль. Маркус поднялся по лестнице, явно чувствуя облегчение.

— Послушайте, Кемпион, — сказал он, — не пройти ли нам в мою комнату? Там удобнее, чем здесь. Отца теперь долго не будет. Кстати, когда может появиться этот полицейский?

— Теперь уже скоро, — ответил Кемпион, переходя вслед за своим другом в другую комнату. — Ему должны были сразу же передать мою записку, и после окончания предварительного следствия он должен сюда прийти, насколько я его знаю. Он вам понравится. Это один из лучших специалистов в своей области. Я знаком с ним много лет.

— Вот мы и пришли, — произнес Маркус.

Комната, в которую они вошли, была самой маленькой из трех комнат, образующих офис фирмы «Фезерстоун & Фезерстоун». Переделанный под офисы дом в стиле короля Георга целиком принадлежал этой известной юридической фирме, и другие фирмы, размешавшиеся в нем, были тщательно подобраны в качестве подходящих соседей.

Комната была квадратной, комфортабельной, светлой и просторной. По стенам стояли книжные полки из полированного красного дерева, остальная мебель тоже была изготовлена из дерева ценных пород. Маркус уселся за свой письменный стол, а Кемпион разместился в кожаном кресле перед камином.

— Нам здесь никто не помешает, — сказал Маркус. — Важных клиентов проводят в отцовский кабинет. Он более импозантный. Примерно в половине пятого сюда зайдут Джойс и Энн. Я обещал напоить их чаем. — Он нервным жестом пригладил волосы. — Это событие все поставило с ног на голову, — сказал он. — Приходится смотреть на жизнь совсем под другим углом зрения, верно?

— Жизнь, описываемая в газетах, — заметил Кемпион, — всегда рассматривается под этим углом зрения. Дядя Вильям может считать себя в этом смысле «героем нашего времени».

— Эти гнусные писаки! — зло сказал Маркус. — Я сам всегда читаю истории об убийствах, но когда видишь в газетах имена людей, с которыми ты знаком, это совсем другое дело.

Кемпион кивнул с рассеянным видом.

— Хотелось бы знать, как получилось, что эта женщина сама себя отравила, — медленно произнес он.

Его собеседник пристально посмотрел на него.

— Вы думаете, что это было самоубийство? — спросил он. — А я думал…

Кемпион покачал головой.

— О, нет, — сказал он.